Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

провожала взглядом до её ротика и смертельно завидовала ложечке, которую этот ротик так сладко и мило облизывал. Самой прекрасной и правильной вещью на свете было бы, если бы на месте пирожного были губы Трирунд, а на месте ложечки — её язык. Если бы он очутился внутри этого ротика, не потребовались бы никакие пирожные, сладко было бы и без них.

После пирожного с отваром тэи Трирунд заказала для госпожи Алеинд бокал вина. Та сперва отказывалась, но потом согласилась принять угощение. Она полюбопытствовала, за что Трирунд получила орден бриллиантовой звезды, и та рассказала ей.

«Так ты — героиня Гильгернской битвы и дочь госпожи Аэльгерд? — воскликнула госпожа Алеинд восхищённо. — Моя матушка — госпожа Бертерунн, строившая первую крепость на Силлегских островах, а позднее Владычица Дамрад заказала ей памятник твоей знаменитой родительнице!»

«Вот как! — с уважением произнесла Трирунд. — А разве зодчие не придерживаются безбрачия?»

«В большинстве своём придерживаются, — ответила госпожа Алеинд. — Но порой всё же создают семьи. Я единственная дочь у моей матушки, на рождение других детей у неё не было времени, она всю себя отдаёт работе. Домой она приходит только спать, и сон её нельзя тревожить и прерывать, чтобы она могла восстановить силы. А однажды она просто не вернётся, найдя вечный покой в своём последнем шедевре».  

«Как печально, — с пониманием кивая, промолвила Трирунд. — Зодчие мне кажутся существами не от мира сего, удивительными и загадочными».

«А меня всегда восхищали отважные моряки! — с воодушевлением сияя своими чудесными и ласковыми, точно тёплое море, глазами, призналась госпожа Алеинд. — Как увижу морской мундир — так сердечко у меня и забьётся!»

Что ж, решила про себя Трирунд, шансы есть, и неплохие. Полдела уже решено, мундир на ней, остальное — тоже вполне осуществимо. После бокала вина госпожа Алеинд стала несколько разговорчивее, ей захотелось прогуляться и подышать воздухом, посмотреть на корабли, и Трирунд с готовностью предложила ей себя в качестве провожатого. Они прошлись по набережной, заглянули в порт, и Трирунд рассказала госпоже Алеинд, как называются мачты, паруса и снасти, показывая их на первом же ближайшем судне. Та пыталась повторять и запоминать. Собственный корабль Трирунд находился на стоянке в ожидании очередного рейса, и она пригласила госпожу Алеинд в гости. Та никогда не бывала в капитанской каюте, и Трирунд с удовольствием показала ей своё помещение на корабле.

«Значит, вот здесь ты и спишь? — молвила госпожа Алеинд, осматривая подвесную койку Трирунд. — Не тесновато?»

Трирунд двинула бровью.

«Здесь места хватит и двоим, ежели покрепче друг к другу прижаться», — дохнула она в губы госпожи Алеинд.

В общем, её язык осуществил свою мечту оказаться в ротике этой милой особы. Наслаждаясь поцелуем, следующим пунктом он себе наметил порезвиться между её ножек. А госпожа Алеинд, закатив глаза, прошептала, что от вина её совсем развезло и сейчас она «очень пьяненькая», а потом взяла да и повалилась как подкошенная. Пришлось Трирунд подхватить её на руки и уложить прямо на свою койку. Её язык облизывал губы, раздумывая, удастся ли ему прямо сейчас осуществить второй пункт плана завоевания, как вдруг в каюту ворвался разъярённый бывший ухажёр — разумеется, считающий себя настоящим и единственным. Красавчика Имарунга Трирунд, конечно, знала, он пользовался большим успехом у женщин, но у него была репутация... как бы это сказать? Любителя закрутить романчик без обязательств. Он любил море и не собирался в ближайшее время принимать брачные предложения, которые на него так и сыпались. Сначала он хотел сделать карьеру, а потом уж — «замуж». А точнее — в супруги к какой-нибудь госпоже, и желательно обеспеченной. А пока он наслаждался вниманием дам. На свидание к госпоже Алеинд он не пришёл, потому что эти дни проводил в объятиях другой женщины, а когда та его наконец отпустила, отправился в клуб, где ему тут же сообщили, что прекрасная госпожа «с глазами как море» была здесь и спрашивала о нём, но потом ушла с Трирунд.

Он рыскал по всем окрестностям, а потом заглянул и на корабль соперницы. Его взору предстала вопиющая картина: госпожа Алеинд уже лежала на койке в капитанской каюте, а Трирунд над нею плотоядно облизывалась.

«Ах ты, подлая дрянь! — закричал он. — А ну, лапы прочь от неё, вонючая струя безглазого пальцезада!»

«Закрой свой поганый рот, моча краснозадого ухогорлобрюха!» — не осталась в долгу Трирунд.

Да, в морских глубинах Нави водилось очень много прелюбопытнейших созданий, и недостатка в материале для ругательств моряки не испытывали.

Обменявшись оскорблениями, Имарунг с Трирунд сцепились. «Очень пьяненькая» госпожа Алеинд вмиг протрезвела и закричала:

«Ах, что вы делаете?! Прекратите немедленно!»

Имарунг выхватил саблю и потребовал немедленного поединка. Госпожа Алеинд попыталась встать между ними, но Трирунд аккуратно отодвинула её:

«Голубушка моя, не лезь между двумя противниками. Твоё дело — переживать и болеть за одну из сторон. Ну, а потом упасть в объятия победителя».

Под победителем она, конечно, подразумевала себя. Дуэлянты скинули кафтаны, чтоб те не стесняли движений, и клинки с лязгом ударились друг о друга.

Бой гремел жаркий, в капитанской каюте им стало тесно, и они, продолжая сражаться, выскочили в кубрик. Там было гораздо просторнее, но и свидетели нашлись: часть экипажа находилась в увольнении на берегу, но дежурные оставались на судне. Они попытались разнять противников, но Трирунд проревела:

«Отставить! Не лезьте не в своё дело! Сама разберусь!»

Госпожа Алеинд в ужасе наблюдала за поединком и, судя по всему, болела за Трирунд, потому что когда сабля Имарунга легонько зацепила той плечо, и на рукаве рубашки проступила кровь, она испустила крик и упала без чувств.

«Эй, кто-нибудь, приведите её в себя! — велела Трирунд членам своей команды. — Отнесите в мою каюту и уложите».

А Имарунг закричал:

«Это ты погорячилась, кусок прокисшего дерьма хераупса! В чью койку она ляжет — это ещё большой вопрос!»

«Так давай его решим побыстрее!» — засмеялась Трирунд волчьим оскалом.

Кончилось всё тем, что во время сильнейшей атаки Имарунг, пятясь, споткнулся и скатился по ступенькам. Трирунд тотчас же оказалась сверху и приставила к его горлу свой клинок.

«Не дёргайся, а то порежу! — прорычала она. — Всё, проваливай отсюда, попрыгун по женским постелям! И чтоб рядом с Алеинд я тебя больше не видела!»

Два здоровенных матроса вышвырнули Имарунга с корабля, как щенка. Свидетелям поединка из своей команды Трирунд велела держать язык за зубами, да они