Пляска в степи - Виктория Богачева

Княжий отрок VIII

Довольно скоро Горазд уразумел, что не напрасно старики ворчали, обсуждая замысел князя отправить в поход, не дожидаясь весны. Да и не токмо старики. Воевода Крут хмурился и кряхтел, пока обходил повозки с запасами, которые предстояло тянуть на себе низким, крепким лошадям. Сотник Стемид ему вторил: ударял носком кожаного сапога по высоким колесам, пробовал на крепость деревянные оглобли.

Не зря по зиме не ходили в походы.

Но светлые Боги были все же к ним добры, потому что уберегли от дорожной распутицы и лютых морозов. Стало быть, услышали княжью просьбу, уважили. Не напрасно князь и свою кровь на жертвенный алтарь пролил, а ведь редко такое случалось: нынче вот и по осени еще, когда дружина вернулась на Ладогу из далекого южного терема Некраса Володимировича.

Но даже хоть и благоволила им погода, и не было лютого ненастья, все одно, лошади, повозки и люди разбили скованную морозцем дорогу до вязкой, липкой грязи, что тяжелой кучей оседала на сапогах да деревянных колесах.

Смирные лошадки упрямились, увязали копытами в мокрой земле, и приходилось их подгонять. Кое-где под слоем снега скрывались тяжеленные камни, и коли наезжала на них повозка, то на день пути отставала она от всего отряда, пока рукастые молодцы чинили треснувшие перекладины.

Разлетавшаяся из-под сапог грязь оседала на плащах да портках, и порой пачкала щеки да волосы, коли проносился мимо кто конный. Чаще всего дружина шла молча, хотя Горазд привык, что кмети переговаривались али пели песни иной раз. Нынче им всем было не до веселья: одолеть бы дневной переход, да добро. Шутили да смеялись в основном поутру, когда токмо выдвигались в путь, отдохнув накануне.

Верно, единственным, кто и тени недовольства не выразил, был князь. Ему и не должно. Верхом на Вьюге он скакал то впереди, то позади войска, отправлял во все стороны дозорных, а на вечерних привалах дольше всех задерживался у костра или широким кругом обходил разбитый на ночь лагерь.

Горазд токмо вздыхал, поглядывая на пустое место подле себя. Когда делался князь так задумчив, никто не смел тревожить.

Короток зимний день. Хоть и просыпался лагерь задолго до восхода солнца, и кмети наскоро перекусывали, почитай, еще в предрассветных сумерках, а все же маловато светового дня оставалось войску для дневного перехода. Зимой против лета они вдвое медленнее шли.

Коли кто и роптал, то больше про себя, тихим шепотом, чтоб услыхать никто не мог. Ставший во главе войска заместо дядьки Крута сотник Стемид порешил, что еще пуще воеводы спуску никому давать не станет. Потому и разговоры все досужие быстро им пресекались да болтливые рты разом затыкались. Горазд так мыслил, что строгого воеводу сотник не посрамил.

Люди, прознавшие о войске, выходили их встречать к дороге. Князь воспретил останавливаться в поселениях да крохотных городищах: мол, не летом идем, нечего добрых людей объедать, и потому кметям все норовили прямо в руки всучить впопыхах свернутые ручники. Заворачивали в них хлеб али караваи. А кто поудачливее из дружины был, тот и нарядную ленту с девичьей косы получал. Оберег на счастье да удачу.

Горазд, ехавший подле князя, уже с дюжину таких собрал. Верно, девки мыслили, что высоко он сидит на Ладоге, коли его конь бок о бок с княжьим идет. Горластые дружинники знай себе посмеивались.

— Не вернем обратно Горазда к матери на Ладогу, у него тут пол княжества невест, в каждой деревеньке любушка дожидается. Умыкнут кметя!

Горазд слушал их и краснел, и все косился на невозмутимую Чеславу. Как бы ни помыслила про него дурного! Никакой он не курощуп, но как тут девке откажешь хлеб взять да ленту?.. Как прознал он, что князь воительницу с собой берет, а не оставляет подле водимой в тереме, так воспрял духом княжий кметь Горазд. Тревожился он шибко, что разлучиться им придется, коли уедет он, а Чеслава станет в тереме их возвращения ждать.

Правда, о мыслях своих дурных никому он не рассказывал, даже матушке — срам-то какой. Кметю положено о князе да дружине радеть, приказы исполнять да со всем ног бежать, коли позовут, а не о девках думы думать. Но коли б все так легко было… Как совладать с тем, что на сердце лежало? Тут уж никакие увещевания помочь не могли. Не шла воительница никак из мыслей у Горазда, хоть что делай. Он уже и по утрам в речку нырял — сам так порешил — чтобы голову дурную охладить. И в дозоре стоять вызывался втрое больше прежнего. И сумки переметные дюжину раз укладывал. Уложит — разберет, уложит — разберет. Лишь бы токмо руки занять.

И никак, ну, никак горячее сердце унять не мог. Все мыслил, что нынче не токмо матери да сестренкам надобно из похода привезти что-то. И Чеславе. И всю голову сломал, пока размышлял, чтобы ей по сердцу пришлось. Уж всяко не ленты в косы да не гребни для толстых кос. Может, кинжал добротный с рукоятью из белой кости? Али новенькие ножны из тонко выделанной кожи?

Пойму, как увижу — так порешил Горазд и встряхнулся, велев себе князю в спину глядеть да ни о чем не думать окромя похода. Всякий стыд он растерял с этой воительницей…

А она-то и не ведала ни о чем, поди. Медленно трусила верхом в сторонке. Изредка князь ее к себе подзывал, переговаривались они о чем-то, и Чеслава с каждым таким разговором все больше мрачнела. Раньше бы Горазд князя приревновал, что, мол, с другим Ярослав Мстиславич тайные беседы ведет. Нынче же он коршуном следил за Чеславой. Как та поправляла повязку на единственном глазе, как перебрасывала с плеча на плечо тоненькую косицу.

И ничуть она не дурна, размышлял Горазд. Злые языки болтают, что первое на ум придет, а толком не разумеют ничего. Велика ли печаль, что одноглаза, когда с луком да копьем похлеще многих из дружины управляется, и повязка ей в том не помеха? Не всякий кметь так топором машет, как Чеслава. И княгиней, поди, всячески обласкана. Как-то на вечерней привале Горазд приметил у воительницы новенькую рубаху на подобии тех, что князь носил, токмо узором чуть попроще. Знамо дело, Звенислава Вышатовна справила. Ее рука легко угадывалась.

Еще про Чеславу говорили, что шрам губы пополам некрасиво разделил. Так Горазд того и шрама и не замечал почти! Да и не шибко-то он на ее губы глядел. Недолго и схлопотать за