Наследие - Кристофер Паолини

Некоторое время все молчали. Потом Сапфира сказала:

«Спасибо тебе за эту историю, Эбритхиль».

«Пожалуйста, Бьяртскулар, но никогда больше не проси меня рассказывать об этом».

Когда луна уже почти достигла зенита, Эрагон увидел внизу в темноте некое созвездие неярких оранжевых огней и не сразу понял, что это факелы и фонари на улицах Тирма. А потом значительно выше всех этих огней в небе, точно огромный желтый глаз, вспыхнуло еще какое-то яркое световое пятно. Этот «глаз» гневно поглядел на них, потом исчез и появился снова, вспыхивая и исчезая согласно какому-то странному ритму; казалось, этот «глаз» моргает.

«Это же маяк Тирма!» — догадался Эрагон.

«Значит, идет буря!» — тут же откликнулся Глаэдр.

Сапфира перестала махать крыльями, и Эрагон почувствовал, что она начала медленно, по длинной дуге спускаться к земле.

Прошло, наверно, с полчаса, прежде чем она приземлилась. К этому времени Тирм был виден лишь как некое слабое свечение на юге, а лучи маяка стали светить не ярче обычной звездочки.

Сапфира приземлилась на пустом песчаном берегу, заваленном обломками плавника. При свете луны светлая полоса плотного влажного песка казалась почти белой, а волны, набегавшие на нее, серыми и черными, очень сердитыми, словно океан стремился с каждой волной, которую обрушивал на берег, откусить еще кусок суши.

Эрагон расстегнул ремни на ногах и соскользнул с седла. Хорошо было наконец-то размять затекшие мышцы! Вокруг чувствовался сильный запах морских водорослей: ветер был. уже так силен, что плащ Эрагона так и хлопал, путаясь в ногах, когда он рысью пробежался по пляжу до большой груды плавника и обратно.

Сапфира осталась сидеть там же, где и приземлилась, неотрывно глядя в море. Эрагон постоял возле нее, полагая, что она хочет что-то сказать, ибо чувствовал, как сильно она напряжена, но она молчала, и он, развернувшись, снова пробежался по пляжу, понимая, что она заговорит, как только будет к этому готова.

Так Эрагон бегал несколько раз, пока не согрелся и не почувствовал в ногах прежнюю силу.

Однако Сапфира все продолжала неотрывно смотреть куда-то вдаль, и Эрагон, плюхнувшись с нею рядом на кучу сухих водорослей, собрался уже сам заговорить с нею, когда вдруг мысленно услышал слова Глаэдра:

«…было бы глупо пытаться».

Эрагон склонил голову набок, не понимая, с кем разговаривает старый дракон, и тут же услышал, как Сапфира возразила старому дракону:

«Но я уверена, что смогу это сделать».

«Ты же никогда раньше не бывала на Врёнгарде, — сказал Глаэдр. — А если будет шторм? Ветер может унести тебя в открытое море или даже потопить. Далеко не один дракон погиб из-за чрезмерной самоуверенности во время полета над морем. Этот ветер тебе не друг, Сапфира. Он тебе помогать не станет. А вот погубить тебя вполне может».

«Я не какой-то птенец, которого надо учить, как обращаться с ветром!»

«Нет, ты — не птенец, но ты все еще очень молода, и я совсем не уверен, что ты готова к подобному перелету».

«А иначе это отнимет у нас слишком много времени!»

«Возможно, но, как известно, тише едешь, дальше будешь».

«О чем это вы говорите?» — не выдержал Эрагон.

Песок под передними лапами Сапфиры заскрипел, зашуршал, когда она, выпустив когти, глубоко вонзила их в землю.

«Нам нужно сделать выбор, — ответил ему Глаэдр. — Отсюда Сапфира может либо лететь прямо на Врёнгард, либо следовать вдоль побережья на север, пока не доберется до того выступа материка, который ближе всего к острову, и тогда уже — и только тогда! — она сможет повернуть на запад и перелететь через узкий пролив».

«А какой путь короче?» — спросил Эрагон, хотя уже догадался, каков будет ответ.

«Разумеется, лететь напрямик!» — сказала Сапфира.

«Но в таком случае весь полет будет проходить над морем», — сказал Глаэдр.

«Это не так уж и далеко, — тут же встрепенулась Сапфира, — не дальше, чем тот путь от лагеря варденов до этого берега, который мы только что благополучно проделали. Или я ошибаюсь?»

«Но теперь ты утомлена долгим перелетом, и если разразится буря…»

«Тогда я обойду ее стороной!» — воскликнула Сапфира и выдохнула из ноздрей узкий язык голубого и желтого пламени. Эта неожиданная вспышка настолько ослепила Эрагона, что некоторое время он тщетно тер глаза, пытаясь восстановить способность видеть.

«Неужели это действительно так опасно, если мы полетим прямо отсюда?» — думал он.

«Вполне возможно», — тут же прогрохотал в ответ на его мысли Глаэдр.

«А насколько дольше мы будем лететь вдоль побережья?»

«На полсуток, может, чуть больше».

Эрагон поскреб заросший щетиной подбородок, посмотрел на грозные волны, потом на Сапфиру и тихо спросил:

«Ты уверена, что сможешь это сделать?»

Она повернулась и тоже посмотрела на него, скосив один глаз. Зрачок в ее огромном глазу так сильно расширился, что стал почти круглым; он был таким большим и черным, что Эрагону казалось, будто он мог бы заползти туда и совсем там исчезнуть.

«Настолько, насколько я вообще могу быть в себе уверенной», — сказала она.

Он кивнул и задумчиво пригладил волосы, словно приучая себя к этой новой идее.

«Тогда нам, наверное, стоит попробовать… Глаэдр, если будет нужно, ты сможешь ее направить? Ты сможешь помочь ей?»

Некоторое время старый дракон молчал, а затем удивил Эрагона тем, что стал мысленно то ли напевать, то ли мурлыкать, в точности как мурлыкала Сапфира, когда бывала довольна или весела.

«Ладно, я согласен. Если уж мы решили испытать судьбу, так не будем трусить. Решено: летим через море».

И как только этот вопрос был решен, Эрагон снова уселся Сапфире на спину, и она, легко подпрыгнув, взлетела, оставив позади безопасную сушу и стрелой мчась над морским простором.

45. Звук его голоса, прикосновение его руки

А-а-а-а!..

— Ну что, ты готова поклясться мне на языке древних?

— Ни за что!

Вопрос Гальбаторикса и ответ Насуады стали уже почти ритуальными — вопрос — ответ, как в детской игре, вот только она в этой игре явно проигрывала.

Ритуал — вот то единственное, что позволяло Насуаде сохранять разум. С помощью самых разнообразных ритуалов она могла управлять собственным миром — с их помощью она могла выдержать промежуток от одного события до другого, будучи лишена любых других ориентиров. Ритуалы мыслей, ритуалы действий, ритуалы боли и облегчения — на них покоилась, от них зависела сейчас сама ее жизнь. Без них она бы совсем потерялась — овца без пастыря, верующая без веры, Всадник без дракона.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});