Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

поднял ладонь. Его лицо было полно невыразимого страдания.

— Довольно! — вскричал он. — Я сокрушен. Я…

Он умолк. Нечто вспрыгнуло на подоконник рядом с ним, заставив его отпрянуть. Это был кот Перси, который, услышав незнакомый кошачий голос, явился узнать, что происходит.

Выпадали дни, когда Перси, ублаженный сливками и солнечным теплом, становился если не дружелюбным, то хотя бы относительно беззлобным. Ланселот даже сподобился однажды увидеть, как он играл со смятой бумажкой. Но с первой же секунды стало очевидно, что этот день был не из таких. Перси явно изнемогал от злобы. Его черная душа поблескивала в суженных глазках. Он подергивал хвостом из стороны в сторону и мерил Уэбстера вызывающим взглядом, гнусно ухмыляясь.

Затем, пошевелив усами, что-то сказал тихим голосом.

Пока Перси не заговорил, Уэбстер словно бы не замечал его появления. Он все еще умывался после своего путешествия. Но, услышав эти словечки, он вздрогнул и поднял голову. И едва он увидел Перси, как его уши прижались к голове, а в глазах вспыхнул боевой огонь.

Наступила секундная пауза. Кот мерил взглядом кота. Затем, хлеща себя хвостом по бокам, Перси повторил свое заявление уже громче. И сказал мне Ланселот, с этого момента он понимал их диалог от слова и до слова, будто много лет изучал кошачий язык.

Вот какой произошел обмен фразами:

УЭБСТЕР. Кто? Я-а?

ПЕРСИ. Да, ты.

УЭБСТЕР. Что ты сказал?

ПЕРСИ. Что слышал.

УЭБСТЕР. Значит, так?

ПЕРСИ. Так.

УЭБСТЕР. Так?

ПЕРСИ. Так. Ну-ка подойди, и я откушу, что у тебя осталось от уха.

УЭБСТЕР. Так? Ты, значит, откусишь, а еще кто?

ПЕРСИ. Иди-иди сюда. Я тебе покажу.

УЭБСТЕР (жарко покраснев). Покажешь? Ты? Ну и нахал! Ну и наглец! Да я до завтрака съедал котов почище тебя! (Обращаясь к Ланселоту.) Подержи-ка мой пиджак и посторонись. А ну!

Затем раздалось шипение, и Уэбстер двинулся вперед в полном боевом порядке. Секунду спустя с подоконника в комнату скатился мохнатый клубок, напоминавший семнадцать кошек, сплетенных в тесном объятии.

Кошачий бой принципиального значения — всегда впечатляющее зрелище, но, по словам Ланселота, хотя это обещало стать ярким и захватывающим, его внимание было приковано не к перипетиям боя, а к епископу Бонго-Бонго.

В первые мгновения схватки черты прелата не выдавали никаких чувств, кроме сокрушенной тревоги и скорби. «Как упал ты с неба, денница, сын зари», — словно говорил он вместе с пророком Исайей, глядя, как его в былом непорочный любимец отбивает атаки Перси при помощи чего-то вроде шестнадцати одновременно действующих лап. Затем, внезапно, его лицо озарила страстная гордость за боевой талант Уэбстера, а также спортивный азарт, который так легко загорается во всех нас. Багрово покраснев, излучая фанатичный энтузиазм болельщика, он кружил вокруг бойцов, подбодряя своего словами и жестами:

— Отлично! Превосходно! Хороший удар, Уэбстер!

— Хук левой, Уэбстер! — вскричал Ланселот.

— Именно! — пробасил епископ.

— Врежь по сопелке, Уэбстер!

— Именно по ней! — согласился епископ. — Этот термин для меня нов, но я полностью одобряю его выразительность и энергичность. Всеконечно, врежь ему по сопелке, мой дорогой Уэбстер!

Именно в эту секунду в комнату торопливо вошла леди Уиддрингтон, привлеченная шумом поединка. И как раз успела увидеть, как Перси наткнулся на свинг правой и взлетел на подоконник, по пятам преследуемый своим противником. До Перси мало-помалу дошло, что, ввязавшись в этот бой, он срубил дерево не по плечу и сильно вляпался. Теперь он хотел одного: сбежать. Но Уэбстер не посчитался с выброшенным полотенцем, и доносящиеся снаружи вопли свидетельствовали, что бой возобновился на газоне.

Леди Уиддрингтон застыла в ужасе. При виде того, как ее любимец бесповоротно сдал позиции, она забыла о своих матримониальных планах. И перестала быть хладнокровной целеустремленной женщиной, намеревавшейся доставить епископа к алтарю, даже если бы пришлось пустить в ход хлороформ. Теперь она была возмущенной котолюбительницей и повернулась к своему гостю, сверкая глазами.

— Что, — вопросила она грозно, — это означает?

Епископ все еще пребывал под воздействием недавнего возбуждения.

— Ваш мерзкий котище сам напросился, вот Уэбстер его и отделал!

— И еще как! — поддержал Ланселот. — Этот тычок в нос левой!

— А молниеносный апперкот правой?! — воскликнул епископ.

— Ни один кот в Лондоне против него не устоит.

— В Лондоне? — сказал епископ с горячностью. — Во всей Англии! О, несравненный Уэбстер!

Леди Уиддрингтон гневно топнула ногой:

— Я требую, чтобы вы уничтожили этого кота!

— Какого кота?

— Вот этого, — ответила леди Уиддрингтон, указывая на подоконник.

Там стоял Уэбстер. Он чуть запыхался, а его ухо было потрепано даже еще больше, но на морде играла торжествующая улыбка победителя. Он поворачивал голову туда-сюда, словно выглядывая микрофон, чтобы сказать своим жадно внимающим поклонникам два-три скромных слова.

— Я требую, чтобы это бешеное животное было уничтожено! — сказала леди Уиддрингтон.

Епископ ответил ей невозмутимым взглядом.

— Сударыня, — сказал он, — я не намерен поддерживать подобный план.

— Вы отказываетесь?

— Безусловно, отказываюсь. Никогда еще я не ценил Уэбстера так высоко, как в эту минуту. Я считаю его благодетелем общества и готовым к самопожертвованию альтруистом. Несомненно, уже много лет все здравомыслящие люди жаждали обойтись с вашим омерзительным котом так, как сейчас с ним обошелся Уэбстер, к которому я не испытываю иных чувств, кроме восхищения и благодарности. Более того, я намерен лично и собственноручно преподнести ему миску, полную рыбы.

Леди Уиддрингтон судорожно вздохнула.

— Только не в моем доме, — сказала она.

И нажала на звонок.

— Фотерингей, — сказала она сухим холодным голосом появившемуся дворецкому, — епископ покидает нас сегодня. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы его чемоданы были упакованы к поезду шесть сорок две.

Она величественно вышла из комнаты. А