Сталь и пепел. На острие меча - Вадим Львов

— А что им остается, сэр? У них положение не намного лучше нашего. А в стратегическом плане — гораздо хуже. Мира ни с нами, ни с китайцами они пока не заключили. Любая затяжка времени означает слишком большой риск для Стрельченко.

— Осталось пригласить этого Блинова.

— С этим проблем не будет, сэр. Среди множества пороков главы Службы национальной безопасности глупость и трусость не значатся. Он примет приглашение и приедет.

Вице-президент Беннет наконец прекратил кружить по кабинету, словно муха у коровьего хвоста, и протянул Пирсу руку:

— Действуйте, Роберт, действуйте. Надеюсь, ваша миссия наконец-то увенчается успехом!

«Вот старая язва!» — разозлился Роберт, но ничем не выразил своего раздражения. Он заученно и гордо улыбался, пожимая сухую и узкую ладонь вице-президента США.

Глава 39. Германия. Окрестности Хорнбурга. 29 августа

— Это что у них, Серег? Белый флаг, что ли?

Старший наблюдательного поста сержант Лаврушин недоуменно посмотрел на своего напарника, меланхоличного ефрейтора Тюленева.

Ефрейтор присмотрелся сквозь небольшую пробоину от крупнокалиберной пули в кирпичной стене, с удовольствием сплюнул и бесшумно высморкался.

— Точно. Белой тряпкой машут.

— Точно… — передразнил подчиненного Лаврушин. — Харэ плеваться и сморкаться, достал уже… Прямо как животное, мля…

— Человек человеку — волк, — авторитетно произнес ефрейтор, демонстрируя несокрушимое спокойствие. — Все мы в некотором роде животные.

— Нет, Серега, срут там же, где спят и едят, только такие колхозные философы типа тебя или чурки…

— Ну, тебе видней, насчет чурок-то, Данила. Ты сам чурка наполовину, — так же лениво отозвался Тюлень.

Сержант вздохнул, давя в себе неимоверно сильное желание врезать ефрейтору в челюсть. Лупить собственных подчиненных в девяносто шестом отдельном разведывательном батальоне двадцатой танковой бригады было не принято. Это плохо сказывалось на дисциплине. Да и меланхоличный москвич Тюлень — не тот человек, который позволит себе в морду безнаказанно ударить. Мутный он кекс… Среди контрактников москвичей отродясь не было. Контракт — удел жителей маленьких городов и деревень. Таких, как Даниил Лаврушин, родившийся в советском еще Целинограде. А вот Тюлень… Парень грамотный, образованный, но для жителя мегаполиса слишком молчаливый и спокойный. И опасный. Москвичи и питерцы — народ, по сути, раздолбайски беззаботный, Тюлень — наоборот. Всегда собранный и настороженный.

— Слушай, Серег… Ты как в армию-то попал? Из Москвы? Ну ладно, призыв, но ты же «контрабас», как и я.

— А я, Данила, Родину люблю. Очень сильно, аж скулы сводит, — как обычно, невозмутимо ответил Тюлень — «отбрил», не изменив выражение лица. — Чего будем с белым флагом делать?

— Сейчас начальству хрюкнем, скажут, чего делать.

— Хрюкни, хрюкни… Заодно обстрел накличешь.

Тем временем белый флаг, вывешенный американцами, затрепетал от порыва ветра. В поле зрения появился приземистый пятнистый «Хаммер» с белой тряпкой на антенне. Машина проехал вдоль обрушенного артиллерийским огнем старинного здания и остановилась на перекрестке.

— Вон и «Хаммер» нарисовался. Глянь, они уже не боятся. Знают, что мы белый флаг увидели. Давай вызывай Вампира, Тюлень.

Вампир — это позывной их командира, ротного, капитана Кудряшова. «Готичный» ротный… Не хватало черной крашеной челки. С ней, наверное, смотрелся бы весьма гламурно.

Командир двадцатой танковой бригады узнал о вывешенных белых флагах даже раньше, чем их увидели наблюдатели на передовой. Американцы вышли на частоту бригады и предложили не стрелять. Мол, уже договорились с вашим начальством. Громов хмыкнул и связался с Бородулиным.

Командир корпуса, как выяснилось, тоже был слегка ошарашен американскими белыми флагами и приказал держать ухо востро.

— Москва в курсе, но призывает к повышенной бдительности. Американцы могут на прорыв пойти. Что думаешь, Громов?

— Нет, не могут, господин генерал-лейтенант… Силенок у них уже нет. Да и авиация активность резко снизила. Организованно прорваться к Рейну у них не получится.

— Уверен, Громов? Подумай хорошенько, перед тем как ответить.

— Так точно, уверен. Нет у них сил на прорыв. Разве что рассыпаться и мелкими группами уходить. Тогда — да.

— Я тебя понял, генерал-майор. Но все равно держи ухо востро и своим обормотам скажи, чтобы не спали.

Отключившись, Громов достал серебряный портсигар, подарок тестя к юбилею, и, взяв сигарету, с удовольствием затянулся.

«А вдруг действительно пойдут на прорыв? С них станется! Американцы, что бы там ни говорили, ребята резкие и борзые».

За месяц бесконечных боев в Европе американцы уверенно заняли первое место в хит-параде уважаемых врагов, вытеснив с него немцев и поляков. Германцев уважали за организованность, тактическую грамотность и добротную техническую оснащенность. Поляков — за храбрость и свойственную только славянам бесшабашность в атаках. Причем, невзирая на устаревшую технику, поляки лезли в атаку, надеясь на свой «шляхетский гонор». Американцы после первых боев заслужили первое место, являя собой причудливый гибрид поляков и германцев. В плане тактики и техники, а также их применения «джи ай» германцев превосходили. Не уступали они и полякам в дерзости и упрямстве. Только, пожалуй, старались, в отличие от поляков, бить только наверняка, опираясь на солидную материальную базу.

Громов мысленно поблагодарил Бога за то, как их гоняли на лекциях по тактике и полевых занятиях в академии, заставляя разбирать американские боевые операции и полевые уставы буквально по эпизодам. Еще он поблагодарил те умные головы в Генштабе, что впервые применили электромагнитное оружие в реальном бою и придумали тот трюк с сокрытием танковых бригад в польских лесах и заменой их на бутафорию из штрафных батальонов. Без этого, также без флота, временного перекрывшего Атлантику и сорвавшего переброску подкреплений, и мексиканских мятежников прижать американцев так быстро и качественно, как они сделали, хрен бы получилось. Кровушкой бы умылись сполна.

Глубоко затягиваясь, генерал-майор Громов подумал, во что может превратиться некогда сильная и гордая нация под потоком пропагандистского дерьма. «Вот те же немцы — в армии теперь у них служат лишь аристократы из старинных рыцарских родов и откровенные люмпены из восточных земель бывшего ГДР. Американцы, поди, радовались, когда превращали воинственных германцев в дисциплинированную потребительскую массу. Мол, прогресс и демократия, понимаешь, даже из германца может сделать нормального человека. И сделали… на свою голову. После того как мы кадровый Бундесвер на гусеницы намотали, у немцев мобилизация провалилась. Вообще. Вот и сейчас, занимая германские города, мы поражались огромному количеству здоровых мужиков, стоящих на улицах, словно суслики у норок, и смотрящих, открыв рот, на русские танковые и механизированные колонны. Если бы они все взяли в руки автоматы и РПГ, то устроили бы нам головомойку, как «чехи» в Грозном или «гитлерюгент» в сорок пятом. А здесь мы прошли пол-Германии, как нож сквозь масло. Остатки Бундесвера совместно с американцами еще дергались, но потом немцы решили больше в «войнушку» не играть, подняли лапки. И заодно открыли нам фронт. Не иначе в благодарность за привнесенную извне американцами «толерантность» и «гуманизм».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});