Вся правда о Муллинерах (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

епископ обернулся к Ланселоту с благосклонной улыбкой:

— У меня как раз останется время выписать тебе чек, мой мальчик.

Он нагнулся, подобрал Уэбстера в свои объятия, и Ланселот, торопливо взглянув на них, тихо прокрался вон из комнаты. Эта священная минута была не для посторонних глаз.

Открытый дом

Мистер Муллинер отложил письмо, которое читал, и благодушно улыбнулся маленькому обществу в зале «Отдыха удильщика».

— Весьма приятно, — прожурчал он.

— Хорошие новости? — осведомились мы.

— Превосходные, — сказал мистер Муллинер. — Письмо от моего племянника Юстеса, сотрудника нашего посольства в Швейцарии. Он полностью оправдал семейные ожидания.

— Преуспевает, а?

— В полной мере, — подтвердил мистер Муллинер и задумчиво усмехнулся своим мыслям. — Поразительно, — продолжал он, — теперь, когда этот юноша добился таких успехов, странно вспоминать, каких трудов нам стоило отправить его туда. Одно время казалось, что убедить его невозможно. И правда, если бы не вмешалась Судьба…

— Неужели он не хотел получить место в посольстве?

— Сама мысль об этом вызывала у него отвращение. Благодаря влиянию его крестного отца, лорда Наббл-Нопского, ему открылась столь заманчивая перспектива, а он упорно отказывался. Говорил, что хочет остаться в Лондоне. Ему нравится Лондон, твердил он, и его не заставят расстаться со старушкой столицей ни за какие коврижки.

Остальным его родным и близким такое упрямство казалось всего лишь глупым капризом. Но я пользовался особым доверием юноши и знал, что у него есть веские причины для подобного решения. Во-первых, ему было известно, что он любимый племянник своей тети Джорджианы, неутешной вдовы покойного сэра Катберта Бизли-Бизли, баронета, дамы преклонных лет и весьма состоятельной. А во-вторых, он как раз влюбился в девушку по имени Марселла Чикчиррикит.

— Ну и хорошим же я буду ослом, если ускачу в Швейцарию, — сказал он мне однажды, когда я пытался сломить его сопротивление. — Разве я не должен оставаться тут, чтобы время от времени смазывать маслом тетушку Джорджиану? А если вы думаете, что девушку вроде Марселлы Чикчиррикит можно обратать с помощью почты, вы очень и очень ошибаетесь. Утром кое-что случилось, и мне показалось, что она слабеет, а именно в такой момент личное воздействие совершенно необходимо. И скорее вечная скала сдвинется со своего несокрушимого основания, чем я поддамся на угрозы и мольбы, — заявил Юстес, который, подобно многим и многим Муллинерам, таил в себе поэта.

А утром, как я узнал позднее, произошло вот что: Марселла Чикчиррикит позвонила моему племяннику по телефону.

— Алло! — сказала она. — Это Юстес?

— Да, — ответил Юстес, потому что это был он.

— Вот что, Юстес, — продолжала она. — Я завтра уезжаю в Париж.

— Нет! — вскричал Юстес.

— Да, уезжаю, осел безмозглый, — сказала девушка, — и в доказательство могу предъявить билет. Слушай, Юстес. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Ты знаешь мою канарейку?

— Уильяма?

— Именно Уильяма. А моего пеки знаешь?

— Твоего пекинеса Реджинальда?

— Совершенно верно — Реджинальда. Взять их с собой я не могу, так как Уильям терпеть не может поездок, а Реджинальду по возвращении пришлось бы провести в карантине шесть месяцев, и он брызгал бы пеной от ярости. Так не предложишь ли им пару постелей, пока меня не будет?

— О чем речь! — сказал Юстес. — Мы держим открытый дом, мы, Муллинеры.

— Они тебе никаких хлопот не доставят. Реджинальд отнюдь не атлет. Двадцатиминутная бодрая прогулка по парку один раз в день — вот и все, в чем он нуждается в смысле упражнений. Ну, а в смысле пищи, корми его тем, что ешь сам, — сырое мясо, галеты для щенков и так далее. Коктейлей ему не давай. Они выводят его из равновесия.

— Бу сделано, — сказал Юстес. — Пока вроде бы все тип-топ. Ну, а Уильям?

— Re[37] Уильяма, он в смысле корма немножко эксцентричен. Только Богу известно, почему ему нравится конопляное семя и крестовник. Сама я их в рот не взяла бы. Конопляное семя можешь купить в лавочке, торгующей конопляным семенем.

— А крестовник, полагаю, в лавочке, торгующей крестовником.

— Вот именно. И выпускай Уильяма из клетки раза два в день, чтобы он сбрасывал вес, порхая по комнате. Он сразу возвращается в клетку, едва примет ванну. Все усек?

— Как тигр, — сказал Юстес.

— Держу пари, ты даже не слушал.

— Нет слушал. Реджинальду погулять, Уильяму попорхать.

— Все правильно. Ну, договорились. И помни, мне эта парочка очень дорога, так что береги их, как собственную жизнь.

— Абсолютно, — сказал Юстес. — Категорически. Само собой. Еще бы. Только так.

Разумеется, если учесть дальнейшие события, теперь в этих словах чудится глубокая ирония, но мой племянник сказал мне, что это был счастливейший миг в его жизни.

Он любил эту девушку всеми фибрами души, и ему мнилось, что раз уж из всех, кто толпился вокруг нее, она именно на него возложила исполнение столь священного долга, вывод мог быть лишь один: она считает его надежнейшим и достойнейшим человеком, на которого можно опереться.

«Все остальные, — конечно же, сказала она себе, проглядывая список своих друзей, — что они, в сущности, такое? Бездумные мотыльки. Но Юстес Муллинер — он не таков. Прочнейший материал. Молодой человек с характером».

Радость переполняла его и еще по одной причине. Как ни будет он тосковать в разлуке с Марселлой Чикчиррикит, ее отъезд из Лондона вполне его устраивал — на короткий срок, естественно. В этот момент его сердечные дела несколько запутались, и ее отсутствие давало ему возможность все исправить и наладить.

Примерно неделю назад он был безумно влюблен в другую девушку, некую Беатрису Уоттерсон. Потом на богемной вечеринке познакомился с Марселлой и незамедлительно распознал в ней бесконечно более достойный предмет для своей страсти.

Именно такого рода случаи усложняют жизнь беззаботного молодого человека. Он