Врата Мёртвого Дома - Стив Эриксон

– Еще шесть месяцев назад вы падали на колени перед знатью, – громко произнес капитан в сторону внимающей толпы. – Вы застенчиво опускали глаза, ощущая на языках вкус пыли. Вы подставляли свои спины под кнут, а весь ваш мир состоял из четырех высоких стен и приземленных лачуг, в которых приходилось друг друга любить и рожать детей с той же самой судьбой. Шесть месяцев назад я не потратил бы за каждого из вас и жестяного джаката, – помедлив, капитан кивнул своему сержанту.

Солдаты Седьмых вышли вперед, неся на вытянутых руках униформу. Эта одежда была весьма потрепана; она выцвела, а местами имела дыры – там, где ее прежние хозяева получили смертельные ранения. Поверх каждого свертка блестела железная диадема. Антилопа наклонился в седле и принялся рассматривать ее более пристально. Медальон представлял собой вещицу около четырех дюймов в диаметре, состоящую из кольца цепей в виде ошейника, а в центре красовалась голова виканской пастушьей собаки. Нет, она не скалилась, а просто молчаливо смотрела вперед, прикрыв свои хитрые глаза.

В душе Антилопы что-то зашевелилось, однако так быстро, что он не смог отдать тому отчет.

– Прошлой ночью, – произнес капитан Затишье, – представители Совета знати прибыли к Колтайну. Они были нагружены ящиками с золотыми и серебряными джакатами. По всей видимости, они устали от процесса самостоятельного приготовления пищи, штопанья одежды, вытирания задниц...

В любое другое время подобные комментарии вызвали бы недоброжелательные взгляды и тихое роптанье. Люди расценили бы его как очередной плевок в лицо. Однако вместо того бывшие слуги засмеялись. «Детские шалости – и ничего более».

Затишье дождался того момента, когда смех прекратился.

– Кулак не ответил ничего. Кулак повернулся к ним спиной. Кулак знает цену истинным ценностям... – капитан помедлил, и на его изуродованные черты медленно опустилось хмурое выражение. – Приходит то время, когда жизнь нельзя будет купить за деньги. И стоит единожды пересечь эту черту – обратной дороги не будет. Теперь вы – солдаты, солдаты Седьмых. Каждый из вас присоединится к какому-либо боевому отряду из моего пехотного подразделения и будет плечом к плечу стоять со своими новыми товарищами. И ни один из них не напомнит, кем вы являлись ранее, – обернувшись к сержанту, он скомандовал: – Переписать каждого из этих солдат!

Антилопа наблюдал за ритуалом в полном молчании. Мужчина или женщина называли свое имя, получали заветный сверток с униформой, а затем становились в строй. Никакого пафоса, никакой разнузданности. Вместе с тем на лицах бывших слуг была написана величайшая гордость. Несмотря на то что большинству из призывников перевалило за сорок, каждый из них сознавал важность момента и не издавал ни одного лишнего звука. Десятилетия тяжелого труда закалили их, а по прошествии последних двух битв в живых остались самые стойкие и умелые.

«Да, они будут стоять насмерть до конца».

В этот момент сбоку появился капитан.

– Будучи слугами, – тихо произнес Затишье, – они могли выжить – например, будучи проданными в другие благородные семьи... Теперь, взяв в руки мечи, они неминуемо погибнут. Ты слышишь эту тишину, Антилопа? Ты знаешь, о чем она говорит? По всей видимости, знаешь, и очень хорошо.

«А Худ смеется над всеми нашими деяниями».

– Напиши об этом, старик.

Антилопа оглянулся на капитана и увидел человека, который сломался.

При битве у горного кряжа Гелор капрал Лист скользнул в траншею у самого земляного склона, чтобы укрыться от огромной тучи стрел. Его правая нога приземлилась на наконечник метательного дротика, который торчал из пыли. Металлическое острие пронзило каблук, подошву и вышло с противоположной стороны ступни около большого пальца.

Небольшое повреждение – не более чем просто несчастный случай. Однако колотая рана представляла собой самую большую опасность в бою. Пораженные суставы начинали гореть, опухать, а затем воспаление перекидывалось на все тело, включая даже челюсть. Рот переставал открываться, человек не мог ничего есть и умирал голодной смертью.

Виканские домохозяйки научились лечить подобные повреждения, однако их присыпки и целебные травы уже давно все израсходовались, поэтому оставалось только одно верное средство: каленое железо. Спустя час после битвы при горном кряже Гелор воздух начал заполняться запахом жженых волос и ужасающей тошнотворной вонью горящей плоти.

Антилопа обнаружил хромающего Листа в поселении, однако на тонком, покрытом потом лице юноши было написано выражение решимости. Увидев приближающегося историка, капрал произнес:

– Мои способности в верховой езде ничуть не ухудшились, однако прошел всего лишь час времени. Моя нога уже онемела – люди говорили, что это свидетельствует о том, что инфекция обязательно вернется.

Четверо суток спустя Антилопа приблизился к носилкам, на которых находился юноша. Историк был уверен, что парень уже прошел через ворота Худа. Беспокойная виканская домохозяйка осмотрела Листа уже в дороге. Антилопа увидел ее мрачное выражение лица в тот момент, когда женщина ощупывала отечные гланды юноши, располагающиеся сразу под гладким подбородком, покрытом редкими клочками мягких волос. Затем женщина подняла голову и взглянула на историка.

Он сразу узнал ее, и она – тоже. «Эта женщина когда-то предлагала мне еду».

– Ничего хорошего сказать не могу, – произнесла старуха.

Помедлив, она порылась в многочисленных карманах своего огромного платья, а затем вытащила небольшой, размерами с костяшку пальцев предмет, похожий на кусочек заплесневелого старого хлеба.

– Над ним, без всякого сомнения, насмехаются духи, – произнесла старуха на малазанском языке. Затем она размотала огромное количество бинтов, сняла повязки и осмотрела небольшую рану бордового цвета. Он нее исходил крайне неприятный запах тухлого мяса. Не медля ни секунды, женщина размяла свой маленький предмет в пальцах и густо намазала им края раны. Затем она вновь плотно укутала стопу в лошадиную шкуру.

«Шутка, которая заставляет Худа нахмуриться».

– Лист, ты должен быть готов в скором времени приступить к своим обязанностям, – тихо произнес Антилопа, даже не надеясь на ответ.

Однако юноша, к всеобщему удивлению, открыл глаза и кивнул головой.

– Я должен кое-что рассказать вам, сэр, – произнес едва слышно капрал. – В бреду у меня были некоторые видения, и, по всей видимости, они отражали наше будущее.

– Подобные видения действительно иногда встречаются.

– Какой-то бог из темноты протянул руку, схватил мою душу и потащил ее вперед – через дни, недели. Историк... – юноша помедлил, чтобы вытереть пот со лба. – К югу от реки Ватары есть земли... Мы пойдем к месту, где покоятся древние истины.

Глаза Антилопы сузились.

– Древние истины? Что это значит, Лист?

– Там произошло что-то ужасное, сэр. Много-много лет назад. Земля – она безжизненная...

«Он говорит о том, что знают только Сормо и верховный командующий».

– А рука бога, капрал? Ты ее видел?

– Нет, однако явственно чувствовал. Пальцы были длинными – очень длинными, кроме того, на них было гораздо больше суставов. Иногда эта хватка, словно призрак, ко мне возвращается, и тогда я начинаю дрожать, представляя себя куском льда.

– Скажи, а ты помнишь старую битву при переправе через реку Секалу? Твои видения не повторяли происходивших там событий, капрал?

Лист вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Нет. То, что лежит сейчас прямо перед нами, отдает гораздо большей стариной, историк.

Как только караван стал готов вновь тронуться в путь – вниз по имперскому тракту, а затем на торговую дорогу, по всей округе раздались яростные крики.

Антилопа оглянулся и начал изучать равнину на юге.

– Я буду двигаться рядом с твоими носилками, капрал, – произнес он. – А ты попытайся в деталях описать свое видение.

– Но ведь оно может представлять собой не более чем разгоряченное изображение больного ума, историк.

– Однако ты же не думаешь так... и я тоже, – глаза Антилопы все еще осматривали равнину. «Пальцы с большим количеством суставов. Это вовсе не рука бога, капрал, хотя, судя по ее силе, можно было вполне так подумать. Ты был избран, парень, быть свидетелем некоторого древнего видения. Причины тому я пока не вижу. Прямо из темноты к нам движется холодная рука Ягута».

Фелисин присела на каменную кладку, которая давным-давно отделилась от врат, крепко обняла себя руками, уставилась глазами в землю и принялась медленно покачиваться из стороны в сторону. Подобное движение приводило ее мысли в порядок, она была словно сосуд, наполненный водой.

Гебориец с огромным воином продолжали спорить: о ней, о пророчестве и плохом стечении обстоятельств, об отчаянных фанатиках. Оба мужчины не ленились всячески выказывать по отношению друг к другу свое неуважение, которое родилось, вероятно, в тот момент, когда они впервые встретились. С каждым мгновением крики становились все громче, а разговор – все жарче.