Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи

Ирена плакала, прижимая руку к сердцу.

— Святая Мадонна, я думала, что она умрет у меня на руках! — бормотала она. — Простите меня, мадемуазель! Я так кричала! Наверно, я вас разбудила.

— Нет, я не спала. Вы правильно сделали, что позвали меня. И без колебаний зовите снова, если заподозрите неладное. Я обязательно приду.

В маленьком доме на улице Мобек воцарилась тишина. Анжелина вернулась к себе в комнату. Луиджи ушел. Анжелина села на край кровати, дотронулась рукой до красного стеганого одеяла и стала вспоминать, как они, прижавшись друг к другу, слились воедино, словно их тела притягивала неведомая сила. «Моя любовь, с тобой все становится прекрасным и простым. Ты такой нежный, предупредительный, на редкость любезный! Ты излечил все мои раны».

Анжелина легла и задула свечу. Ее мысли потекли в ином направлении, теперь она думала о Робере и Ирене, этих простых людях. Да, у них не было денег, но они были невероятно щедрые, чистые, как бриллиант, способные безмерно любить свою не совсем нормальную дочку. Анжелина сравнила их с супругами Лезаж и в темноте брезгливо поморщилась. Эти двое купались в золоте в стенах роскошного мануария, где все было нарочито выставлено напоказ, но были лишены самого главного, на взгляд молодой женщины, — сострадания и снисхождения к обездоленным.

«Как я могла любить Гильема? Как я могла мечтать выйти за него замуж? — думала Анжелина. — Если бы это произошло, стала бы я жестокой, озлобленной, презирающей всех? Не думаю. В любом случае, все уладилось. После стольких лет страданий я познала удивительную сладость счастья».

Она заснула одетой, с распущенными волосами и с блаженной улыбкой на губах.

А в кухне Розетта никак не могла уснуть. Сидя в кровати, она пыталась читать при свете керосиновой лампы. Она с трудом разбирала текст и долго преодолевала страницу за страницей. Некоторые слова были ей незнакомы. Но сегодня вечером она упрямо читала, чтобы прогнать беспокойные мысли.

Она слышала, как плакала новорожденная. Когда воцарилась тишина, Розетта нашла строчку, от которой ее оторвал неожиданный плач. Однако вскоре взгляд девушки стал мечтательно блуждать по комнате. В кухне все было убрано, и на нее действовала успокаивающе привычная обстановка: последние языки пламени в очаге, букет роз на буфете, белая овчарка, лежавшая на пороге, как верный страж…

«Можно подумать, что ничего не произошло! Как странно!» — подумала Розетта.

А ведь вторая половина дня выдалась хлопотной! Розетта, сидевшая в кресле, познакомилась с Робером и его сыном Пьеро. Она взяла на себя труд подсказывать Луиджи, что надо сделать по хозяйству, раздосадованная своей неподвижностью и невозможностью быть полезной. К счастью, со своего места она могла видеть двор и наблюдать за поведением всех и каждого. Вид повозки, груженной убогим скарбом бедной семьи, взволновал ее до глубины души, а вот осел, искавший травинки между плитами, позабавил.

«Но я же помогала на кухне! — вспомнила Розетта. — Ведь это я почистила картошку и нарезала лук».

Она закрыла книгу. Как и на Анжелину и Луиджи, на нее тоже произвела сильное впечатление человечность Робера, ставшего отцом ребенка, который родился с серьезным пороком, но о котором он отзывался с удивительной нежностью. Пьеро от себя добавил, морща свой вздернутый нос:

— Никто не будет смеяться над моей сестрой. Я сумею ее защитить. Первому, кто обидит ее, я набью морду!

Этот коренастый и очень смышленый для своих восьми лет мальчуган проявлял неподдельный интерес к Розетте. Он постоянно спрашивал, не нужно ли ей что-нибудь, не доставляет ли ей страданий сломанная нога. В нем Розетта словно обрела своего брата Реми, которому было столько же лет в тот последний раз, когда она видела его. Реми унес вихрь нищеты. Розетта часто представляла, как Реми бродит по высокогорным пастбищам, без теплого пальто, даже без сабо.

«Я должна быть мужественной! — сказала себе Розетта, гася лампу. — Вчера я чувствовала себя несчастной из-за Виктора Пикемаля и всего того, что случилось со мной. Но будет лучше, если я стану смотреть в будущее, всегда вперед, а не назад. Я буду учиться, много учиться. Возможно, когда-нибудь я стану учительницей. Я буду учить детей прекрасному, я буду читать им стихи Виктора Гюго. Надо же, а я ведь не обратила внимания на то, что Пикемаль носит имя великого писателя, как утверждает Анжелина. Ну, если он вернется, этот юноша, мне будет о чем с ним поговорить. Я больше не буду сгорать со стыда, нет, не буду. Ведь Робер не стыдится своей несчастной малышки с раскосыми глазами».

Приняв это решение, Розетта вздохнула и стала молиться. Теперь она изливала свою душу Пресвятой Деве Марии, а также Иисусу, который умеет прощать и любить. Отец Ансельм говорил с ней о Христе, о его великом милосердии и подарил ей Новый Завет.

— Поскольку ты учишься читать, мое дорогое дитя, эта книга вернет твоей душе спокойствие, — сказал он, улыбаясь. — Это история жизни Христа.

Розетта лишь два раза открывала книгу, но очень берегла ее, прятала на ночь под подушку. Благодаря святой книге ей больше не снились кошмарные сны. Во всяком случае, она так думала.

В ущельях Пейремаля, среда, 5 октября 1881 года

Коляска добралась до Керсабанака — реки, образуемой слиянием Арака и Сала. Прозрачные воды текли по руслу, устланному коричневым галечником и усеянному скалистыми глыбами, вокруг которых пенились волны. Именно здесь проходил железнодорожный путь, связывавший Сен-Жирон с бальнеологической станцией Олю.

— Мы могли бы приехать сюда на поезде, — заметил Луиджи.

— А потом? Нам пришлось бы идти пешком километров десять, да еще и с вещами. Но мне хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь пригласил меня в Олю. Он славится превосходными ресторанами, которые часто посещают курортники.

Анжелина радостно рассмеялась, такая красивая в соломенной шляпке, украшенной фиолетовой лентой. Этим утром она была счастлива и шутила, возбужденная, словно ребенок, отправляющийся на каникулы.

— Смейся, моя любимая! Ты еще прекраснее, когда радуешься! — нежно откликнулся Луиджи. — Мы поедем туда, куда ты пожелаешь. Я не утратил вкуса к путешествиям.

Луиджи остановил Бланку, поскольку навстречу им ехал дилижанс, который тянули четыре вороные лошади. Это был один из тяжелых экипажей, курсировавших два раза в день между Масса и Сен-Жироном. Анжелина часто ездила на дилижансе, чтобы навестить сына, жившего у кормилицы в Бьере.

— Надеюсь, наши подарки понравятся тетушке и дядюшке, — сказала она, кладя руку на бедро Луиджи.