Наследие - Кристофер Паолини

«И как же вы спаслись?» — спросил Эрагон.

«Со временем стало ясно, что нам их не одолеть. Так что Оромис решил рискнуть и воспользоваться магией, чтобы освободить нас, хоть и понимал, что это спровоцирует со стороны Киаланди и Форморы ответную магическую атаку. Это была отчаянная попытка, но иного выбора у нас не было.

В какой-то момент я, не зная о планах Оромиса, нанес ответный удар по нашим противникам, намереваясь причинить им серьезный ущерб. Оказывается, Оромис давно ждал именно такого момента. Он хорошо знал того Всадника, который обучал Киаланди и Формору искусству магии, а также был хорошо знаком с извращенным образом мыслей Гальбаторикса. Благодаря всем этим знаниям он и сумел догадаться, с помощью каких слов Киаланди и Формора составили свои заклятия и в чем заключаются слабые стороны этих чар.

На все у Оромиса было в лучшем случае несколько секунд, ибо в тот же миг, как он начал пользоваться магией, Киаланди и Формора догадались, что он намерен сделать, запаниковали и начали сыпать своими собственными заклинаниями. Оромис лишь с третьей попытки сумел разорвать сковавшие нас путы. Как именно он это сделал, я сказать не могу. По-моему, он и сам этого по-настоящему тогда не понял. Короче говоря, он попросту передвинул нас на какой-то дюйм от того места, где мы только что стояли».

«Как это сделала Арья, когда отослала мое яйцо из Дю Вельденвардена в Спайн?» — спросила Сапфира.

«И да, и нет. Он действительно перенес нас из одного места в другое, почти не перемещая в пространстве, однако же ему удалось не просто слегка изменить наше местонахождение, он изменил даже самое нашу плоть таким образом, что мы перестали быть тем, чем были прежде. Многие мельчайшие частички нашего тела могут быть взаимозаменяемыми без каких бы то ни было дурных последствий, и он этим воспользовался, произведя соответствующие действия с каждым нашим мускулом, с каждой костью или внутренним органом».

Эрагон нахмурился. Такое заклинание было достижением высшего порядка, истинным чудом магического искусства; достигнуть такого уровня смогли лишь очень немногие маги, известные в истории Алагейзии. А потому Эрагон не смог удержаться и спросил:

«Как вам удалось стать точно такими же, какими вы были раньше?»

«Боюсь, что не смогу объяснить тебе этого. Скажу лишь, что разница между тем, какими мы были и какими стали после наложения чар, была минимальной; однако ее оказалось достаточно, чтобы все заклинания, которыми опутали нас Киаланди и Формора, совершенно перестали действовать».

«А как же те заклятия, которые они попытались применить, когда догадались, что сделал Оромис?» — спросила Сапфира.

И Эрагон вдруг отчетливо представил себе, как Глаэдр расправляет свои могучие крылья, словно устав так долго сидеть в одном положении.

«Первое заклинание — его создал Формора — должно было попросту убить нас, — сказал старый дракон, — но его действию воспрепятствовала наша защита. Второе, созданное Киаланди, было иным; ему Киаланди научился у Гальбаторикса, а тот — у духов, завладевших душой Дурзы. Я об этом знаю, потому что проник в сознание Киаланди, когда он произносил это заклинание. Это чрезвычайно сложное, хитроумное заклинание, и его целью было помешать Оромису управлять тем потоком энергии, который его окружал, и не позволить ему самому прибегнуть к магии».

«А тебя Киаланди тоже окутал этими чарами?»

«Он бы сделал это, но побоялся, что это меня либо убьет, либо серьезно повредит мою связь с Элдунари и тем самым создаст две независимые сущности, которые им затем придется по очереди подчинять себе. Ведь драконы, еще сильнее, чем эльфы, зависят от магии; мы обязаны ей уже самим своим существованием; без нее мы вскоре вымерли бы».

Эрагон чувствовал, что Сапфира прямо-таки сгорает от любопытства.

«А это когда-нибудь случалось? — спросила она. — Когда-нибудь случалось так, чтобы связь дракона и его Элдунари оказалась столь серьезным образом нарушена, когда его тело еще продолжало жить?»

«Случалось, но эту историю я расскажу в другой раз».

Сапфира покорилась, но Эрагон не сомневался: она непременно при первой же возможности снова спросит Глаэдра об этом.

«Но заклятия Киаланди не помешали Оромису воспользоваться магией?»

«Не помешали, хотя и могли помешать. Дело в том, что Киаланди произнес свое заклинание как раз в тот момент, когда Оромису уже удалось переместить нас в пространстве, так что воздействие новых чар оказалось существенно ослабленным. Но оно все же сказалось, и мы не смогли полностью от него защититься. Как вам известно, последствия этого Оромис ощущал всю оставшуюся жизнь, несмотря на усилия самых мудрых целителей».

«Почему же магические стражи не защитили его?» — спросил Эрагон.

Глаэдр вздохнул:

«Это осталось тайной. Никогда прежде ничего подобного не случалось. Из тех Всадников, что еще живы, только Гальбаторикс теперь владеет тайной этих чар. Они, по-моему, воздействовали непосредственно на разум Оромиса, а возможно — на окружавшее его энергетическое поле или же на его связь с другими энергетическими полями. Эльфы с незапамятных времен изучают магию, однако даже они пока что не способны толком понять, как взаимодействуют материальный и нематериальный миры. И в ближайшее время эта загадка, скорее всего, так и не будет разгадана. Однако же разумно было бы предположить, что духи знают о материальном и нематериальном гораздо больше, чем мы, учитывая то, что сами они как раз и являются воплощением нематериального, но порой занимают положение материальных существ, пребывая, например, в обличье шейдов.

Но в чем бы ни заключалась возможная истина, итог был таков: Оромис произнес свое заклинание и освободил нас, но это усилие оказалось для него чрезмерным; именно тогда у него и случился первый припадок, которых потом было множество. И с тех пор он никогда уже больше не мог создавать столь могущественные заклятия и каждый раз, применяя магию, испытывал сильнейшую слабость, которая могла бы убить его, если бы он не столь хорошо владел этим искусством. Впрочем, отчасти та физическая слабость уже отчасти владела им, когда Киаланди и Формора поймали нас в эту ловушку; но, переместив нас и перестроив структуру наших тел, он окончательно подорвал свои силы. Иначе болезнь еще долгие годы могла бы дремать в его теле.

А тогда Оромис упал на землю, точно беспомощный новорожденный птенец, и Формора со своим драконом, безобразным коричневым ящером, бросились на него. Я, разумеется, тут же заслонил тело Оромиса и нанес им ответный удар. Если бы они тогда догадались, что он болен и совершенно лишен сил, они могли бы воспользоваться этим состоянием и проникнуть в его сознание, подчинить себе его мысли, и я просто обязан был отвлечь их, пока Оромис не придет в себя…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});