В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

Если бы человек или робот задели бы его конечностью, они не отпилили бы ее себе – поток просто прервался бы на секунду, а потом склеился бы обратно, как колонна муравьев. Но задеть его почти нереально – настолько низко он стелился по земле.

Засечь его… тоже было почти невозможно. Разве что приборами лабораторной точности. Но таких на фронте не было. Не было в них пока потребности.

И вот он добрался сначала до забора. Потом до стены каменного дома. Потом проник в трещину. Здесь поток раздробился на множество отдельных наноботов, каждый из которых проследовал по своему маршруту. Они начали обыскивать дом. И, наконец, нашли объект. Это был стандартный квантовый накопитель, лежащий в кармане форменной рубашки майора, которая была небрежно брошена на стул.

Увидел он и самого Мэйвезера, спящего сном младенца. Чертов толстый сукин сын даже храпел. Он оставил его под наблюдением. Тот пока прямой опасности не представлял.

«Муравьи» снова выстроились цепью, сомкнули ряд, сцепились, как нейроны. Нужна широкополосная связь. По воздуху такое не передать.

И все равно Гарольд до последнего опасался, что его засекут. Или что защита окажется ему не по зубам. Времени было мало. Если понадобится час – это огромный риск. А если сутки – это уже не успех, а проигрыш. Потому что часы тикали. И совсем не такие, как у одной леди в Лондоне, а похожие на часы Судного Дня.

Прошло двадцать две минуты. Шифр не поддавался. Ничего себе защита персональных данных! Вообще-то офицерам корпуса на боевых заданиях было запрещено хранить при себе недокументированные накопители данных, да еще и защищенные кодированием такого уровня.

Уже этого факта была достаточно, чтоб вызвать военную полицию и привлечь майора к дисциплинарной ответственности. И начать служебное разбирательство.

Но отнюдь не это было нужно командованию; тем, кто дал Гарольду это задание. Это тоже было бы провалом. Срывом лески и уходом рыбины в глубину с крючком, засевшим в губе. Надо получить доступ к данным. Здесь, сейчас. Ibidem. Если верить тем, кто наверху, будет возбуждено уголовное дело о государственной измене, а вовсе не о нарушении дисциплины, пусть и в боевой обстановке. Нужны были лишь фактические данные.

И вот на двадцать седьмой минуте стена треснула. А на тридцать второй рухнула.

Перед ним была огромная база данных.

Дизайн старомодный и формат тоже довольно древний. И дело даже не в том, что нет никаких декоративных элементов и интерфейс на уровне двадцатых годов. Это-то как раз привычно. Просто все выглядит так, будто акцент делался на широкую совместимость. В том числе с древними машинами и протоколами.

Целая Александрийская Библиотека. Петабайты и петабайты разнообразной... ерунды. Жестко структурированной и разложенной по папкам. И вопиюще бесполезной. Да, на первый взгляд ничего компрометирующего. Личные съемки. Животные. Картинки и истории. Эти тоже разложены по темам: смешные, грустные, позитивные. Впрочем, даже анекдоты были странные. Но японец пролистывал их, не вдумываясь. Если там есть какой-то второй смысл – то эксперты его найдут. За него думала внешняя эвристическая система и весь Аналитический отдел. Который подняли по тревоге – и тех, кто дежурил на базах в тылу, и тех, кого вытащили прямо из постелей дома – по всему миру. Все они были в строю и искали вместе с ним.

Искали по ключевым словам, образам, объектам. И на десятой минуте поиска Синохара понял, что весь отдел – сотни аналитиков – не находят ничего.

На первый взгляд не было никаких связей майора с любым из движений в составе «Союза Освобождения Земли» или «Всемирным трудовым авангардом». Ничего, что изобличало бы его как «крота». Да, такие вещи не держат на виду. Да, редкой удачей было бы найти явные факты. Больше надежд было на мелкие зацепки. Но не было и их. Только невинная личная информация.

Посовещавшись, раскиданный по всем материкам Четвертый отдел, 96 человек офицеров, как консилиум врачей – постановил: агенту с позывным «Инквизитор», то есть майору Гарольду Синохаре (таким было его настоящее звание), следует сканировать весь массив побуквенно. То есть читать и первично интерпретировать, одновременно копируя и пересылая в штаб.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Да, он это сможет, благодаря своим «муравьям». И потому, что у него теперь есть сенсорные улучшения и интеллектуальные. Запрещенные. Недостаточно оттестированные. Они позволяли ему видеть радиоволны, слышать ультразвук и видеть микрообъекты, а также давали такой зум, какой не дали бы никакие линзы.

Гарольд приглушил их еще в самолете. Оставил только небольшое усиление зрения.

Ему незачем видеть микроскопических клещей в пыли и бактерии в каждой луже, не говоря уже о эритроцитах в капле крови. Разум с трудом пропускал это через себя, протестуя против возросшего траффика от зрительных нервов. Дело было именно в сложности обработки и осознания. Канал передачи работал как часы – эти нейроны матушка-природа, похоже, создала с запасом. А вот зрительные центры головного мозга, зрительная кора просто начинала сбоить, когда он на пиковых нагрузках заставил ее воспринимать миллионы инфузорий или миллиарды песчинок на пляже. Не помогали даже дополнительные усилители мозолистого тела, обеспечивающие более полную синхронизацию полушарий и то, что система межполушарных соединений была усилена введением дополнительных искусственных комиссур, своеобразных «шлейфов».

Можно было, конечно, поставить, фильтры, отсекающие этот объем данных от сознательного восприятия, оставляя эти лишние элементы подсознанию. Но это слишком сложно и чревато побочными эффектами. Проще было снизить детализацию, приберечь эту способность для критических моментов, когда он сможет без всяких технических приспособлений воспринять то, что другим будет не под силу. Хотя это было грубым вторжением в психику. Его тренированную и очень устойчивую психику. Другой бы мог и не справиться.

А в нормальном режиме работы с небольшим усилением чувствительности мир не стал принципиально другим. Рутинные механизмы, выработанные мозгом за годы многократно перекрывали эффект нововведений.

В общем-то это были те же «линзы» и «уши» как у обычных людей, только внедренной биологической природы. И они будут всегда при нем и не откажут из-за наведенных помех. В теории.

Конечно, его тренировали и модифицировали не только для того, чтоб он мог увидеть единичные молекулы отравляющего вещества в воздухе. Он мог много больше. Усиленный сигнал могла обрабатывать и третичная зрительная кора, то есть высшие зрительные зоны, отвечающие за детекцию самых сложных зрительных образов. Букв, иероглифов, любых сложных знаков. И лиц людей.

Распознать лицо подозреваемого – любого из тысяч в личной и миллионов в облачной памяти. И все это в плотной толпе за тысячную секунды. Легко.

Побочные эффекты в виде зрительных галлюцинаций, от которых страдали первые прототипы, были почти преодолены.

Но даже его почти сверхчеловеческих способностей тут может не хватить.

Там в массиве было столько знаков, сколько обычно содержится на сервере средних размеров организации. Миллионы страниц и миллиарды знаков. И все это у одного человека. И почти все это бесполезный мусор. Детские дневники. Фотографии коллекции фантиков. Записи шумов моря. Разных морей и океанов. Шум деревьев на разных континентах и островах. При этом все это может иметь вторые, третьи и четвертые в двадцатой степени смыслы и значения, считываемые только при наличии «ключа». И все это надо перелопатить. Чтоб найти зацепки. Если они есть. И все эти объекты могут иметь посторонние включения, вложения.

– Проклятье, – пробормотал Синохара неслышно. – Я буду читать это неделю. Или две. И ничего не найду. А эти хреновы эксперты будут расшифровывать это год. Должен быть другой путь.

Он знал, что интуиция – ненадежный советчик. Что его предчувствия мало стоят рядом с совокупным разумом огромного Отдела, поддержанного чудовищной мощью почти всезнающих машин.

Но он был на месте, а они далеко. Он видел этого человека несколько дней вживую, а они – только издалека, по его донесениям. Они не понимали, а он что-то чувствовал.