Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура - Роберт Силверберг

Этой ночью она спала лучше, чем предыдущей, хотя все еще не привыкла спать в куче листьев пузырчатого кустарника на полу в присутствии постороннего, и каждые несколько часов она просыпалась и всматривалась через темноту в сторону чаурога, и каждый раз видела его, занятого развлекательными кубиками. Он не замечал ее. Она пыталась представить, каково это — спать один раз в три месяца, а оставшееся время бодрствовать. Она подумала, что это самое чуждое в нем. И каково ему лежать часами, не в состоянии ни встать, ни уснуть, чтобы забыться от боли, и заниматься чем угодно, лишь бы отвлечься, лишь бы убить время — что может быть более мучительным? И тем не менее, его настроение не менялось, оставалось таким же спокойным, мирным, бесстрастным. Неужели таковы все чауроги? Неужели они никогда не пьянеют, не ссорятся, не бранятся на улицах, не ругаются с женами? Но ведь они не люди, напомнила она себе.

5

Утром она мыла чаурога до тех пор, пока его чешуя не заблестела, затем поменяла постель. Накормив его, она провела день, как обычно. Но, блуждая в джунглях, она чувствовала себя виноватой за то, что пока она бродит по лесу, он лежит неподвижно в хижине и гадает, когда она вернется и расскажет ему что-нибудь или просто втянет в разговор и развеет скуку. Но в то же время она понимала, что если будет непрерывно торчать у его постели, то они быстро исчерпают все темы и начнут действовать друг другу на нервы, пока же у него есть с десяток развлекательных кубиков, которые помогут отвлечься. И, возможно, он предпочитает большую часть времени проводить в одиночестве. И уж во всяком случае, одиночество нужно ей самой, теперь даже больше, раз она делит хижину с чужаком, и потому она этим утром отправилась на длительную прогулку, собирая заодно для обеда ягоды и коренья. К полудню пошел дождь, и она присела под деревом-врамма, чьи широкие листья хорошо укрывали от струй. Она прикрыла глаза и постаралась ни о чем не думать: ни о страхах, ни о хлопотах, ни о воспоминаниях, ни о чауроге, ни о семье, ни о бывших любовниках, ни о своей невезучести, ни об одиночестве. Мир и покой наконец воцарились в ее душе.

В последующие дни она привыкла к чужаку. Он оказался неприхотливым и нетребовательным, развлекался кубиками и стоически переносил свою неподвижность. Он редко спрашивал о чем-либо или сам заводил разговор, но всегда дружелюбно отвечал на ее расспросы и охотно рассказывал о своем родном мире — убогом и страшно перенаселенном — и о своей жизни там, о своих мечтах обосноваться на Маджипуре и о волнении, когда впервые увидел эту прекрасную, усыновившую его планету. Тесме пыталась представить его волнение однажды: может быть, его волосы поднялись дыбом, вместо того, чтобы медленно свиваться завитушками, или его эмоции выражаются изменением запаха?

На четвертые сутки он впервые поднялся. С ее помощью он выпрямился и, опираясь на ее плечо и здоровую ногу, осторожно попробовал коснуться больной ногой пола. Она внезапно почувствовала, как изменился его запах, став более резким, нечто вроде обонятельной дрожи, — и уверилась в том, что именно так чауроги выражают свои эмоции.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Слабость?

— Она не выдерживает моей тяжести. Но излечение идет хорошо. Еще несколько дней, я думаю, и я смогу встать. Пойдем, помоги мне немного пройтись, а то у меня тело ослабло от долгого ничегонеделания.

Он оперся на нее, и они вышли наружу, где он начал медленно прохаживаться взад и вперед, осторожно прихрамывая. Эта недолгая прогулка, кажется, освежила его. Тесме с удивлением осознала, что ее опечалил этот первый признак выздоровления, поскольку он означал, что скоро — через неделю или две — он достаточно окрепнет, чтобы уйти, а она не хотела этого. ОНА НЕ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ОН УХОДИЛ! Это внезапное понимание было настолько странным, что изумило ее до глубины души. Снова жить отшельницей, с наслаждением спать в своей постели и бродить по лесу, не заботясь ни о каких гостях, делать, что вздумается, избавиться от раздражающего присутствия чаурога — и тем не менее, тем не менее, тем не менее, она чувствовала подавленность и беспокойство при мысли, что он скоро покинет ее. Как странно, думала она, как необычно и как похоже на меня!

Теперь они гуляли несколько раз в день. Он все еще не мог наступать на сломанную ногу, но с каждым разом двигался все легче. Наконец, он объявил, что опухоль спала и кость явно срослась. Он начал заводить разговор о ферме, которую хотел основать, о видах на урожай, о расчистке джунглей.

Однажды днем в конце первой недели Тесме, возвращаясь из экспедиции по сбору калимборнов с луга, где она впервые наткнулась на чаурога, остановилась проверить ловушки. Большинство оказались пустыми или с обычными мелкими зверушками, но в одной (в кустарнике за водоемом) что-то неистово колотилось, и когда она подошла, то увидела, что поймала билантона — самое большое животное, когда-либо попадавшее в ее западню. Билантоны водились по всему западному Зимроэлю — изящные, быстрые, небольшие животные с острыми копытами, хрупкими ножками и крошечными перевернутыми ручками хвостов. Но здесь, у Нарабала, они были просто гигантскими, вдвое больше утонченных северных сородичей. Здешние билантоны доставали до запястья человека и ценились за нежное и ароматное мясо. Первым побуждением Тесме было выпустить создание: слишком большим оно казалось, слишком красивым, чтобы его убивать. Она научилась резать мелких животных, придерживая их одной рукой, но тут было совсем другое. Большое животное, выглядевшее чуть ли не разумным, благородным, несомненно ценившим свою жизнь со всеми надеждами и нуждами, поджидавшее, возможно, подругу. Тесме сказала себе, что она дура. И дрелей, и минтансы, и сигимоны так же стремились жить, как рвется сейчас жить этот билантон, а она убивала их, не колеблясь. Она понимала, что не стоит одухотворять животных, когда даже в свои цивилизованные дни она охотно и с удовольствием ела их мясо, если их убивала другая рука. И уж тем более, ей нет дела до осиротевшей подруги билантона.

Подойдя ближе, она поняла, что билантон в панике сломал одну из крупных ног, и на мгновение у нее мелькнула мысль наложить ему шину и оставить у себя, как любимца. Но это было бы еще более нелепо. Она просто не в состоянии усыновлять каждую увечную тварь из джунглей. Чтобы наложить шину, ей необходимо осмотреть его ногу, а билантон вряд ли будет вести себя спокойно, и если ей даже удастся каким-то чудом справиться, он сбежит при первом же удобном случае. Глубоко вздохнув, она подошла сзади к бившемуся животному, схватила его за нежную морду и свернула длинную грациозную шею.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});