Маска Зеркал - M. A. Каррик

сыграть в нитсу".

Шестерки были игрой лжи и риска. Нитса была более мягкой и лучше всего подходила для двух игроков — это была более традиционная врасценская игра. "Я знаю основы "Нитсы". Вы, как я уверена, хорошо осведомлены".

Он не ответил, но она услышала тихий смешок, когда он начал тасовать карты. Варго обращался с картами, как опытный игрок: без показных изысков, но в простой ловкости его покрытых шрамами рук была своя прелесть. Рената моргнула, когда он положил перед ней колоду. " Резать?"

Она сняла перчатки и сделала это, поблагодарив Лица за то, что пять месяцев — достаточный срок, чтобы ее собственные руки стали мягче, и что она никогда не была горничной Летилии. Не только азарт делал игру в карты несколько скандальным занятием, но и то, что тасовать колоду в шелковых перчатках было практически невозможно, да и играть было не намного легче.

"Я рад, что Иридет согласился вновь открыть амфитеатр". Слова Варго сопровождались тихим шлепком карт по столу. "Было бы обидно, если бы в первый год твоего пребывания здесь ты упустила возможность как следует поработать в Вельских водах".

Рената подняла карты и разложила их веером. Если в них и была какая-то закономерность, она не могла ее разглядеть. Взяв из руки "Рассвет и закат", она сравнила ее с "Черепахой в панцире" на столе, утвердила их обе, затем выложила на стол карту из стопки. Совпадения не произошло, и настала очередь Варго. "Я думала, что настоящие Вешние Воды бывают только раз в семь лет".

"Это Великий Сон — что самое важное, если ты врасценец".

Мужчине либо чертовски везло, либо ей следовало начать проверять его рукава на наличие лишних карт, потому что на втором ходу он выложил Спящие Воды. Несовпадающие карты обычно не представляли ценности сами по себе, но эту можно было сочетать и с Ликом плетения, и с Ликом звезд — обе карты он взял в предыдущий ход.

Если вы Врасцениан. Это был намек?

"Ница", — сказал он и выложил еще одну карту. Конечно же, он потребовал бы продолжения раздачи. В ее банке было всего четыре карты, ни одна из которых не была полезна друг другу; она была далека от того, чтобы составить собственную комбинацию. Она смирилась с тем, что проиграет эту руку.

"С другой стороны, — сказал он, — если слухи, которые я слышу, правдивы, то в этом году Вешние Воды могут оказаться не на высоте.

На этот раз ей повезло больше: совпали карты и из руки, и из жребия. Если бы Ир Энтрельке счел нужным дать ей еще одну не совпавшую карту из разрезанной нити до того, как Варго составит очередную комбинацию, она могла бы и пройти. Но на столе их не было. "Что за грохот? Мне стоит беспокоиться?"

Варго отбросил "Пылающий огонь", но она не могла взять его, пока он не убрал пальцы. Они скользили по поверхности карты, как будто он обдумывал свой ход. "После Ночи Ада, я думаю, у всех нас есть основания для беспокойства. Радикалы из Стаднем-Андуске-Врасцен — они предупреждают людей, чтобы те не ходили в амфитеатр, и говорят о протесте в Чартерхаусе". Он быстро убрал руку, опустив взгляд на свои карты, вместо того чтобы встретиться с ней глазами. "Так мне говорят мои люди. Я говорю им, чтобы они прислушивались к слухам; никогда не знаешь, что может помешать бизнесу".

Она сопоставила "Бурю против камня" со сброшенной Варго картой и сказала: "Близко". Ее комбинация была короткой и стоила всего одно очко — удвоенное до двух, как Варго назвал " нитса", — но она лишила его восьми очков, которые он мог бы получить за свои собственные комбинации. Варго отпустил руку с философским вздохом.

"Вернемся к делу", — сказал он, когда она перетасовала следующую руку. Выражение его лица приобрело игривый, лукавый оттенок. "И, кажется, я обещал вам развлечься".

После этого он перестал притворяться, что их игра — не просто повод для флирта. Его глаза, подведенные ресницами, больше времени смотрели на нее, чем на руку, его голос из обычного контролируемого вальса превратился в более строгий гул, а когда он выкладывал карту, то часто слегка приподымал ее или дразняще колебался, прежде чем продолжить.

Поначалу она старалась не обращать на это внимания. Шарпы используют подобные трюки, чтобы скрыть свое жульничество; она и сама так делала, играя в шестерки с друзьями Леато. Но сегодня она играла честно, хотя и плохо, и, насколько она могла судить, Варго делал то же самое. Он просто давал ей возможность думать о чем-то более приятном, чем радикалы или проклятия.

И так, постепенно, она расслабилась. Она стала отвечать на его шутки шутками, а на его взгляды — улыбками. В конце концов, они играли не на деньги, а на фишки. Не было необходимости держать себя в руках. Да, он манипулировал ею, но не с более гнусными целями, чем простое, честное удовольствие от флирта. Она не могла вспомнить, когда в последний раз получала такое удовольствие.

Я не уверена, что когда-либо получала такое удовольствие.

Осознание этого потрясло ее. Она потянулась к колоде, чтобы снова перетасовать ее, и Варго положил свою руку на ее. Его мозоли были шершавыми на ее коже, покрытой перчатками. "Это двадцать одно очко", — сказал он. "Или ты не заметила?"

Она знала, что взяла последнюю руку, но не подсчитала общее количество. "О." Затем, продолжая держать руку Варго, она подняла на него бровь. "Я наполовину подозреваю, что ты позволил мне выиграть, потому что я знаю, что играла не очень хорошо".

"Похоже, мне не удалось отвлечь тебя от твоих проблем". Он замолчал, собирая карты и проводя большим пальцем по их гладко обрезанным краям. "Я знаю, что ты не хочешь говорить об этом — о том, что тебя беспокоит, — но если бы ты захотела, я бы тебя выслушал". Он скорчил гримасу. "И не держал бы на тебя зла". Он поморщился. "Или сплетничал бы". Вздох. "Или осуждал."

Он говорил, как мальчик, которому мама делает замечание. Это было очень неловко. Слишком прямолинейно, и совсем не то, что нужно для того, чтобы убедить кого-то поделиться личной тайной.

Но именно эта прямота и искушала ее.

Здесь, в полуприватном пространстве алькова, с сандалово-гвоздичным ароматом его духов, легко было забыть, что сидящий напротив нее человек завуалированно угрожал Арензе, что он платит Седжу за избиение людей, что он завязывает узлы по всему Нижнему берегу.

Да, и ты — убийца,