Путь хирурга. Полвека в СССР - Владимир Голяховский

Днем мы ездили по окрестностям, выискивая красивые места, и однажды остановились в селе Стельмуж. Там стояло старейшее дерево Европы — двухтысячелетиий Стельмужский дуб. Окружность его ствола — 13 метров, диаметр его веток — 23 метра. Он старше Иисуса Христа, под его кроной отдыхали римские легионеры. Старик-великан все еще имел красивые листья, хотя ствол его зацементирован для сохранности. Я был околдован дубом, его жизнестойкость поражала меня. Как он выжил, как сохранялся так долго? Я гладил его древнюю кору, и его сила каким-то образом переселялась в меня. Мистика, а что плохого в мистике? Надо только уметь правильно интерпретировать мистические явления. Да, как этот старый дуб, я обязан сохраниться для самого себя — для Ирины, для сына, для нашего будущего. А чтобы сохраниться, надо бежать из Советской России. Что я оставлял тут, кроме ее богатой культуры? В балансе достигнутого и несовершенных возможностей оставалось многое в пользу возможностей. Я сделал тысячи операций, и свои новые, я мог сделать еще столько же — этого не захотели оценить. Я первым в мире изобрел три искусственных сустава, они могли бы принести славу русской хирургии — мне не дали их внедрить. Мне удалось открыть влияние магнитного поля на кость — меня схватили за руки, как вора. Я начал воспитывать новую плеяду травматологов-ортопедов — мне не дали создать свою школу. В балансе достигнутого и возможного был большой перевес несвершенного.

Осенью 1976 года я подал заявление об уходе из института. После трудного года ожидания нам разрешили уехать. Жалею ли я, что мне пришлось уехать из Советской России? Эмиграция — это тяжелый путь испытаний. В Америке у меня ушло десять лет на изучение английского языка и на восстановление профессионального положения. Я сумел вынести все, как Стельмужский дуб. Первым из русских иммигрантов я стал профессором хирургии Нью-Йоркского университета; получил два патента на новые хирургические изобретения; сам написал на английском первый американский учебник русского хирурга, его перевели на русский и издали в России; мне удалось внедрить и развить в Америке и по всему миру метод операций моего друга Илизарова. Я читал лекции и делал операции в пятнадцати странах мира на пяти континентах — в обеих Америках, Европе, Австралии и Азии. После тяжелых и бедных лет мы с Ириной стали состоятельными людьми и объехали тридцать стран.

Все это я описал в двух книгах — «Русский доктор в Америке» и «Американский доктор из России». Жалеть ли мне, что я был вынужден уехать из Советской России? — Нет, не дали мне там распрямиться во весь рост.

Владимир Голяховский.

31 марта 2005

Примечания

1

Я слегка модифицировал стихи, вставив в них модели «Волгу» и «Жигули», которых не было, когда об этом писал Маршак. Однако смысл эпиграммы от этого не изменился.

2

Это описано в первой части.

3

Это определение всё же оправдалось через двадцать лет: после моего переезда в Америку я делал операции и читал лекции на пяти континентах, в четырнадцати странах мира.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});