В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Гарольд подумал, что знает, что искать. И начал пропускать через себя всю Библиотеку, записанную на накопитель майора (который находился все там же в кармане, соединенный с микроскопическим отростком, который тянулся из дома прямо к луже-амебе), в ускоренном режиме. С эвристическим выбором программой главного.

Следуя интуиции, Синохрара отказался от анализа текстов и обратился к трехмерному видео. Да, в нем труднее что-либо найти, но гораздо больше можно спрятать. В звуковом ряде, в цветовой палитре и их сочетаниях. Он вел параллельный поиск. Программа искала скрытые включения в этих видео. А сам он искал зацепки на уровне интуиции – в самой картине.

«Потерянные непроглядной ночью часы лучше всего искать под фонарями. Потому что нигде больше ты их не увидишь».

И вот в двенадцатом по счету 3Д-видео капитан увидел то, что заставило его замереть. Если на всех предыдущих были детские утренники, уроки в школе, семейное барбекю или день рождения. То теперь была комната в подвале без окон. Вернее, одно окно есть, но оно не настоящее. И пасмурное небо за ним фальшивое. А посреди комнаты сидит ребенок. Вокруг него стоят пустые коробки. Коробки рвутся им на ровные ленты. А из них извлекаются метры и метры пузырьковой пленки, которой когда-то предохраняли от повреждений посылки. Ее не использовали уже лет пятнадцать.

Слышно лопанье пузырьков. Этой пленки кругом много, целые рулоны. И ребенок методично ее давит. В сидящем ребенке Гарольд узнал черты самого Джошуа Мэйвезера. Тому на вид было лет четырнадцать. Хотя могло быть и восемнадцать. Он был, как и сейчас… вне времени. Одновременно и ребенок, и подросток, и маленький старик. Он был тощий и какой-то… изможденный. Нестриженные спутанные волосы, опухшее лицо, изгрызенные ногти и пальцы.

Перемотав несколько часов, японец увидел, что объект даже не сдвинулся. Перемотал неделю в ускоренном темпе. Человек иногда исчезал. Но это было едва заметно. Это значит, что каждый день он садился на одно и то же место на ковре, где даже остался протертый след. С точностью до пары сантиметров. И сидел там как статуя. Смотрел какие-то картинки через «линзы». По учащенному дыханию было видно, что картинки вызывают у объекта всю гамму эмоций. От страха до восхищения. Лишь иногда тот вставал. Видимо, чтоб сходить в туалет. И тут же возвращался. По крайней мере, памперс ему был не нужен.

Осенила догадка: «Да он должно быть спаржа. Причем очень тяжелая. Почти аутист. Как он вообще смог выучиться и стать офицером?».

Аспи. Aspargus. Все встало на свои места.

В Японии он видел много аспи. Не все хиккимори такие. Но многие.

В Корпусе они тоже были, как и люди с синдромом Дауна. Только в отличие от даунов, аспи при всей их кажущейся безобидности могли быть совсем не милыми и не добрыми, уж он-то знал. Особенно если их достать. А вывести из равновесия их могло многое.

Синдром Аспергера. Всемирная Организация Здравоохранения отменила этот диагноз, названный по имени нацистского врача, очень давно. Официальным термином было «человек аутистического спектра». Раз уж человеческий пол – это спектр, и раса – это спектр, то почему не быть спектром форма связей нейронов в коре головного мозга? Парадигма патологизации была давно побеждена подходом нейроразнообразия.

Но в данном случае слово «спектр» было не данью политкорректности, а реальностью. Под словом «аутизм» скрывалась мозаика из множества разных заболеваний различной этиологии, имеющих общие симптомы, но вызванные сотней разных факторов, включая мутацию нескольких десятков генов. Причем на границе этого спектра и условной нормы слово заболевание стоило заменить словом «состояние».

Фильмы и книги врали. Мало кто из носителей одной из этих мутаций были гениями, которые решают математические теоремы на ходу, пишут уникальные картины или сочиняют великолепную музыку. Такие тоже были… но большинство – либо безобидные асоциальные инвалиды, либо те, кого можно принять за обычных людей с небольшими «бзиками» вроде коллекционирования крышек от бутылок, не имеющими ничего общего с шизофренией, манией и психопатией. Это стабильное состояние… в комфортных условиях. Но часто это была стабильность в таком качестве, в котором мало кто из обычных людей захочет оказаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он видел двух-трех таких. Они были чудовищно разные, но у всех были неуловимые общие черты.

И все же настоящий аутизм был в богатых странах довольно редким явлением – помимо генетической выбраковки, которая встречала сильное противодействие, последние двадцать лет его симптомы лечились. Внешние. Про то, менялось ли что-то внутри, Гарольд не знал. У него таких близких знакомых не было.

Синохара хлопнул себя по лбу, лицо его озарилось радостной улыбкой. Сложились одна с другой все части мозаики. Странное поведение. Сенсорные особенности. Нежелание близкого контакта с людьми.

Идиоты-психологи в корпусе сами нуждались в освидетельствовании. Их тесты ничего не стоили, они не видели дальше своих носов.

Но… минутку! И тут его улыбка увяла, и пришло понимание, что пойманная им рыба – мелкий карась, а не огромный лосось.

Да, он утаил свое психическое состояние. И что? Если это не мешает ему работать… это даже болезнью не является.

Шимата!

Захотелось материться по-японски и более крепко.

Знание о том, что объект в детстве сумел преодолеть тяжелую когнитивную патологию… как-то компенсировав ее… это не давало ничего, вашу мать, ничего для понимания его мотивов, и еще меньше – для понимания роли майора в плане врагов Мирового совета. Он исправно служил и бил мятежников. Доступа ни к каким секретам за пределами театра боевых действий не имел. Карьерных амбиций никогда не проявлял. Глубоко зарывшийся «крот?». А зачем?! Опять тупик. Надо смотреть дальше…

И вдруг до него донесся тихий голос:

– Тебя не учили, что брать чужое некрасиво? Это называется вторжением в частную жизнь.

Мэйвезер-взрослый стоял прямо посреди просматриваемого Гарольдом видео про Мэйвезера-ребенка. Стоял рядом с тем, как отец рядом с сыном. Хотя ребенок был тощ, а взрослый – огромен как туча. То, чем он был и то, чем он стал.

А ведь на картинке, пересылаемой со скаута, майор еще мирно спал на кровати. И это оказалось обманом!

Картинка рассыпалась. Синохара успел почувствовать, что не просто потерял контакт с видео – оно на его глазах было удалено.

В реальном мире майор Мэйвезер стоял в десяти шагах от него, в дверях его комнаты. Мембранная дверь на входе его пропустила. Хотя категорически не должна была, Гарольд заблокировал ее даже для “friends”, не только для “foes” и “neutrals”.

Но так даже лучше. Не придется посылать роботов за ним. Арест мог бы вылиться в небольшую битву.

А предатель хорошо держался. Если тот и был удивлен, что взломали его шифр – то виду не подал. Неужели не понимает, что пришел в западню?

Гарольд впервые увидел, как тот ходит на своих двоих. Походка у него была асинхронная, грузная. Свою летающую платформу изменник, видимо, оставил снаружи. Хотя камеры… показывают, что во дворе ничего нет. Улетела?

«Камеры, сенсоры?.. Почему они не показали его приближение? Ведь это не нанороботы, которых я провел к нему, а огромная туша…».

Но он задвинул эти мысли. Сейчас главное не они.

– Я имею право на такие действия, мистер Мэйвезер. Вы обвиняетесь в измене присяге. И еще по ряду статей Всемирного Уголовного Кодекса.

Холодный формализм. И демонстративное обращение как к гражданскому человеку. «Мистер». Хотя из армии он еще не был уволен и звания не лишен.

– Как вам удалось? Код неподбираемый. У вас должен был уйти месяц.

Надо же, речь сразу прорезалась. Нормальная, звуковая.

– Как нам удалось… это не ваше дело, подозреваемый, – ответил Синохара устало. – Позвольте представиться. Служба планетарной безопасности. Агент 6-го класса Гарольд Синохара. Да, мое имя настоящее. Но я майор, как и вы, а не капитан. Хотя это не имеет значения. Вы обвиняетесь в особо тяжких уголовных преступлениях. Сдайте оружие и сотрудничайте со следствием. Или, если я что-то не так понял… поясните свое поведение.