Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

прогуливаясь по набережной. В понедельник поездом двенадцать сорок он вернулся в Лондон с ласковыми напутствиями тетушки.

— В следующую пятницу я буду в Лондоне проездом в Харрогет, — сказала она, когда они прощались. — Ты не напоишь меня чаем?

— Буду в восторге, тетя Джорджиана, — ответил Юстес. — Меня очень огорчает, что вы так редко предоставляете мне случай угощать вас в моей квартире. Четыре тридцать, следующая пятница. Бу сделано!

Все, казалось ему, складывалось как нельзя лучше, и он пребывал в самом радужном настроении. И порядочное время распевал в поезде.

— Свистать всех наверх, Бленкинсоп! — сказал он, входя в квартиру и чуть не покатываясь от хохота. — Все хорошо?

— Да, сэр, — сказал Бленкинсоп. — Надеюсь, вы провели время приятно?

— Лучше некуда, — сказал Юстес. — Как поживают бессловесные кореши?

— Мастер Уильям пышет здоровьем, сэр.

— Чудесно! А Реджинальд?

— О мастере Реджинальде я из первых рук ничего сказать не могу, сэр, поскольку названная вами девица его вчера увезла.

Юстес вцепился в спинку первого попавшего под руку стула.

— Увезла его?

— Да, сэр. Взяла с собой. Если вы помните свои последние распоряжения, сэр, вы поручили мне предоставить ей все, чего она ни пожелает. Она выбрала мастера Реджинальда. И поручила мне передать вам, как сожалеет, что не повидала вас, но, разумеется, она понимает, что вы не могли обмануть ожидания вашей тетушки и что, раз вы твердо решили сделать ей подарок ко дню рождения, она берет мастера Реджинальда с собой.

Невероятным усилием воли Юстес взял себя в руки. Он понимал, что упрекать его служителя было бы бессмысленно. Бленкинсоп ведь поступил согласно инструкциям. А вот ему следовало бы вспомнить, что Бленкинсоп все понимает буквально и всегда, выполняя распоряжения, соблюдает верность букве, а не духу.

— Быстренько свяжите меня с ней по телефону.

— Боюсь, это невозможно, сэр. Указанная девица поставила меня в известность, что отбывает сегодня в Париж двухчасовым поездом.

— В таком случае, Бленкинсоп, — сказал Юстес, — налейте мне что-нибудь.

— Слушаюсь, сэр.

От панацеи в голове Юстеса прояснилось.

— Бленкинсоп, — сказал он, — слушайте меня внимательно. Не позволяйте своим мыслям разбредаться. Нам надо подумать, очень-очень серьезно подумать.

— Да, сэр.

В самых простых словах Юстес объяснил положение дел. Бленкинсоп прищелкнул языком. Юстес предостерегающе поднял ладонь:

— Не щелкайте, Бленкинсоп.

— Да, сэр.

— В любое другое время я с большим удовольствием послушал бы, как вы изображаете человека, откупоривающего бутылки шампанского. Но не сейчас. Приберегите свой номер для следующей вечеринки, на которую вас пригласят.

— Слушаюсь, сэр.

Юстес вернулся к жгучей теме:

— Вы понимаете, в каком я положении? Подумаем вместе, Бленкинсоп, как я могу удовлетворительно объяснить мисс Чикчиррикит потерю ее пса?

— Быть может, имело бы смысл поставить указанную девицу в известность, что вы гуляли с указанным животным в парке, где оно высвободилось из ошейника и убежало?

— Почти в самую точку, Бленкинсоп, — сказал Юстес, — но только почти. На самом же деле произошло вот что: вы вывели пса на прогулку и, будучи абсолютным болваном, умудрились его потерять.

— Право же, сэр…

— Бленкинсоп, — сказал Юстес, — если в вашем организме есть хоть капля былого феодального духа, теперь как раз время доказать это. Поспособствуете мне в эту критическую минуту, и вы не останетесь внакладе.

— Слушаюсь, сэр.

— Вы, конечно, понимаете, что по возвращении мисс Чикчиррикит мне в ее присутствии придется отругать вас на все корки, но вы должны будете читать между строк и воспринимать все в духе дружеского подшучивания.

— Слушаюсь, сэр.

— Ну и ладненько, Бленкинсоп. Да, кстати, в следующую пятницу моя тетя будет у меня пить чай.

— Слушаюсь, сэр.

Покончив с этими прелиминариями, Юстес начал артиллерийскую подготовку. Он написал Марселле длинное красноречивое письмо, сообщая, что, к несчастью, бронхит, которому он подвержен, вынуждает его сидеть дома и препоручить паркопрогуливание Реджинальда Бленкинсопу, своему камердинеру, которому он полностью доверяет. Далее он добавил, что Реджинальд, окруженный его неусыпной любовью и заботами, чувствует себя великолепно и он — Юстес — будет всегда с ностальгической радостью вспоминать их долгие уютные вечера вдвоем. Он набросал картину того, как они с Реджинальдом сидят бок о бок в безмолвном общении — он, погруженный в полезное чтение, Реджинальд, размышляющий о том, о сем и об этом, — и на его глаза почти навернулись слезы.

Тем не менее на душе у Юстеса отнюдь не было легко. Женщины, он знал, в минуты острых переживаний всегда склонны выискивать виноватых. И хотя, предположительно, главный поток обвинений обрушится на Бленкинсопа, немало брызг достанется и на его долю.

Ибо, если у девушки Марселлы и был недостаток, он заключался в том, что щедрый жар ее женской натуры порой находил выход в ослепительных вспышках. Она принадлежала к высоким брюнеткам со сверкающими глазами, у которых есть привычка в минуты душевного волнения выпрямляться во весь рост и разделывать своих визави мужского пола под орех. Время пролило целительный бальзам на рану, но он еще помнил, какие слова услышал от нее в тот вечер, когда они опоздали в театр, а в фойе выяснилось, что он забыл билеты на каминной полке в гостиной. За две минуты любой компетентный биограф мог бы получить достаточно материала для исчерпывающего описания его характера. За краткий миг он узнал о себе больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Естественно поэтому, что последующие несколько дней он часто угрюмо задумывался. Рассеянность Юстеса очень досаждала его приятелям. У него появилась манера говорить «что?», остекленело глядя перед собой, а затем с совершенно поникшим видом осушать свой стакан, что в совокупности не делало его украшением застольной беседы.

Он застывал с отвисшей челюстью где-нибудь в уголку, и зрелище это было не из самых приятных. Завсегдатаи клуба начали жаловаться в правление на таксидермиста — тот не имел никакого права бросать