Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

тебя, не упоминай его, — попросила Юстина Кон.

— А что ты боишься? Те ведь его обманула, притворившись его умершей женой. А теперь он твой умерший муж. Ты целую ночь спала в его постели…

— Прошу тебя, закрой свою пасть.

— Ну вот, она уже дрожит. Что ты дрожишь, что? Если бы мертвые могли мстить, они бы поднялись ночью из могил и всех передушили, но они не могут отомстить, не могут. В России был один полусумасшедший профессор. Он был настолько сумасшедший, что его выкинули из НКВД. Так вот, он говорил, что ни один человек не умирает, это родственники отправляют его на тот свет. Одного убивает собственная жена, другого — родной сын, родная дочь, близкий друг. Он написал об этом целую книгу, но никто не хотел ее печатать. Однажды зимой у него в комнате было так холодно, что он сунул рукопись книги в печь, чтобы так согреться. Ты можешь в такое поверить?

— Если речь идет о сумасшедшем, то можно всему поверить.

— Я хочу устроить прием, как тут это называют — «парти». Я готов на это выбросить тысячу долларов. Но я не знаю, как это организовать. Ты знаешь, как устраивать «парти».

— А что тут знать? Это только вопрос денег.

— Деньги есть. Но я хочу пригласить Анну, а она сюда не придет. Это ее собственная квартира. Ты понимаешь или нет? Тут она жила со Станиславом Лурье. Здесь, в этой постели, она лежала и думала о Яше Котике. Теперь ей придется лежать с Яшей Котиком и думать о Грейне или о ком-то еще. Можешь ты это понять?

— А в чем дело? Ты собираешься на ней жениться?

— Почему бы и нет? Она уже когда-то была моей женой и знакома с моими штучками.

— Ты говоришь серьезно или шутишь?

— А какая разница?

— Ты же сказал, что хочешь жениться на миллионерше.

— Она тоже станет миллионершей. Готовая миллионерша мне не подходит. Для миллионерши, у которой уже есть миллионы, я буду не более чем жиголо. Анне еще только предстоит сделать свои миллионы, и тогда она будет busy.[348] Ты знаешь, что такое busy? Знаешь английский?

— Да, знаю.

— Мне нужна бабенка-busy. Один дом у нее уже есть, а скоро будет еще один. Или даже три. И она еще отнюдь не стара. Я ей сделаю ребенка, и она будет счастлива. Понимаешь мою мысль, а?

— Я понимаю, что ты подлец.

— Ну а ты лучше? По сравнению с тобой я джентльмен, можно сказать, даже праведник. Ты, сестренка, продала бы родную мать за пару долларов.

— Если тебе хочется меня оскорблять, то я сразу же ухожу.

— Я не собираюсь тебя оскорблять. Где мои подштанники? Ведь у меня была пара подштанников! Можно нанять такой зал, в котором устраивают парти?

— В Нью-Йорке можно нанять все и всех, даже скорбящих для семидневного траура…

— Я люблю устраивать парти у себя дома. После посиделок, когда люди расходятся, остается водка, вино, мясо, печеночный паштет. А если останется такой товарец, как ты, то это совсем хорошо. Я терпеть не могу устраивать парти, а потом идти домой, как будто я сам — один из гостей. Это как-то грустно. Ты меня понимаешь или нет?

— Она тоже сюда придет?

— Ты имеешь в виду Анну? Не думаю. Но с другой стороны, может быть, ты права. Мы здесь еще и жить будем. Зачем тратить деньги на съем помещения, если есть готовое? Это будет пикантно. В моем возрасте все должно быть пикантно. Ты мне помоги устроить парти, а я тебе за это дам сто долларов. Это помимо того, что ты украдешь…

Юстина Кон натянула на ногу чулок.

— Пане Котик, вы уже сказали мне достаточно оскорбительных слов.

Яша Котик поднял ботинок.

— Чем это тебе вредит? Я люблю так разговаривать. К тому же это правда. Почему бы тебе не красть? Я на твоем месте был бы не лучше. Я тебе кое-что скажу: мне нужна такая, как ты. Я делал тысячи вещей, но у меня всегда была такая свойская бабенка, с которой я мог разговаривать открыто. В Берлине у меня была простая хористка, шикса. У меня не было от нее никаких секретов. Абсолютно никаких. Я мог рассказать ей больше, чем близкому другу. Она от меня тоже ничего не скрывала. В России у меня тоже была такая бабенка. Только ей приходилось ходить в НКВД и сдавать отчеты. Кроме меня, у нее было еще двое клиентов, и я знал, кто они такие, а они обо мне не знали. Она все мне о них рассказывала, каждую мельчайшую деталь. И нам было над чем посмеяться. Мы все трое были актерами, и я знал, что делается у каждого из них за кулисами. Это мне мало в чем помогало, потому что когда нечего жрать, то люди и не жрут. Зато сколько бы они ни пытались подставить мне ножку, это всегда выходило им боком. А теперь, сестренка, будь ты моей американской помощницей. Не прогадаешь. Тебе тоже кое-что перепадет. Тебе не о чем беспокоиться. Яша Котик только начинает свою карьеру. Я для тебя приготовлю роль. И деньжат я тебе тоже подкину. Ты будешь, что называется, моим потайным другом. Мне нужен друг, а не критик. А что надо тебе? Только говори правду! Если я один раз поймаю тебя на вранье, все кончено.

— Какое вранье? Я задолжала квартирную плату за два месяца. Мне нужны туфли, бюстгальтер, корсет. И платье бы тоже не помешало…

— Сколько все это должно стоить?

— Не меньше трехсот долларов.

— Я дам тебе триста долларов, и пусть будет тихо. Я ненавижу разговоры о деньгах. Ты можешь разговаривать со мной о деньгах раз в четыре недели, не чаще. Той, из Берлина, я вообще ничего не платил. Сколько раз я ни пытался дать ей несколько марок, она кричала: «Нет!» Она, эта немка, к тому же имела обыкновение покупать мне подарки. Но все это на каком-то этапе закончилось. Потом она преспокойно ушла к одному нацисту. Но это я так, к слову. Та, в России, тоже от меня ничего не получала. Ей платил НКВД. Девочка, ты любишь деньги, но знай меру. Если ты умеешь играть в театре, ты будешь играть и сама заработаешь денег. А если ты ни на что не годишься в театре, займись чем-нибудь другим.

— В Варшаве я играла главные роли в «кви-про-кво».[349]

— Вот как? Однако Нью-Йорк — это не Варшава, а Варшава