Путь хирурга. Полвека в СССР - Владимир Голяховский

В 1969 году в «Сокольниках» проходила международная выставка «Ортопедия-69» — демонстрация технических достижений в нашей специальности. Я случайно узнал о ней заранее — секретарши ученого совета Ирина и Тамара, наши с Веней верные подружки, передали мне информацию Комитета по изобретениям. Узнав, я предложил дирекции выставить для демонстрации мой металлический локтевой сустав. Сразу нашлась группа партийных активистов, которая повела против меня интриги:

— Голяховский — «выскочка» и не член партии, не выпускать его на международную выставку!

Ничего в России не делается без трудностей и сопротивления. Но институту было почти совсем нечего показывать на выставке, и мне дали согласие. Чтобы мои суставы выглядели на уровне стандартов современной изящной технологии, я попросил своего знакомого рабочего Павла Ивановича с завода «Авангард»:

— Отполируйте мне набор суставов трех размеров — я хочу показывать их на выставке.

— На выставке? Отполирую. Будут блестеть, как жидовские яйца (откуда он это взял?).

За бутылку спирта он принес мне сверкающие полировкой суставы. Устроители выставки оформили мой стенд: суставы лежали в большом стеклянном кубе на фоне синего бархата. Моей фамилии на стенде нет — в Советском Союзе никакая техническая продукция не носила личных имен (за исключением авиационных фирм) и ничего личного не демонстрировали. Но рядом лежала пачка рекламных листов довольно плохой печати с фотографией сустава и кратким описанием на русском и английском языках. В листке сказано, что автор — Голяховский. Мне полагалось все дни находится возле стенда.

Рядом с большими красивыми стендами иностранных фирм советский отдел выглядел бедным, те фирмы прислали на выставку самую передовую продукцию. А нам показывать почти нечего. В этом отражалось состояние нашей медицинской промышленности. Неподалеку от моего стенда размешалась экспозиция британской фирмы «London Splint Company — Лондонская компания Сплинт». Представители фирмы, хорошо одетые сухощавые инженеры, несколько раз подходили к моему стенду и что-то обсуждали. Что — я не понимал из-за незнания языка. На второй день их переводчица спросила меня:

— Вы не знаете, какая фирма изготовляет этот сустав?

Я, конечно, знал: работяги-пьяницы с секретного ракетного завода. Но не скажешь же!

— Это мое изобретение, оно изготовлено в Центральном институте травматологии и ортопедии.

Она отошла к англичанам и перевела им. Те оживились, подошли, и завязался разговор:

— Из какого металла изготовлен ваш сустав?

Я не знал точно:

— Из сплава стали с какими-то другими металлами.

— Не из виталлиума?

Я мог бы сказать, что для медицинской промышленности виталлиум в нашей стране не дают, но промолчал. Они продолжали:

— Нам нравится ваша конструкция. Наша фирма тоже производит локтевой сустав, мы делаем его из виталлиума. Но нам кажется, что ваш сустав имеет преимущества. Мы хотим предложить вам сделку: вы дадите нам образец и чертежи, мы покажем их в Лондоне руководителям нашей фирмы. Если они дадут согласие, мы купим ваш сустав. Наша технология производства выше, мы сможем улучшить качество. И, кроме того, мы — международная фирма, продаем нашу продукцию во многие страны мира. Сможем продавать и ваш сустав.

Моя первая реакция была смешанная: приятно, что они так высоко оценили мои изобретательские способности, но я сразу же испугался — как я могу вести деловые переговоры с иностранцами? Я даже боялся — не наблюдают ли за нами, потому что где иностранцы, там всегда много агентов КГБ. Этот страх жил у всех советских под кожей. Десятилетиями нас запугивали, что любые контакты с иностранцами с передачей бумаг и образцов — это нарушение закона, и все деловые письма между советскими гражданами и иностранными фирмами рассматривались как шпионаж. Было много примеров, когда людей сажали в тюрьму за ничего не значившую деловую связь с иностранцами. В мои студенческие годы нас пугали фильмом «Суд чести», основанным на действительном факте — академик Василий Парин был арестован якобы за передачу американцам секрета лечения рака. Он много лет просидел в одиночной камере, с трудом выжил, а теперь стал директором Института космонавтики.

Что мне было делать? Вести переговоры я не мог, а отказаться от такого заманчивого предложения было обидно. Меня буквально бросало в жар и в холод. И еще — стыдно, что англичане могли заметить мое замешательство. Я сказал заплетающимся языком:

— Все деловые переговоры возможны только через отдел лицензий Комитета по изобретениям и через дирекцию нашего института.

Они вручили мне свои деловые карточки и попросили мою. Я еще больше смутился — у меня своей не было: чтобы напечатать визитку, нужно специальное разрешение нескольких инстанций. Они взяли адрес института, я попросил переводчицу:

— Пожалуйста, пусть пишут только на имя директора, — я не хотел, чтобы на конверте из Англии стояло моё имя, это тоже было подозрительно и даже опасно.

Дома я по-маниловски размечтался и возбужденно говорил Ирине:

— Представляешь, какая это удача! Если они станут производить мой сустав, это даст мне для операций настоящую западную продукцию, а институту и мне — международную известность. Может, меня даже пригласят в Англию. Но знала бы ты, как по-дурацки я себя чувствовал: не то что дать согласие, я говорить боялся — унизительное положение (по-настоящему я тогда даже не представлял, какая большая индустрия и реклама развивается на Западе вокруг таких изобретений).

Выставка закончилась, и спустя некоторое время мне вручили письмо от той фирмы. Они все-таки писали на мое имя, конверт распечатан — письмо просмотрено. Ирина перевела:

«Дорогой сэр, Вы помните наши встречи во время выставки «Ортопедия-69». Мы поняли, что Вы проявили интерес к тому, чтобы Ваш локтевой сустав изготавливали у нас из виталлиума. Мы понимаем, конечно, что не можем изготавливать или перепродавать сустав без согласия Вашего и Лицензиенторга. Когда мы получим чертежи, мы будем в состоянии указать дату изготовления образцов. Может быть, при ответе на это письмо Вы могли бы указать нам, какое количество суставов Вам потребуется для начала. Ожидаем дальнейших советов и надеемся увидеть Вас в следующем году во время приезда к Вам.

Искренне Ваш, А.Е.Мессен, заведующий плановым отделом».

Фирма настойчиво предлагала завести выгодные для нашего института дела. Я кинулся в дирекцию, но поговорить с директором никак не удавалось — он всегда в министерстве или на заседаниях. Поэтому я написал письмо:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});