Пророк - Анатолий Юркин

— Пророк, тебя есть за что уважать. Говорят, ты сам придумываешь огненные коробки. Все знают, что Пантом украл у тебя идею ристалища. Почему ты молчишь? Всегда ли ты приходил и пытался переделать людей молча?

Лориан не находил слов для ответа.

— Берегись. Жрецы древлян узнали о том, что тебя опалила огненная искра. Многие не простили тебе смерть девушки Дволички — сестры Юнго. Сегодня им удобно делать вид, будто ничего не произошло. Завтра жрецы восстанут против ристалищ и тебя бросят в огненную печь.

Слова Чернотела обожгли Лориана сильнее раскаленного железа.

— Если меня спросят, скажу, что я пророк. Я иду в Трехморье создавать новый народ. Народу нужны обычаи и обряды. Ристалище помогает мне выковать характер общины людей, поверивших в Ондрона.

— Люди боятся кузнеца. Но кто из нас двоих наделен сверхъестественной созидательной силой? Ты создал ристалище. Не скажу, хорошо это или плохо, а могу догадаться, что ты не остановишься.

Чернотел огорчился:

— Поступай как знаешь, но я и мои братья не сможем тебя защитить от жрецов глупых древлян.

Лориан остался один в опустевшем ристалище…

В толпе людей, приходивших на новое представление, он больше не видел кузнеца Чернотела.

Они подружились при других обстоятельствах. Лориан стал чаще заходить к Чернотелу, не трогая железа и не наблюдая за кузнечным ремеслом.

Как-то Лориан предложил кузнецу пройтись на культовую площадку древлян, когда на ней никого не было. Лориан подошел к разукрашенным столбам и рассмотрел деревянных идолов, которым жрецы заставляли поклоняться древлян. Чернотел опасливо озирался: не увидел бы кто ненароком чужака во владениях жрецов.

Когда они вернулись в кузню, Лориан сел на пень и принялся пальцами растирать виски. Его душу снова охватил азарт изобретательства. Чернотел, занимаясь своими делами, изредка бросал взгляд на пророка, погруженного в раздумья. Лориан встал, взял маленький топор с узким лезвием и принялся обрабатьгеать плоский кусок дерева. Чернотел разводил огонь в печи, когда Лориан попросил у него краски и шило. К вечеру на пне около кузни лежала свежевыкрашенная клетчатая доска, а на ней стояли резные фигурки размером с человеческий ноготь.

— Что это? — спросил кузнец, приглядываясь к фигуркам, отдаленно напоминавшим лесных богов древлян.

— Не знаю, — ответил Лориан. — Но предлагаю поиграть. Это просто. У каждого игрока по двадцать три фигуры. Белые и черные комены передвигаются по пустым клеткам и съедают друг друга при встрече.

Кузнец наклонился над доской так низко, что едва не сбил фигурки подбородком, и спросил:

— А где здесь черные комены? Лориан смутился.

— Сделай сам, если сможешь. У меня рука не поднимается создать черные комены. Это цвет Китовласа.

— Ладно, — сказал Чернотел. — Подождешь пару дней?

— Куда мне спешить?

Лориан ушел, а Чернотел, провозившись два дня, поставил на доску двадцать три железные фигурки.

Лориан объяснил товарищу правила единоборства, и вскоре они увлеченно играли в деревянные и железные комены. Белые выигрывали раз за разом. Но и Чернотел быстро обучался.

Оставив доску с фигурками у нового друга, Лориан поспешил на дневное представление. Даже стоя на подмостках, пророк продолжал думать:

«Как назвать игру? Она доставляет удовольствие, отвлекает человека от плохих мыслей. С помощью деревянных и железных фигурок, изображающих лошадей, волков и маленьких человечков, взрослые и дети могут приобщаться к тайне комен. От игры в комены к умению их составить и написать. Играть можно вдвоем, а можно и в одиночестве. Если в одиночестве, то, значит, с самим собой? А не с Ондроном ли? Вот и название! Ондробука. Пусть будет ондробука. Немой диалог с великим творцом Вселенной. Игральная доска подобна мирозданию. Черные комены — демоны зла, а белые им противостоят. На черно-белой доске мироздания двадцать три черных комены и двадцать три белых. Кто победит? Черными играет Китовлас, Ондрон — белыми. На доске — комены, в жизни — люди».

Чернотелу пророк попытался объяснить:

— Моя рука выводила комены, исполняя волю Ондрона. Если люди не хотят смотреть за движением руки, рисующей комены, пусть за дело принимается мой язык и колени. Я готов в дурацком прыжке и гримасах изображать комены, если это поможет кому-либо задуматься о смысле жизни. Если люди обезумели, пророк будет шутом.

Несмотря на то что добраться до театра Лориана было нелегко, зрители потянулись к нему, оставшись равнодушными к представлениям в бывшем балагане Пантома. Многие готовы были стать актерами, но не у всех выявился талант лицедейства. Вождь доверил балаган бесталанным людям.

В одной деревне оказалось два творческих товарищества. Лориан рассмеялся, узнав о том, что даже древляне начали строительство балагана. Лориан и Пантом ходили на окраину деревни смотреть новое театральное здание. Постройка древлян была невелика и напоминала скорее хозяйственный сарай со двора предводителя оседлого племени. Вблизи театра древлян возникала первая распивочная, где зрители утоляли жажду после того, как вволю покричали на актера.

Женщины из семьи мураявра стали ткать роскошные ткани и шить костюмы для акробатов. Лориан не возражал против нововведений Пантома. Древляне, недавно вышедшие из леса, намеревались поразить первых зрителей красочностью масок и тем, что представление должно было идти при факелах.

Пророк не боялся соперничества. Мураявр способен был лишь повторять кем-то придуманное и осуществленное, древляне создали театр, побуждаемые честолюбием жрецов, а не любовью к искусству, поэтому ничего интересного у них получиться заведомо не могло. Пантом прыгал на подмостках, древляне пугали зрителей страшными масками, тогда как пророк старался убедить зрителей в достоинствах веры в Ондрона и в священной природе лорибуки.

Лориан рассчитывал показывать ежедневно по комене. Пророческий глагол, обозначающий действие, перерастал в историю определенного животного и божества. Лориан изображал животных, с которыми были связаны верования и сказания племен, встречавшихся ему в пути. Ко всему прочему он непрестанно обдумывал формы обрядов для будущей духовной общины ондроновцев. «Если я не сумею сделать лорибуку доступной людям, не будет мне прощения, — говорил он себе. — Нельзя отступать». Все три театра имели своих постоянных зрителей. Одним нравились превосходные костюмы и грубоватый юмор Пантома, другим — страшные маски и пляски древлян, а третьи, те, кто поумнее, приходили к Лориану послушать его рассказы о чудесах Ойкумены. И только театр вождя неизменно оставался пустым. Тогда вождь предложил Пантому вернуться в старый театр, и старик согласился. Пантом намерен был переманить зрителя пышностью одеяний своей труппы, и рассчитал правильно. Вскоре Лориан ощутил отток зрителей. При нем остались немногие, кто чурался кривляний Пантома и диких плясок древлян.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});