У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Ахмад должен появиться в квартире через пару дней между девятью и десятью вечера. Где он сейчас, я не знаю. Я связываюсь с ним еще через пару человек. Передача идет по цепочке. Если бы сегодня побег удался, мне пришлось бы дежурить поблизости. Каким образом он появится, не знаю. В детали нас не посвящали. Знаю только, что он будет в форме русского подполковника. Сколько с ним придет народу, неизвестно.

— Ты знаешь его в лицо?

— Нет. Он должен сказать: “Здесь живет механик? У нас что-то с машиной”. Ответ: “Механик убит, но здесь его брат. Он разбирается в технике. Может и договоритесь”. Это все, что мне известно…

Марина отхлебнула глоток из кружки и спросила:

— Амир, почему ты не выдвигаешь условий?

Он устало ответил:

— Мне теперь все равно, что со мной будет… Я уже столько всего натворил!

— Тогда, если не возражаешь, я выдвину условие за тебя: свобода и никаких преследований. Суда не будет!

Он попросил:

— Возьми меня в засаду. Если я открою дверь, вопросов не возникнет. Я не предам тебя.

— Не боишься? В этом случае они сразу поймут, что ты их сдал.

Бесланов пожал плечами:

— Когда-нибудь все равно придется расплачиваться.

Они договорились, что говорить Мурзаеву, если спросит. Оставив Амира в палатке, Марина нашла Огарева и передала разговор со старым знакомым. Полковник зашел в палатку, внимательно поглядел на чеченца и дал согласие на его участие в организации засады. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, Степанова попросила начальство вызвать на допрос нескольких бандитов. С ними говорил сам полковник, Марина лишь присутствовала, что бы иногда перевести сказанное по-чеченски. Мурзаев рассказал обо всем, кроме связи с Ахмадом. Огарев несколько раз спрашивал его:

— Кто такой Ахмад? Наш человек слышал, как вы произнесли его имя. Где нам его искать?

Главарь упорно отрицал знакомство с человеком, носящим это имя:

— Ваш человек ослышался — я сказал Ахмет. Это один из группы, он ушел от нас, но снабжает отряд питанием. В его квартире можно отсидеться.

Остальные трое твердили тоже самое. Полковник оставил бандитов в покое. Вызвал майора Раксу и втроем начали разрабатывать план операции.

В квартиру, служившую Мурзе убежищем, проникли в ночь с четверга на пятницу. Свет не зажигали. Бесланов старался держаться рядом с Мариной. Женщина понимала, что Амиру не уютно в компании русских и старалась отвлечь его разговором. Они вместе сели в широкое кресло. Она расспрашивала его о чеченских обычаях и традициях, стараясь не касаться военной темы. Оба говорили по-чеченски. Иногда он поправлял ее произношение.

Время перевалило за два ночи. За день Степанова устала, под его тихий голос она незаметно уснула. Бесланов рассказывал старинную чеченскую легенду и заметил, что она спит лишь тогда, когда ее голова коснулась его плеча. Бесланов замолчал и скосил глаза на женщину. Заметил, что спецназовцы внимательно смотрят на него: автомат женщины был совсем рядом и его было легко вырвать из ее рук. Амир усмехнулся. Осторожно подвинулся в кресле, чтоб Марине было удобно, положил руку на плечи женщины и откинувшись головой на спинку кресла, задремал. Ее голова во время сна медленно сползла ему на грудь. Рука самопроизвольно легла на пояс, обнимая мужчину. Он проснулся, почувствовав ее движение.

За эти два дня Марина часто вызывала его якобы для допроса, а сами сидели чаще всего вдвоем в палатке полковника и болтали: вспоминали Афган, обсуждали войну в Чечне. Оба при этом старались не горячиться. Амир не стал скрывать свое прошлое:

— Я воюю на стороне Джохара уже два года. Дудаев говорил об отделении от России, об отдельном государстве. Его слова казались мне правильными… Я ушел к Дудаеву после того, как мои жена и сын погибли от случайного попадания снаряда, выпущенного русскими. Родители бежали из Чечни еще в 94-ом и где они сейчас точно находятся, я не знаю…

Амир поймал себя на мысли, что говорит о смерти родных без ненависти и какое-то время молчал в удивлении. Марина предложила:

— Хочешь, я помогу тебе найти их?

Он внимательно поглядел ей в глаза и кивнул:

— Хочу, если тебе не трудно. Знаешь, встретив тебя, я вдруг задумался, а кто действительно виноват, что моя семья погибла? Раньше я как-то не задумывался, да и некогда было. Я просто воевал…

Она слегка улыбнулась:

— Что-то изменилось?

Он тяжело вздохнул:

— Все командиры, с которыми приходилось сталкиваться, Дудаев и Удугов твердили, что в войне виноваты только русские. Несколько лет вбивали чеченцам в сердца и головы ненависть к России. Особенно тем, кто потерял родных. Расписывали, как мы будем жить, когда победим. Призывали жить по Корану, заставляя убивать и грабить подобных себе.

— Неужели раньше ты этого не замечал?

Он пожал плечами:

— Когда овца одна, она может думать, но если эта овца в стаде, она подчиняется вожаку. Вот то же и со мной. Я верил в свободу Ичкерии. Видел, что большинство русских, проживавших в Грозном, вообще потеряли всех. Их убили такие же чеченцы, как я сам, еще до начала войны. А ведь эти русские не испытывали ненависти к нам. Они жили среди нас очень долго и вдруг стали врагами только потому, что они другой веры…

Голова Марины сползла еще немного и он подставил руку, глядя на нее. Почувствовал мягкие волосы и теплую кожу щеки. Наклонил лицо и понюхал волосы. Бесланов не заметил, что полковник Огарев наблюдает за ним с легкой полуулыбкой. Майор Ракса ревниво поглядывал из угла комнаты. Амир заснул, поддерживая ладонью ее лицо на груди. Утром Степанова принялась готовить завтрак на всех. Чеченец выбрал момент, когда она осталась в кухне одна и спросил:

— Ты замужем?

Она обернулась от плиты:

— Была.

Амир помялся немного и снова задал вопрос:

— Когда эта операция закончится, я могу остаться рядом с тобой? — Он заметил изумление на ее лице и торопливо поправился. — Работать там же, где и ты. Все равно мне некуда деться и некуда возвращаться.

Марина поняла теневую сторону вопроса, но решила, что развивать эту тему не стоит и ответила:

— Там, где я, навряд ли, а вот с полковником Огаревым могу поговорить. Устраивает? Я к ним прикомандирована.

— Согласен. Только, уверен, он не согласится бывшего боевика к себе взять.

Оба замолчали. В дверь заглянула голова полковника:

— Амир, я тут подумал: после этого задания ты свободен, как ветер. Но я боюсь, что долго ты не протянешь. Твои бывшие друзья попытаются достать. Что, если тебе к нам на службу поступить? Я рекомендации дам. Могу даже к себе взять, если захочешь. Марина говорила, что ты афганец. У меня почти все парни Афган прошли. Лишним не будешь.

Бесланов ошеломленно взглянул на женщину, потом на русского полковника, за спиной которого стояло двое ребят и кивнул:

— Я бы хотел к вам, в спецназ.

— Вот и договорились! — Огарев протянул ему руку и крепко стиснул протянутую в ответ ладонь чеченца. Обернулся к парням: — А вы говорили, не согласится!

День прошел спокойно. Никто не стучал в дверь и не заходил. Разведчики наблюдали за происходящим на улице сквозь прозрачные шторы, стараясь не подходить слишком близко. За окном мальчишки гоняли мяч и яростно кричали друг на друга, отстаивая каждый свою точку зрения. Молодая чеченка развешивала белье, старательно закрепляя его прищепками, чтоб не унесло. Ветер трепал платок на ее голове и обвивал платье вокруг стройной фигуры. Один из разведчиков вздохнул, глядя на нее:

— Хороша! Мне бы жену такую найти. Люблю черненьких и смуглых.

Удивленный Амир, сидевший до этого на диване, подошел и выглянул в окно. Увидел девушку и спросил:

— И на чеченке бы женился?

Парень посмотрел на него, как на дурака и ответил:

— При чем тут “чеченка”? Какая разница? Главное, чтобы нравилась! Вот эту я бы взял в жены. Смотри, как белье ловко развешивает. А лицо? С него картины писать или в кино снимать. Чувствуется хозяйка… Наверное, замужем…

Бесланов пригляделся к девушке, растягивающей на веревке пододеяльник и уверенно сказал:

— Мужа у нее нет.

Русский повернулся к нему:

— Ты откуда знаешь?

— Платок девичий, с кружевом. А самое главное, колец нет ни на одной руке.

Спецназовец с надеждой спросил:

— Как зовут, не знаешь?

Амир рассмеялся и отошел к дивану:

— Ну, ты даешь! Откуда же мне знать?

Парень через пару минут сел рядом с ним и грустно сказал:

— В соседний подъезд зашла.

В восемь вечера шесть парней осторожно выглянули из квартиры. В подъезде стояла тишина, лишь из-за дверей некоторых квартир доносились обрывки разговоров. Не много послушав, они затаились на лестничной клетке третьего этажа и под лестницей на первом. Во всем подъезде горело лишь две лампочки и те светились еле-еле. Чтобы не насторожить Ахмада, Огарев приказал зажечь в квартире свет, едва начало смеркаться. Амир попросил не задергивать шторы, вспомнив, что они всегда были раздернутыми.