Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двенадцатилетнего короля похитили, причём при поддержке двух могущественных германских графов. Мальчика привезли в Кёльн, посадили в тюрьму (надежную, но роскошную) в стенах резиденции архиепископа Анно, после чего похитители принялись сами править Германией.2 Анно шантажом вынудил мать короля выдать ему императорские инсигнии, и государственная власть перешла в руки заговорщиков, к которым, помимо уже упомянутых, принадлежали также Оттон Нортхеймский, архиепископы Зигфрид Майнцский и Адальберт Бременский.
Следующие три года, пока Генриху IV не исполнилось пятнадцать (что давало ему наконец возможность обещать монаршую помощь и поддержку всякому, кто помог бы ему вырваться на свободу), архиепископ и его приспешники боролись между собой за власть над страной и над королем. Оба прелата, Анно и Адальберт, использовали своё новое положение для собственного обогащения. Молодому королю оставалось лишь наблюдать, как светские и духовные князья бессмысленно пускают на ветер государственную казну. Несомненно, все эти события оказали сильное влияние на формирование характера и поступки будущего императора. Генрих наблюдал за этой грызней, дожидаясь своего совершеннолетия, из месяца в месяц становясь более сильным, зрелым, и все более беспощадным.
В войнах, которые велись между христианами и мусульманами, не было силы, способной призвать и тех, и других к порядку, но здесь имелся институт, обладающий влиянием на все партии честолюбцев, чья вражда разоряла страну. Несмотря на то, что отдельные прелаты вмешивались в политическую борьбу, христианская церковь в целом все ещё проповедовала братолюбие и преданность царствию не земному, а небесному Кроме того, церковь могла требовать покорности от всех христианских королей и полководцев Запада.
Паломничество Генриха IV
В 1063 году духовенство северогерманского города Теруан[210] составило документ, определяющий условия Божьего перемирия.
«Вот каковы условия, которые вы обязаны соблюдать в период мира, коему обычно дается название „божьего перемирия“. Начинается оно с закатом солнца в среду и длится до восхода солнца в понедельник. На протяжении сих четырех дней и пяти ночей ни один мужчина, ни одна женщина не должны нападать на кого бы то ни было, ниже ранить или убивать, равно как и нападать на замки, захватывать либо разрушать их, либо укрепленные города, либо сельские поместья, будь то хитростью или силой».3
Кроме того, перемирие следовало соблюдать во все дни Рождества и Великого поста, а также между церковными праздниками Вознесения и Пятидесятницы; в целом получалось, что запрет на военные действия охватывал почти три четверти года. Идея была хороша, но неосуществима на практике – не говоря уже о возможности принудить силой к выполнению этих условий. Тем не менее Теруанское перемирие способствовало прояснению ситуации: стало очевидно, что в странах Запада нарастает напряжение, что имеется неразрешимое противоречие между идеалами Царства Божьего и человеческих государств, между желанием духовенства привить народам христианские отношения и желанием королей и воинов поступать, как им вздумается. Напряжение это окончательно проявилось, когда Генрих IV решил избавиться от своей жены.
Будучи еще пятилетним малышом, он оказался обручен по воле отца с четырехлетней Бертой Туринской, дочерью знатного итальянского феодала.[211] Свадьбу сыграли, когда Генриху IV исполнилось пятнадцать. Принимать во внимание возражения Генриха никто не стал. Девушка была благородна и хороша собою, но Генрих невзлюбил ее еще до знакомства, а она оказалась слишком застенчивой и скромной, чтобы привязать к себе своевольного подростка, каким стал Генрих. Советники предупреждали его, что отказ от женитьбы нанесет тяжелое оскорбление графу Савойскому и непоправимый ущерб перспективам овладения Италией, но молодой король все-таки решил действовать по-своему.4
К 1069 году Генрих окончательно убедился, что этот брак был ошибкой. Он подал прошение о разводе с Бертой, указав в качестве причины лишь то, что в силу личных причин не способен стать её мужем в полном смысле слова. Демонстрируя несколько запоздалое великодушие, он уточнил, что она ни в чем не виновата и вернется к отцу в столь же непорочном состоянии, как до свадьбы – это хоть и не уменьшало ее унижения, но защищало от обвинений в неверности.
Церковники Германии, посовещавшись, решили, что эта проблема слишком сложна, чтобы разобраться самим, и направили запрос в Рим. Папа Александр II категорически отказался освободить Генриха IV от брачных обетов. «Тот, кто подает столь зловредные примеры, – значилось в послании, доставленном особым гонцом от папы, – есть предатель христианской веры, и никогда не будет возведен в сан императора».5 Хотя церковь Рима и отвернулась от германских королей, предпочитая пользоваться в Италии защитой норманнов, папа не намеревался отказываться от своего права избирать императора Священной Римской империи.
Генриху IV было всего восемнадцать лет, и он отступил: забрал свое прошение о разводе, сумел наконец более-менее установить отношения с женой, и вскоре Берта подарила ему дочь, а затем и сына. Однако болезненная память о публичном посрамлении осталась, и Генрих, которого бурная юность сделала агрессивным и неуступчивым в отстаивании своих прав, не забыл, кто и как воспротивился его воле.
В 1073 году Александр II умер, и коллегия кардиналов избрала вместо него блестящего и сурового архидиакона, получившего имя Григория VII. Он взошел на папский престол с твердой решимостью защитить его от коррупции и найти другую опору, помимо мечей и королей. Он был глубоко и непоколебимо убежден, что ни один мирянин, пусть даже коронованный, не имеет права назначать служителей церкви. По его мнению, этот акт неизбежно ведет к коррупции, к торговле церковными должностями, а кроме того, к доминированию императора над наследником святого Петра.
Взгляды Григория на данную ему Богом власть, четко изложены им самим в двадцати семи параграфах декларации, составленной в марте 1075 года. Он писал, что один только папа может назначать и смещать епископов, созывать церковные соборы и вводить новые церковные законы. Римская церковь «никогда не заблуждалась и не будет заблуждаться до скончания времен», а папа, как ее глава, имеет также право низлагать императоров: «Все государи, – заявлял он в заключение, – должны целовать ему ноги».6
Эти идеи показались Генриху IV не слишком привлекательными, но в то время, когда Григорий VII вступал в должность, Генриха полностью поглотили другие заботы – подавление серьёзного восстания в герцогстве Саксонском. К осени 1075 года ему удалось на время утихомирить мятежников, а значит, у него появился досуг, чтобы обдумать усиление власти Григория в Италии. Итог его размышлений выразился скорее в поступках, чем в словах: он назначил новых епископов в епархии Милана, Фермо и Сполето, узурпировав как раз те полномочия, которые Григорий оставил за собой по декларации Dictatus рарае.7
Григорий отреагировал сдержанно и осторожно, по-видимому, питая некоторую надежду, что Генрих IV опомнится. В конце декабря 1075 года он направил королю письмо, где содержалось обещание признать избранного по его воле епископа Миланского и предложение окольного пути, щадящего самолюбие Генриха IV, к признанию духовного верховенства папы: королю следовало всего лишь отправить прочь со двора пятерых советников, которые были отлучены от церкви за участие в продаже церковных должностей. Подразумевалось, что верные члены христианской церкви не станут общаться с нераскаявшимися отлученными грешниками; если бы Генрих согласился изгнать этих людей, тем самым подтвердил бы, что признает Григория своим духовным отцом.8
В сообщении об этих событиях, написанном позднее самим Григорием, говорится, что папа поручил доставить это сдержанное письмо трем посланцам, которым было велено передать также устное, намного более резкое обращение. Эти люди «втайне призвали его покаяться в грехах» под угрозой, что, отказавшись подчиниться велениям божественных законов, «он не только будет отлучен от церкви, пока не даст должного удовлетворения, но лишится также королевского достоинства без надежды на восстановление»?
Генрих IV не очень хорошо воспринимал угрозы, даже высказанные приватно. В ответ он призвал к себе отлученных советников, и по их рекомендации собрал ассамблею, на которую явились его придворные, ряд наиболее влиятельных германских князей, а также две трети германских епископов.
Собрание состоялось в городе Вормсе, в январе 1076 года – менее чем месяц спустя после получения письма Григория VII. По настоянию Генриха было решено, что необходимо составить два письма за подписью короля. Первое, направленное в Рим, содержало обвинение Григория VII в том, что он захватил папский престол, не будучи избран должным образом, поправ права епископов, а также в том (чтоб уж в конец добить), что он будто бы соблазнил знатную итальянскую даму по имени Матильда.[212] «Твое восшествие недействительно из-за грубых нарушений закона, – значилось в письме, – церковь Господа нашего подверглась опасности гибельных бурь из-за твоих преступлений… ты запятнал свою жизнь и поведение многочисленными бесчестными делами. Посему мы отказываемся тебе повиноваться, чего никогда тебе не обещали и не выкажем».10
- Теория получаса. Как выучить английский за 30 минут в день - Элизабет Майклз - Образовательная литература
- Социальное общение и демократия. Ассоциации и гражданское общество в транснациональной перспективе, 1750-1914 - Штефан-Людвиг Хоффманн - Образовательная литература
- Модель Нового американского университета - Уильям Дэбарс - Образовательная литература
- Рискуя собственной шкурой. Скрытая асимметрия повседневной жизни - Нассим Николас Талеб - Образовательная литература
- Шансон как необходимый компонент истории Франции - Барт Лоо - Образовательная литература
- Общественная мысль Алламы Джа‘фари - Сейед Мири - Образовательная литература
- Рассказ предка. Паломничество к истокам жизни - Ричард Докинз - Образовательная литература
- Битвы за еду и войны культур: Тайные двигатели истории - Том Нилон - Образовательная литература
- Новые размышления о политике - Ицхак Адизес - Образовательная литература
- Технологии Четвертой промышленной революции - Николас Дэвис - Образовательная литература