Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

«Он там размышлял», – пишет Франсуа-Понсе, возможно, единственный высокопоставленный иностранец, помимо Муссолини, к которому Гитлер питал слабость. Именно в Оберзальцберге, auf dem Berg («на горе») – так этот загородный дом назывался в окружении Гитлера – он принял французского посла в последний раз. Однако встреча состоялась не в самом Бергхофе, а в Kehlsteinhaus, до которого от виллы было рукой подать. Кельштайнхаус был построен для Гитлера по инициативе и под руководством Мартина Бормана, и его строительство стоило жизни немалому количеству заключенных. Дело в том, что это строение было сооружено на вершине пика Кельштайн, и добраться туда можно было лишь на лифте, который поднимался по шахте, вырубленной в сплошной скале высотой в 110 метров. Через огромные окна открывался захватывающий вид.

«Со всех сторон взгляду открывалась, словно из самолета, захватывающая панорама, – рассказывает Франсуа-Понсе. – У подножия полукруглого горного массива виден Зальцбург и окрестные деревни, над которыми, куда ни бросишь взгляд, вздымаются горные вершины. Дом будто подвешен в воздухе на краю почти отвесной скалы. И все это вместе, погруженное в сумерки осеннего дня, выглядит грандиозно, первозданно, словно в галлюцинации. Посетитель не знает, спит он или бодрствует. Он хочет понять, где же находится. Не в замке ли Монтсалват, где жили рыцари Грааля?..» Эта лирическая ассоциация с рыцарями Грааля обретает более конкретный смысл, если знать, что в одном из своих монологов Гитлер вспоминает о прекрасном немецком языке Франсуа-Понсе и его визите «в Гральсбург», то есть в замок Грааля, как он порой называл Кельштайнхаус.

Из Бергхофа Гитлеру открывался великолепный вид на Унтерсберг, где, согласно легенде, спит Карл Великий, который однажды проснется, чтобы биться с антихристом и подготовить новый золотой век – или, если угодно, чтобы повести немецкий народ к величию. «Он сидел там, – вспоминает Шпеер, – перед панорамой Унтерсберга, где, согласно легенде, до сих пор спит император Карл Великий, готовый однажды пробудиться и воссоздать былую славу Германской империи. Гитлер, естественно, применял эту легенду к себе. «Видите там Унтерсберг? Моя резиденция как раз напротив. Это не случайно!..»

Горы давали Гитлеру, как он неоднократно утверждал, внутренний покой и уверенность, необходимые для его неожиданных решений. Он также готовил здесь свои самые важные речи… В течение недель, по видимости праздных, которые он там проводил, он давал возможность вызреть содержанию своих речей или своим мыслям. То, что накапливалось, в конце концов прорывалось как поток, сносящий все плотины, и изливалось на его приверженцев или на участников переговоров»174.

«Я хожу в горы не только из-за красивых видов, – говорил Гитлер. – Воображение там работает живее. Я оставляю мелочи и банальности позади и могу тогда яснее различить, что лучше, что нужно сделать, что увенчается успехом… Ночью из моей спальни я порой часами гляжу на горы. Тогда вещи становятся яснее… Для меня Оберзальцберг обрел совершенно особое значение… Да, я тесно связан с этими горами…»175

«Здесь, над миром, в недостижимой вышине восседает фюрер, – пишет Раушнинг. – Это его Adlerhorst (орлиное гнездо). Здесь он находится лицом к лицу с вечностью. Здесь он определяет ход этого века, его века… Отсюда, из хрустального дома в горах, где никто не беспокоит его, он рассылает команды, словно Бог с облаков. Сюда нужно доставлять необходимую информацию. Он хочет править отсюда… Он также любит одинокие прогулки. Горные леса опьяняют его. Эти прогулки также являются священнодействием, его молитвой. Он смотрит на проплывающие облака, слышит, как роса каплет с елей. Он слышит голоса. Я встречал его в этом состоянии. Тогда он никого не узнает. Он хочет быть один. Бывает, он избегает людей»176.

Риенци

Обычно медиумами не становятся – медиумами рождаются. Точнее, человек рождается с такой предрасположенностью. Существуют ли какие-либо данные об оккультных переживаниях Гитлера в период, предшествующий тому, к которому относятся вышеприведенные свидетельства? Одно такое событие в литературе описано, однако ему никогда не уделялось достаточно внимания и его не оценили во всех его далеко идущих последствиях. В возрасте шестнадцати лет, в Линце, вместе со своим другом Августом Кубицеком Гитлер впервые присутствовал на исполнении оперы Вагнера «Риенци». Кубицек впоследствии детально описал реакцию Гитлера на это событие. Особую ценность его свидетельству придает то, что его впоследствии подтвердил сам Гитлер.

В основу либретто оперы Вагнера «Риенци» легла история жизни Кола ди Риенцо (1313—1354), трибуна, который хотел восстановить былую славу коррумпированного и упадочного Рима в период авиньонского пленения пап. Рожденный в простой семье, Кола ди Риенцо в 1347 году вступил в борьбу с римскими феодалами, которые фактически правили городом и угнетали народ. Его мечтой было возрождение величия и славы бывшей столицы мира. Его идеал Италии, «святой» и единой, был близок к мистическому. Он, по всей видимости, хотел положить начало третьему – согласно учению Иоахима Флорского – периоду мировой истории: царству святого духа. Поначалу народ следовал за Риенци (так его стали называть). Он считал себя трибуном, подобным народным вождям древнего Рима, и сознательно вел себя соответственно этому образу. Но когда он начал говорить о высших материях, лежащих за пределами понимания бедняков, которые думали лишь об улучшении своего положения, народ его оставил. В конце концов, по наущению знати, они восстали и убили своего трибуна. У Вагнера Риенци погибает в огромном пожаре.

По всей видимости, молодой Адольф неожиданно и с большой силой почувствовал, что в событиях на сцене, в музыке Вагнера предсказана его собственная судьба. Там был идеалист ниоткуда; кризисная ситуация, созданная и эксплуатируемая негодяями; был героический протест и героические действия трибуна, пытавшегося начать новую эру. Вероятно, драматическое предательство и гибель в пламени казались ему тогда лишь театральным ходом, хотя о возможности Weltenbrand, мирового пожара, Гитлер говорил еще в тридцатых годах. Однако либретто Вагнера оказалось пророческим.

«Это был самый впечатляющий момент нашей с ним дружбы, – пишет Кубицек. – Когда я вновь вспоминаю мою юношескую дружбу с Адольфом Гитлером, ярче всего всплывают в памяти не его монологи и политические идеи, но тот ночной час на Фрайнберге», где Гитлеру «открылся в видении путь, по которому он должен был идти».

После представления «Риенци» они, потрясенные трагической гибелью героя, в молчании вышли из театра. «Была уже полночь, но мой друг, серьезный и ушедший в себя, засунув обе руки в карманы куртки, не останавливаясь, дошел до конца улицы и вышел из города». Они взошли на вершину холма под названием Фрайнберг. Там «Адольф встал напротив. Он схватил обе мои руки и сжал их. Этот его жест был нов для меня. По силе этого пожатия я мог судить, до какой степени он был впечатлен. Слова не текли из его уст как обычно, скорее, они извергались, неоформленные, грубоватые…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});