Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Резко отрицательную оценку действиям А.И. Шувалова для судьбы подмосковной металлургии второй половины 1750-х — начала 1760-х годов дал Н.И. Павленко, писавший о «беззастенчивом использовании» им власти и положения при дворе, о шантаже и угрозах, применявшихся «распоясавшимся вельможей» в борьбе за прибыль. Анализируя его предпринимательскую деятельность, он не сумел обнаружить в ней «хотя бы одну черту, положительно повлиявшую на развитие металлургии России», а подводя итог, заключил, что «промышленность Подмосковного металлургического района обязана Шувалову сокращением производства, уменьшением числа предприятий, разорением ряда купцов и исчезновением их из списка предпринимателей»[1013].

Сказанное справедливо, и дальнейшие исследования скорее всего не изменят этот общий вывод. Но если не сводить всё к Шувалову, а сосредоточить внимание на содержании рокового указа, окажется, что столь же однозначно интерпретировать его невозможно. Природоохранный аргумент, способный показаться исключительно прикрытием корыстного интереса, на фоне всего, что известно о воплощении указа, таковым, по нашему мнению, все-таки не является.

Что подмосковная металлургия в XVIII веке испытывала углублявшийся «дровяной кризис», на страницах этой книги говорилось не раз. Но на момент обнародования указа большинство из предприятий переживало трудности еще и с обеспечением производства рудой. В дальнейшем они нарастали. Совокупное действие этих факторов привело к тому, что некоторые из заводов (Тульский Демидовых, а потом и все на Тулице), избежав принудительного закрытия, остановили работу естественным образом. С отменой тепличного режима в сложном положении оказались и подмосковные заводы Шувалова. При обследовании присланным от Берг-коллегии шихтмейстером принадлежавшего его вдове Угодского завода выяснилось, что руда в рудниках «давно пресеклась», леса также полностью истреблены. Последняя плавка на заводе имела место в 1766 году. 13 лет спустя, по результатам обследования, выявившего бесперспективность попыток восстановить завод, домны на нем разрешили сломать[1014].

Как видим, указ 1754 года отразил тенденции развития подмосковной металлургии несколько парадоксальным образом. Будучи экологически мотивированным чисто формально (в докладе Сената от 5 августа 1765 года сомнительность его лесоохранной эффективности была и высказана, и аргументирована), он тем не менее абсолютно точно указал на одну из причин болезни, которая в самом скором времени оставила от подмосковной металлургии жалкие остатки былого ее великолепия.

«Стараниями Шувалова, — писал Н.И. Павленко, — было разрушено 10 подмосковных заводов»[1015]. Действительно, много: при поверхностной прикидке приблизительно половина от их числа за 1754 год. Историк, писавший об этом 200 лет спустя (в эпоху безусловного доминирования в экономике интересов тяжелой промышленности), оценивал это крайне негативно. Задумаемся, однако: сколько бы леса осталось потомкам в нынешней Московской и соседних областях, если бы они продолжали действовать? Экономика страны от закрытия этих предприятий в целом не пострадала: заводы других металлургических районов, прежде всего уральские, возместили потери, связанные с закрытием подмосковных заводов. Больше того: возник новый Приокский металлургический район, созданный стараниями переместившихся сюда после указа промышленников[1016].

Или нас смущает то, что корыстные интересы привилегированного предпринимателя совпали с тем, что в интересах «общенародной» пользы следовало сделать еще раньше? Но разве лучше было бы, если бы они разошлись и новая география промышленности не замедлила, а ускорила концентрацию негативных последствий потребляющей природные ресурсы деятельности человека?

Трудившийся на ниве промышленного предпринимательства столь же настойчиво и долго, как Акинфий, и не меньше его преодолевший трудностей Никита Никитич Демидов — каких успехов добился он в результате? Итоги его промышленной деятельности впечатляют: 11 построенных (таких большинство) и приобретенных заводов. Результат скромнее, чем достигнутый Ахинфием (18 предприятий). Но с учетом того, полагал Н.И. Павленко, что младшему брату «пришлось самому создавать производственную базу на Урале и преодолевать сопротивление своих ближайших родственников… его успехи следует признать значительными»[1017]. Полностью разделяем этот вывод.

В Акинфий комиссар Никита Демидов обрел идеального сына — в смысле: идеальное продолжение себя. К тому же Акинфий был старшим. Это позволяло начать подготовку преемника без потери драгоценного времени. Но не менее «идеальным» оказался, по нашему мнению, и младший сын — Никита Никитич. Как будто природа создала в его лице запасной элемент, дублирующую цепь, которой предстояло сработать в случае осечки с основным. Случилось так, что резерв не понадобился.

Не получив царства на блюдечке, Никита Никитич Демидов создал его своими руками.

Жизнь в Туле и не в Туле

Основным местом пребывания Никиты Никитича на протяжении большей части его жизни оставалась родная Тула и — некоторое время — ближайший к ней Дугненский его завод. Тульский дом Никиты находился в Оружейной слободе[1018], семья состояла в приходе Николо-Зарецкой церкви[1019]. Здесь мы встречаем его вплоть до начала второй половины столетия[1020] — времени, когда потомки его старшего брата родину уже покинули.

В Туле, городе, где помнили его босоногим мальчишкой, одворянившийся и все более богатевший Никита Никитич испытал немало унижений. Здесь долго не могли смириться с изменениями его статуса и показывали ему это. Статус постепенно повышался, но не так быстро и радикально, чтобы защитить от обидчиков. А унижения Никита терпел отнюдь не равнодушно. Вот любопытное свидетельство, относящееся к времени, когда его ранг вырос, в сравнении с исходным, до небес: до статского советника (это произошло в 1742 году, в один год с пожалованием Акинфию действительного статского).

12 августа 1745 года. К Никите Никитичу в тульский его дом направляется посланный из провинциального магистрата капрал Родион Акинфиев. Несет «повестное» письмо. За два месяца до этого Демидов подал челобитную на служивших у него в приказчиках братьев Копыловых, которые, по его утверждению, не отчитавшись перед ним в расходах, бежали. Двое Копыловых были схвачены, сидели под караулом. Письмо из магистрата требовало, «чтоб по поданной от него… исковой челобитной для произведения суда хождение имелось». Капрал пришел, попросил, чтобы его благородию доложили. Для порядка придержав в ожидании, посланца допустили во двор, где находился Демидов. Акинфиев объявил повестное письмо. Никита читать не стал, заявил: «Я де знаю, зачем ты пришел». Тот принялся излагать поручение устно. Демидов выслушал, потом ударил по лицу, после по затылку. Сказал: «Пошел де ты, и впредь не ходи. Чтоб де я вас не видал. Сам бы де Фома Лугинин по мне пришел — я де брегодир, а он мужик»[1021]. Остается добавить, что «мужик» Лугинин — тульский купец, в то время бургомистр Тульского магистрата, именем которого скорее всего было подписано письмо Демидову. Так-то: пускай бумаги ко мне носят лично бургомистры. Под стать речам и обстановка, и дом, куда даже представителя власти не сразу пускают, а пустив, по настроению могут и побить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});