Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

Разворачивается. Ворчит себе под нос, возится с замком, который я закрыла.

Андрей… Бен. Когда, в какой момент я начала воспринимать его, как должное? Как что-то, что всегда мелькает где-то рядом и иногда даже притирается взгляду?

— Да прекрати ты шуршать там как мышь, — говорю я на очередные попытки Бена вскрыть замок. — Раздевайся, чай пить будем.

— Ещё чего, — бурчит Бен в ответ. — Мне тут не рады…

— Бен, — со вздохом протягиваю я. Ставлю сапоги на место, подхожу к этому упёртому барану и обнимаю его со спины. Холодный, чёрт. Если завтра ещё и заболеет, потом вообще объявит меня врагом народа, наверное. — Ну прости, ладно? Ты хороший друг, а я — не очень. Буду исправляться.

— Я не просто хороший друг, я лучший из лучших, — поправляет Бен уже не так ворчливо. — Сокровище среди мусора.

— Конечно!

— Жемчужина со дна морского, если ты понимаешь, о чём я.

— Ага.

— Чемпион мира по дружбе. Золотой призёр всех Олимпиад.

— Так, всё, — я хлопаю Бена по груди и отстраняюсь. — Палку-то не перегибай.

— Ты первая начала, — заявляет он, поворачиваясь ко мне лицом.

Уже с улыбкой. Ну и славно.

Пока греется чайник, а Бен моет руки в ванной, я ставлю на стол вазочку с печеньем и конфетами. Чайник успевает вскипеть, я успеваю разлить кипяток, заварить чайные пакетики… а Бена всё нет.

— Ты там утопиться не вздумал, я надеюсь? — кричу ему из кухни.

Сразу же раздаётся щелчок открывающейся щеколды. Заходит в кухню Бен с мокрым воротником на рубашке «поло». Я думаю, ладно, наверное, лицо умывал, но чего так долго?

— Такая ты смешная, не могу, — Бен цокает языком. Усаживается за стол, двумя руками берётся за горячую кружку. — Кайф!

— Конечно, после полутора часов на морозе, — я сажусь напротив, на стул. — Ты, если честно, меня своими словами этими у двери удивил… Иногда я забываю, что ты на самом деле такой ранимый.

Бен молчит. Отпивает чай, берёт конфету. Вертит её в пальцах, читая название.

— «Коровка», — ухмыляется. — Вот я когда толстым был, их просто обожал, — кривит губы. — Наверное, в этом и дело… Полагаю, название конфет — это предупреждение.

Шутит. Игнорирует мои слова. Видать, именно та тема, которую Бену совсем поднимать не хочется. Ещё бы: вспылил, ляпнул, что думает, но чего говорить не стоит, если не хочешь показаться размазнёй — так, наверное, он думает.

Вечно играет, играет, играет… Больше всех нас, больше меня и Нины. Никогда не знаешь, когда его настроение снова скаканёт, поэтому такие моменты открытия, как тот, у порога, приходится подолгу ждать, а потом столько же думать, как реагировать на них, чтобы он не закрылся ещё сильнее.

Но при всём этом, Бен хороший. Называть его своим другом мне в удовольствие. Всё портит лишь то, что я помню о том нашем случайном поцелуе. Стараюсь не вспоминать, но никогда не забываю. Даже когда начала чувствовать что-то к Власу, внутренний голос где-то на сознания шептал чужое имя, а редкие ночи без кошмаров подкидывали в сны чужое лицо и чужой поцелуй — ведь мы были в телах своих предков…. но оставались собой, я полагаю. И именно поэтому это всё усложняет.

Однако никакой драмы, и это я знаю точно.

Я одинаково недостойна их обоих — разговор окончен.

— Я не ранимый, кстати, — наконец говорит Бен, чем вытаскивает меня обратно в реальность. — Если ты только не имеешь в виду то, что я профессионально владею оружием, и ранимый — в смысле смертельно опасный.

— Ага, именно это я и имею, — подтверждаю с серьёзным лицом. А сама головой качаю. Как ребёнок! — Ты вообще как? Как дедушка, мама?

— Всё нормально, — протягивает Бен. Смотрит на меня, слегка прищурившись. Он будто удивлён. Или… Боже, он, что, правда не ожидал, что я поинтересуюсь? Его действительно все убирают на второй план? — Дедушка окончательно поправил здоровье и даже нашёл себе подработку — сидит на складе стройматериалов по ночам, охраняет. Сутки через двое. Платят, конечно, копейки, но он не ради денег, а чтобы хоть чем-то заниматься. Матушка в порядке. Хахаля себе какого-то нашла, правда, не нравится он мне. Чувствует сынишкино сердечко, что ему нужно наше бабло, которого нет. Так что если я пойму, что он подонок, убью его, наверное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Как справишься — звякни, — говорю я. — Помогу избавиться от улик и трупа.

— Вау! Это был был бы лучший мне от тебя подарок!

— Ну мы же друзья, — напоминаю я.

Бен вроде и собирался открыть наконец конфету, но вдруг заворачивает её обратно и кидает в вазочку. Со вздохом откидывается на спинку кухонного дивана. Некоторое время сверлит кружку взглядом, затем поднимает его на меня и улыбается. Мягко, одними губами.

— Это точно, — подтверждает Бен. Берёт кружку за ручку, поднимает в воздух и чуть уводит вперёд. — За дружбу.

Я легко стукаю своей кружкой по его и повторяю импровизированный тост:

— За дружбу.

Затем бы оба пьём. И мой чай, который я предварительно подсластила, внезапно кажется мне голой кислятиной.

В коридоре звенит оставленный в куртке мобильный телефон. Я подрываюсь, едва не разливая остатки чая, но как только делаю первый шаг, боль в ноге приказывает мне чуть успокоить пыл и идти медленнее.

Проходит полприпева, когда я наконец отвечаю на звонок:

— Привет, Вань.

— Слав, тут, короче, есть дело, — сообщает Ваня. — Дмитрий разрешил нам пойти. Говорил, оперативники сейчас нужны для более важных заданий, мол, вдруг что. А мы уже команда слаженная. Втроём пойдём: ты, я и Даня.

— Что за дело-то?

— Нужно новобранца в штаб доставить. В писании Авеля наконец появилось новое имя. Пойдём?

Я оборачиваюсь на сидящего в кухне Бена, которого мне, в случае согласия, придётся выставить за дверь и как все убрать его на задний план своей жизни. Я говорю Ване, что иду, а в мыслях убеждаю себя, что это лишь один раз, больше такого не повторится.

Мне нужно держаться, нужно быть в строю, несмотря на травму. Так быстрее придёт исцеление.

— Тогда мы придём за тобой через пять минут, будь готова.

— Хорошо.

Обрубаю звонок. Иду к Бену.

В груди ноет.

Да, мы друзья, но сейчас нет товарища хуже меня.

* * *

Новенькую мы находим в неожиданном месте. Сначала идём по координатам зарегистрированного на её семью дома на самой окраине города, но, открыв портал и пройдя периметр помещения вдоль и поперёк, понимаем, что здесь мы одни. Тогда Ваня вдруг замирает, опускается на колени и начинает принюхиваться. А уже спустя мгновение указывает нам на стойкий запах пота, которым пропитан, почему-то, пол, и который мы с Даней, разумеется, не чувствуем.

— Здесь подвал есть, — поясняет Ваня, поднимаясь на ноги и отряхивая джинсы. — А там, кстати, какое-то шевеление. Нужно спуститься.

Будто выбор есть: назад нам без новенькой всё равно не вернуться.

Дверь в подвал мы находим в кухне, а, спускаясь, обнаруживаем небольшой самодельный тренажёрный зал в стиле старых голливудских фильмов. Весь инвентарь, что здесь есть, можно пересчитать на пальцах обеих рук, и при этом — ни одного тренажёра на электричестве. Только железо и боксёрская груша.

Мы прерываем тренировку девушки. У неё светлые длинные волосы, собранные в пучок. Она небольшого роста и, мне почему-то кажется, ей совсем недавно исполнилось шестнадцать.

Блондинка оборачивается, когда я, пропустив последнюю ступеньку, ставлю костыль мимо неё и едва не падаю. Ваня успевает меня подхватить, и всё же я создаю достаточно шума, чтобы привлечь внимание.

— Чёрт! — восклицает блондинка, ещё не поворачиваясь. — Пап, я же просила не входить, пока я тренируюсь! Ты помнишь, что мне в одиночестве легче сосредоточиться? Работа-то на результат!

Бросает быстрый взгляд через плечо, думая увидеть знакомый силуэт, но вместо этого вздрагивает всем телом, отпрыгивает от боксёрской груши к гантелям, хватает одну и почти решается запустить в нас, однако вдруг расплывается в улыбке, облегчённо вздыхая.