Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

радостью Пташка уже прожужжал уши и Сергею Тимофеевичу, хотя у того сложилось с сыном совершенно иначе: Олег возвратился из Москвы не солоно хлебавши и, естественно, душевное состояние старого Пыжова не очень располагало разделять Пташкину радость. Конечно, Сергей Тимофеевич не делал трагедии из того, что Олег провалился, но было чертовски неприятно, как-то неудобно перед людьми. А Пантелей, глухой в своей радости ко всему остальному и одновременно покровительственно-великодушный, говорил ему:

— Не тужи, Тимофеевич. С этими балбесами проще. Не поступит — работать пойдет. Надо же кому-то и работать. Выйдем на пенсию — кому передадим свое дело?

Да, все это верно. Особенно когда не касается собственного дитя. Тот же Пантелей счастлив до неприличия тем, что Светка — студентка. Хвастался, мол, и Колька взялся за ум — готовится после армии поступать на льготных условиях. А на днях письмо пришло от командования: благодарят Пантелея Харитоновича за то, что хорошего воина вырастил. С этим письмом Пташка по всему заводу носился.

Сам Сергей Тимофеевич воспринял неудачу сына более или менее спокойно. Он тоже так рассудил: не смог стать студентом — иди работать. Для Настеньки же случившееся — тяжкий удар. Так же переживала и его мама, когда он, Сергей, вместо Днепропетровской железнодорожной профтехшколы пошел в ФЗУ. А отец тогда сказал: «Пусть идет — свой кусок хлеба будет иметь». И добавил, что, мол, учиться никогда не поздно. В то время дорога в жизнь через институт со школьной скамьи только-только открывалась. Тогда шли к высшему образованию через фабрично-заводские училища, техникумы, рабфаки. И если останавливались где-то на полпути — тоже не было большой бедой. Он, Сергей Пыжов, к многие его сверстники не стали от этого хуже. Им выпало большое счастье участвовать в великих свершениях, работая, они прокормили себя и свои семьи, вырастили детей... Ныне те, кто не попал в институт сразу после школы, считают себя неудачниками. Вот и Олег... Что он, Сергей Тимофеевич, разве не видит его состояния? Страдающее самолюбие, озлобленность... Уже в который раз Сергей Тимофеевич спотыкается на мысли о том, что в характере младшего сына есть что-то от Гришки Пыжова — своего дядьки-погодка. Со страхом думал, неужели возможно такое! И сознавал: все может быть, потому что есть она, необъяснимая и таинственная сила рода, по-своему созидающая последующие поколения. Об этом он думал и тогда, при разговоре с Пташкой, высказывая недовольство младшим сыном. И теперь вот снова...

На домашнем совете, состоявшемся после возвращения Олега из Москвы, Аленка безжалостно сказала:

— В общем, случилось так, как говорила я. И виноват не Олег, а вы, дорогие родители.

— Алена! — упрекнула ее Анастасия Харлампиевна.

— В самом деле, мама, — не уступала Аленка. — Папе не надо было слушать тебя, а настоять на своем.

— «Надо было», «не надо было»... — вмешался заглянувший к родителям и попавший на этот разговор Ростислав. — Ни к чему это теперь.

— Я, Рост, анализирую.

— В пустой след кулаками машешь, — отозвался Ростислав,

Олег мрачно молчал.

— Ну, а ты-то, — обратился к нему Сергей Тимофеевич, — как думаешь устраиваться?

— А что?.. В армию пойду.

— Покуда в армию призовут, чем жить будешь? На какие шиши?!

Анастасия Харлампиевна умоляюще взглянула на мужа. И Сергей Тимофеевич взорвался:

— Что смотришь? Обидел мальчика?! А он как рассчитывает?! Сама вечная труженица, я с четырнадцати лет на жизнь зарабатываю... Вон какой вымахал, а норовит и дальше на родительской шее...

— Отработаю, — огрызнулся Олег. — Рассчитаюсь до копеечки за ваш хлеб-соль.

— Ду-у-рак, — с досадой сказал Ростислав.

— Рост, он просто не подумал, — вступилась за Олега Аленка. — Сгоряча...

— В экспедицию уеду, — глухо заговорил Олег. — В тайгу с геологами. Надо было и домой не заезжать.

Анастасия Харлампиевна всплеснула руками;

— Чем же мы тебя так обидели, сынок?

— Ну ладно, мать, что поделаешь. Уж очень мы с ним носились. Благодарные дети на такое отношение отвечают любовью, лаской. Неблагодарные — неблагодарностью. — Сергей Тимофеевич подошел к Олегу, взлохматил его модную прическу: — Расплачиваться с нами не надо. Нас с матерью государство отблагодарит за наш труд. Да так, что и внукам на гостинцы хватит. Понял, сын?

— Так, Олежка, так — поддакнула Анастасия Харлампиевна. — И сейчас содержать тебя, Аленку нам вовсе не в тягость. Вот и Ростик до свадьбы жил с нами, не давая ни копейки — всю зарплату разрешили ему оставлять. И мы, видишь, не пропали, и ему на те деньги свадьбу справили, квартиру обставили. Так что не в деньгах дело — мог бы и ждать призыва, не работая. Только папа верно говорит: для тебя это нужно.

Разговор вошел в спокойное русло. И как-то светлей стало в квартире Пыжовых, и Олег вроде оттаял:

— Вот и порешили, — как бы подвел итог Сергей Тимофеевич. — Завтра же пойдешь в отдел кадров. Правда, приобретение для завода не ахти какое, — улыбнулся он, — но во всяком случае — молодые, свежие силы...

Потом, выйдя на балкон выкурить папиросу, думал об этих ребятах — подавленных неудачей, растерянных, откровенно недовольных своей судьбой, которых каждый год после вступительных экзаменов вбирают в себя рабочие коллективы. Невелика радость возиться с такими недорослями, как Олег. Хлопотно и накладно во время производственного процесса прививать любовь к труду, на рабочем месте учить специальности, воспитывать... И все же рабочий класс переплавляет их в своей среде, провожает в солдаты и затем снова встречает. Многие из них впоследствии находят здесь свое призвание, главную линию жизни — среднее образование помогает им быстрее постичь премудрость ремесла, становиться квалифицированными, высокооплачиваемыми кадровыми рабочими. Таких уже ничем не заманить в институтские аудитории — они и без этого получают за свой труд больше иного инженера. А тех, кто сохранил школьную мечту об институте и заслужил доверие коллектива, производство посылает учиться за свой счет, как стипендиатов предприятия, с тем чтобы, защитив диплом, возвратились к ним.

Нет, Сергей Тимофеевич особо не тешил себя иллюзиями в отношении Олега, хотя и ему хочется верить: станет парень на ноги.

Да, нелегка родительская ноша. Уже и ночь на дворе, дети давно заснули, а к старым Пыжовым сон не шел — думали, вздыхали, перешептывались:

— Ты, Сереженька, полегче ему работу подбери...

— Я не отдел кадров.

— Ну что ты говоришь! Будто не можешь попросить. Небось, тебе не откажут,

— Пусть, как все.

Анастасия Харлампиевна умолкла, отодвинулась от мужа. Они все еще спят по старинке — на одной кровати. Одно дело — тесновато у них, чтобы обзаводиться современным спальным гарнитуром. Ну, а главное: и днем на работе порознь, да еще