Слово о полку Игореве - Александр Зимин

Так, для издания в 1792 г. Книги Большому Чертежу А. И. Мусин-Пушкин использовал, очевидно, список, хранившийся в Воскресенском монастыре и присланный 7 октября 1791 г. в Синод.[Поленов Д. О летописях, изданных от св. Синода. С. 29; «Книга Большому Чертежу» / Под-гот. к печати К. Н. Сербина. М.; Л., 1950. С. 38.] В настоящее время местонахождение этой рукописи неизвестно. Возможно, и она попала в собрание графа.

Итак, все вышеизложенное приводит к мысли, что именно приписка к псковскому Апостолу 1307 г. дала А. И. Мусину-Пушкину материал для вставки в Слово о полку Игореве.[К тому же в прошении 1797 г. графа А. И. Мусина-Пушкина встречается слово «крамола»: «…воины, крамолы изгладили большую часть памятников» (Мусин-Пушкин А. О летописях и хронологии Российской. С. 30). А именно оно заменило (причем, по мнению Л. П. Якубинского, неудачно) в Слове термин «которы», встречающийся в приписке к псковскому Апостолу.] В. П. Адрианова-Перетц считает, что «никаких следов вставки не обнаруживается», ибо отрывок о сеянии «усобиц» при Олеге органически входит в ряд «земледельческих» метафор в Слове.[Адрианова-Перетц В. // Было ли известно… С. 152.] Но подобные метафоры широко известны как в древнерусской литературе (Задонщина), так и в фольклоре,[Примеры см.: Перетц. Слово. С. 213–214.] и не составляли специфики Слова о полку Игореве. Поэтому появление отрывка о сеянии усобиц в псковском Апостоле легко объясняется устойчивой традицией, а необязательно влиянием Слова о полку Игореве. В свою очередь в Слове о полку Игореве есть текст о том, что «Олегъ мечемъ крамолу коваше и стрѣлы по земли сѣяше». Этот текст, отдаленно перекликавшийся с припиской («крамолу… сѣяше»), и мог дать основание Мусину-Пушкину как для переработки приписки к Апостолу (отсюда заимствованы были Олег и «крамола», заменившая «котору»), так и для места вставки в Слово.

Теперь переходим ко второй части предполагаемой вставки в Слове о полку Игореве. Она содержит сведение о похоронах Изяслава в Софийском соборе, встречающееся в Софийской 1 и Новгородской 4 летописях. Это сведение также ведет нас к рукописям синодального обер-прокурора. Ведь H. М. Карамзин пользовался Софийской 1 летописью именно из собрания А. И. Мусина-Пушкина (ГПБ, O.IV, № 298).[Карамзин. История государства Российского. Т. 2, примеч. № 79.]

Этот фрагмент переведен был А. И. Мусиным-Пушкиным так: «С той же Каялы вел Святополк войски отца своего между Угорскою конницею ко святой Софии к Киеву».[Дмитриев. История первого издания. С. 319, 331.] Перевод, несомненно, противоречит тексту вставки в Слово о полку Игореве. Отличия у него следующие: во-первых, в нем нет сведения о похоронах Изяслава в Софии, во-вторых, сообщение о том, что Святополк хоронил Изяслава, заменено тем, что Святополк вел его войска. Мог ли это сделать переводчик «по неопытности»? Конечно, нет. Как можно перевести текст «повелѣя отца своего» словами «вел… войски отца своего»? Перед нами сознательная ретушировка текста. Она сделана, чтобы скрыть дефекты вставки, обнаруженные А. И. Мусиным-Пушкиным при сверке ее с летописями (ср. его замечание «по летописям не видно»). Но привести в полное соответствие с летописными данными фрагмент не удалось (Святополк — увы — все же ведет полки с «тоя же Каялы»), и синодальный обер-прокурор решил предложить читателю перечень по Родословнику пяти Святополков, снабдив его репликой: «который из них вел войска отца своего к Киеву, сего по летописям не видно».[Дмитриев. История первого издания. С. 331. По тем же причинам, очевидно, А. И. Мусин-Пушкин не дал комментария к «Олегу Гориславичу», хотя правильно в тексте связал его с событиями 1078 г.] Но по этому памятнику совершенно ясно, о каком Святополке идет речь: перед рассматриваемым фрагментом говорится о гибели князя Бориса «за обиду Олгову» в 1078 г.[Князь Борис Вячеславич упоминается в основном тексте Слова и Ипатьевской летописи. У Татищева он ошибочно назван «Святославичем» (Татищев. История Российская. Т. 2. С. 93). Эта описка перекочевала в комментарии А. И. Мусина-Пушкина, который сообщил, что Борис Вячеславич в Родословнике не упоминается, указав на Бориса Всеславича Полоцкого и Бориса «Святославича» {Дмитриев. История первого издания. С. 330–331). Эта ошибка исправлена в печатном издании, но с добавлением, «почему он призван был на суд великого князя, летописи о сем умолчали».] А именно во время этой битвы убит Изяслав, отец Святополка. Допустим, что исправления в переводе сделаны сознательно исследователем-издателем, знавшим несоответствие текста Слова о полку Игореве событиям 1078 г. Но это допустить невозможно. В комментариях переводчик старается представить дело так, что он не знает, о каких князьях Борисе и Святополке идет речь. Тогда остается только одна возможность: своим переводом и комментариями к фрагменту о Святополке А. И. Мусин-Пушкин стремился, подправив ошибки, допущенные им при составлении вставки, ввести в заблуждение читателя, помешать ему понять дефекты данного фрагмента Слова.

Третий компонент предполагаемой вставки — (Олег) «Гориславич», как уже говорилось, находит параллель в Новгородской 1 летописи. А. А. Шахматов, а позднее Д. С. Лихачев установили, что заглавие летописи, содержавшейся в сборнике, в котором находилось Слово о полку Игореве, близко к какому-то списку Новгородской 1 летописи.[А. А. Шахматов писал, что «Новгор. лет. мл. извода входила в состав Мусин-Пушкинской рукописи, где находилось Слово о полку Игореве» (Шахматов А. А. Киевский Начальный свод 1095 года//А. А. Шахматов: Сб. статей и материалов. М.; Л., 1947. С. 123). Д. С. Лихачев не обратил внимания на это наблюдение А. А. Шахматова (Лихачев Д. С. О русской летописи… С. 139–140).] Мы можем сказать определеннее: оно соответствует только одному дошедшему до нас летописному памятнику — Академическому списку Новгородской 1 летописи.[Сохранился еще один список Новгородской 1 летописи — Троицкий. Он по своему объему невелик (он доводит изложение до 1015 г.). Однако его заголовок дальше от «Временника» в сборнике со Словом, чем заглавие Академического списка. Так, в Троицком списке читаем «летописец», а не «летописание», «землям руским», а не «земля рускыя». К тому же его первое заглавие («Летописец Рускиа земля») вовсе не находит соответствия в сборнике со Словом (ср.: НПЛ. С. 511).] В самом деле:

Летописец в сборнике со Словом: Временникъ, еже нарицается летописание русских князей и земля Рускыя.

Академический список Новгородской 1 летописи[Татищев. История Российская. М., 1798. Кн. 1, ч. 1. С. 62; М., 1962. Т. 1. С. 124.]: Временникъ, еже[Так в Толстовском (НПЛ. С. 103) и Воронцовском списках (БАН, 31.7.31; сделан в 20-х гг. XIX в. с сокращенной переработки Академического списка). У Татищева: «Времянникъ, иже».] нарицается[Так в Толстовском списке. У Татищева «наречется», в Воронцовском «нарьчается».] летописание русских ь князей и земля Руския.[Так в Толстовском списке. У Татищева и в Воронцовском списке «Руская».]

Столь полное тождество заголовков почти исключает то, чтобы в сборнике со Словом был какой-нибудь другой текст, кроме Академического списка Новгородской 1 летописи. Этот список поступил от В. Н. Татищева в Академическую библиотеку в 1737 г. Когда около 1754 г. с него списывалась Толстовская копия (ГПБ, F б. о. IV, № 223), в нем не хватало уже 5 листов. К 1783 г. из тех же мест, откуда пропали первые 5 листов, и из некоторых других исчезло еще 50 листов, включая заглавный.[НПЛ. С. 10. Сохранился еще Уваровский список с Академического, сделан был после 1737 г. (ГИМ, собр. Уварова, № 34/1402). К сожалению, время составления списка уточнить не удается. А. Н. Насонов определяет его 50—70-ми гг. XVIII в. Во всяком случае, он составлен позже Толстовского (около 1755 г.), но в нем уже не хватает не 5 листов (как в том), а всех тех, которых нет в настоящее время в Академическом списке.]

Это была не случайная утрата обветшавшей части рукописи, а преднамеренное хищение. Выкрадены были тексты из разных частей летописи, причем в большинстве случаев имеющие особенно значительный интерес. Так, отсутствует все начало летописного рассказа (до смерти Игоря) и конец (с 1441 г.). Это придавало изъятой части летописи известную целостность. Нет теперь в Академическом списке основной части рассказа о крещении Руси, половины повести о взятии Царьграда крестоносцами 1204 г. (хищение этих листов ввиду сравнительно большого объема летописных статей 988–989 гг. и 1204 г. обнаружить было трудно). Но самое интересное — это то, что из списка изъяты почти все тексты о княжении Александра Невского, в том числе рассказы о Невской битве 1240 г., Ледовом побоище, о событиях 1246–1251 гг. (среди них о поездках Александра в Орду), о преставлении Александра в 1263 г. Наконец, нет теперь в Академическом списке и летописных статей 1318–1327 гг. (о московско-тверских — новгородских отношениях).

Так вот на одном из похищенных листов и находится одно из тех упоминаний Гориславича (под 1240 г.). Хищение отдельных листов ценных рукописей во второй половине XVIII в. было делом не редким. Известно, например, что этим занимался в Москве проф. Маттеи (в 1772–1784 гг.).[Белокуров С. О библиотеке московских государей в XVI столетии. М., 1898. С. 145.] Поэтому и граф мог приобрести «незаконным путем» листы Академического списка. Сохранилось прямое доказательство, что и сам А. И. Мусин-Пушкин «выдирал» листы из нужных ему рукописей. Так, книгопродавец В. С. Сопиков, получив обратно от А. И. Мусина-Пушкина черновой журнал о делах Петра Великого, увидел, что «нужные и важные заметки, в нем бывшие, графом П(ушкиным) все были уже вырваны, чего, однако же, ему при возвращении объявить мне было не угодно».[Дмитриев. История открытия рукописи. С. 416.]