Некромагичка для мажора (СИ) - Даллас Ирэн

— Будь мы менее знакомы, мне бы показалось, что вы просто не хотите, чтобы я увидела что-то, что могло бы вас скомпрометировать, — подняла бровь слечна Глашек.

— Ну, что вы? — развёл руками полицейский. — Как же можно? Я едва в должность заступил. Ещё не успел настолько нагрешить. Просто… не ваш это калибр — заниматься частными локальными проблемами нищей челяди.

— Вы слышали о “теории разбитых окон”? — уточнила госпожа.

— Теории — это удел учёных и некромагов, — мужчина жестом предложил обсудить этот вопрос, перебирая ногами в сторону конечной цели. — Я же — человек простой. Вижу нарушение, и думаю, как бы его по закону устранить. Ну или в обход закона, если вы понимаете, о чём я.

Усмешки инспектора Воржишека и слечны Глашек зеркально отражали друг друга. И сложно сказать, чья же была более хищной.

И тогда Жаки поняла: именно эти места, именно эта ситуация, именно они являлись родной стихией госпожи. А вот француженка здесь была… чужой, несмотря на то, что ей уже довелось поработать на данных территориях под началом Сковронского.

Так что, всё, что ей оставалось, это плестись в хвосте: как в прямом, так и в переносном смысле.

— Это вы зря, мой дорогой друг, — речь сюзерена была разом официальной и панибратски-покровительственной. — Это ведь криминологическая теория: мелкие правонарушения являются не только индикатором преступной деятельности, но и фактором, влияющим на рост криминогенной обстановки.

— По принципу “почему другим можно, а мне — нельзя”? — догадался инспектор.

— И да, и нет. Ваше предположение верно, но оно является лишь частью истины. Опираться лишь на это объяснение — значит, надевать метафорические шоры. Безнаказанная мелкая преступность, как простое хулиганство, так и бытовая коррупция, выражающаяся в падении качества жилищно-коммунальных услуг, являются символом бессилия власти, — подняла палец слечна Глашек. — Нельзя недооценивать значение символов. Как может справиться с серьёзными преступлениями полиция, которой даже мелкое хулиганьё прихлопнуть не дано? Если власть не способна подтвердить свой статус, если она теряет доверие, люди выбирают иные нравственные ориентиры. Просто в пику официальной линии партии.

— Иными словами? — поднял бровь полицейский. — Вы рассчитываете сосредоточиться на решении мелких проблем для того, чтобы, так сказать, замедлить течение мутных вод?

— Это вклад в будущее, — кивнула синеглазая некромагичка. — Как в будущее моего района, так и в будущее моего культа. Люди мне молятся. Я должна время от времени на эти молитвы отвечать.

3.

Жаки отлично знала это место.

Она частенько выходила на охоту в данном районе. Ведь никому не покажется странным, если человек, вышедший в одиночку прогуляться после заката по исписанным граффити улицам, полным разбитых бутылок и сломанных мусорок, до конечной цели не доберётся. Гобой стабильно поставлял “висяки” в местный полицейский участок, и немалая их часть была связана с этим и соседним кварталами.

Слепа улица.

Крайне говорящее название. Ироничное. Претендующее на звание нарицательного. Жизнь местных обитателей поистине зашла в тупик, а полиция в этих местах была слепа.

И не только полиция. Казалось, что коммунальные службы вообще не считали Слепу улицу частью Праги. Дыры в асфальте проезжей части были такими, что в них вполне можно было сломать ноги. Тротуар местами отсутствовал, а где, всё-таки, отметился самим фактом наличия, оказался забит машинами разной степени никчёмности до состояния “протиснуться невозможно”, из-за чего пешеходы просто вынуждены были топать там, где на регулярной основе ездили авто.

Причём, тот самый день, когда это гиблое место посетила сама властительница данных земель не стал исключением. Их небольшая процессия как раз проходила мимо коллекции ржавых, полных острых штырей, творений скульптора-авангардиста, что некогда, по всей видимости, являлись детской площадкой, да парой лавочек, когда какой-то самоубийца, которому, похоже, надоело плестись следом за троицей официальных представителей власти, решил проаккомпанировать отражавшейся эхом от разукрашенных бездарными художниками потёртых стен многоэтажки низкокачественной румынской рэпчине раздражающим звуком клаксона.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Звук был столь резким и противным, что даже ожидавшая его Жаки не удержалась от того, чтобы подпрыгнуть на месте.

— О, ща будит мясо! — громко хохотнул один из случайных свидетелей из числа сидевших у подъезда в компании ему подобных: долговязый подросток не самого законопослушного вида.

Надо сказать, что вышеупомянутой группе малолеток вполне себе хватило ума затихнуть и не привлекать к себе излишнего внимания полицейского и двух некромагичек прежде, чем появился более достойный кандидат. В отличие от любителя бибикать в спины ничего не подозревающим людям.

Ей-семеро, даже если с водительского места не видно волшебную палочку и корсиканский браслет — во что Жаки не сильно верилось — то уж не разглядеть полицейскую форму шефа Воржишека, это уже поистине паталогия.

Француженка уже развернулась, направив магическое оружие на сокрытое тонировкой водительское место, однако тут же обнаружила на своём предплечье ладонь слечны Глашек. Госпоже удивительным образом удалось сохранить мягкость жеста при всей его стремительности.

— А вот теперь смотри внимательно и запоминай: мне нужно, чтобы ты уловила дух того, что я делаю, — она настойчивым движением опустила руку Жаки, после чего решительно подошла к окну машины со стороны водителя, на ходу проворачивая регулировочный винт корсиканского браслета.

Начало разговора охарактеризовалось решительным ударом кулака о стекло. То не выдержало напора укреплённого некромагией кулака и с обиженным звоном осыпалось, частично под ноги слечне Глашек, а, частично — внутрь салона.

— А, курва! — раздалось со стороны недальновидного автовладельца. — Ты что, совсем поехавшая?!

Ей-Семеро, этот глупец, по сути, подписал себе смертный приговор. Или что похуже. Спускать с рук челяди неуважение было не принято. И не просто так. Конечно, Жаки воспитывалась в традициях, призывавших относиться к безродным так, как хочешь, чтобы твой сюзерен относился к тебе, однако, подобное хамско-пренебрежительное поведение… слечна Кюсо даже в мыслях не могла себе представить, чтобы назвать курвой свою госпожу и благодетельницу.

Странной? Да. Чужеродной? Да. Но очень осторожно и вежливо.

— Ну как же можно? — Жаки не видела, что происходит в салоне, но догадывалась, что синеглазая некромагичка либо зажала ладонью рот этого хама, либо прикосновением к шее вызвала у того лёгкий паралич дыхательных путей. По крайней мере, замолчал тот чересчур резко. Прямо посреди слова. — Я ведь иду пешком. Это вы, батенька, на машине. Это вы — поехавший.

И пусть француженка не очень хорошо знала слечну Глашек, однако ей показалось, что здесь и сейчас эта безродная получала искреннее удовольствие от процесса. И пусть её лицо выглядело столь же бесстрастным, сколь и в тот день, когда Жаки довелось оказаться в вынужденных гостях у рода Маллоев.

В тот раз Лешая говорила правду. В тот раз в этом не было ничего личного.

Но прямо в этот конкретный момент в глазах слечны Глашек, выволакивавшей проштравившегося водилу из уютного салона авто за горло, читалось крайне плохо скрываемое хищное ликование.

— Инспектор Воржишек! — обратилась к своему спутнику госпожа. — Ой, простите… шеф, шеф Воржишек! Скажите мне, разве в Богемии разрешено использовать клаксон вблизи жилых массивов без достойной причины?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— В Богемии, в принципе, запрещено использовать клаксон в любой ситуации, кроме как в той, в которой его использование поможет избежать аварии, — сдержанно пояснил мужчина. — Бибиканье всуе, на самом деле, как раз наоборот, способствует автокатастрофам. Особенно, когда на дороге присутствует неопытный водитель.

Он вовсе не выглядел удивлённым или взволнованным. Но это и понятно: с чего бы полицейскому, тем более, опытному, быть в шоке от вида шляхты, взявшей вопрос правосудия в свои руки.