Последние ворота Тьмы - Алексей Ефимов

Всего пятью минутами позже Олько быстро и упруго шел вниз по широкой, совершенно пустой улице. Ресницы его были наполовину опущены, на обнаженных плечах тяжелым плащом лежал солнечный полуденный жар. Он словно бы плыл в струящемся густом мареве, пропитанном ароматами травяных соков. Оглушительно трещали кузнечики, но он не слышал больше никаких звуков.

Несмотря на дикую жару, Олько не потел: на нем был лишь кусок синего шелка, небрежно повязанный вокруг бедер, и легкие сандалии — наряд одновременно крайне скромный и в то же время не вполне приличный. Как благонамеренный юноша, он хотел одеться более консервативно — но всего одна небольшая вспышка превратила чудесную осеннюю прохладу в июльский солнцепек. Разумеется, на пике солнечного цикла вспышек всегда больше, чем обычно и даже сейчас Олько с опаской посматривал вверх — на сегодня солнце, вроде бы, выдохлось, но если в такую жару оно вдруг станет ярче мало не вдвое…

Он усмехнулся и помотал тяжелой гривой темно-золотых волос, небрежно падавших на плечи. Олько был рослый, гибкий юноша всего лет семнадцати, с темной от загара кожей и скуластым лицом. Глаза у него были длинные, темно-зеленые, на запястье левой руки болтался браслет из нескольких ниток блестящих разноцветных галек, собранных на морском берегу. Он добрался до автобусной остановки — и ещё через час, спустившись на милю, под слой тяжелых туч, подошел к своему любимому месту, к Разлому.

Двадцать два года назад здесь произошло землетрясение, недостаточно сильное, чтобы разрушить город, однако земля раскололась. Громадный его кусок опустился почти на тридцать метров и был затоплен озером Тайлин; тогда погибло множество людей. Сейчас перед юношей была простиравшаяся до смутного горизонта вода, из которой поднимались полуразрушенные и почти целые остовы многоэтажных зданий, верхушки уличных фонарей и ветки погибших деревьев. Это было странное, зловещее, неодолимо привлекательное зрелище. Но свинцовый простор озера сегодня выглядел страшновато; ему не понравилось, как прежде, тут стоять. Впрочем, время, когда он просто стоял и смотрел на Разлом, давно прошло; сейчас у него были другие увлечения.

Он быстро пошел вдоль обрыва, пока не оказался на аллее, очень длинной, широкой и замощенной ровным асфальтом. От шоссе её отделял поросший буйной травой газон; слева тянулись непролазные, темно-зеленые заросли. Здесь не было ни души, лишь изредка попадались бетонные столбы фонарей и пустые скамейки. Мимо проносились машины — не так часто, чтобы раздражать, но и не так редко, чтобы в душе проснулся порожденный одиночеством страх. Олько не терпелось поскорее добраться до цели; он шагал широко, не чувствуя усталости. Густой, влажный и жаркий воздух совершенно не мешал ему.

Он мало что замечал, погруженный в свои мысли — ему не давало покоя странное происшествие утром — а аллея всё тянулась и тянулась, словно по волшебству. Наконец слева, в кустах, показался высокий забор из облезлых зеленых досок; его верх оплетала густая и ржавая колючая проволока. Широкие железные ворота были заперты на висячий замок, но две доски рядом с ними незаметно сдвигались. Олько улыбнулся, сошел с аллеи, и, пригнувшись, пробрался в дыру, путаясь в высокой траве; судя по ней, никто не бывал тут уже, самое малое, несколько недель.

Выпрямившись, он увидел поросший бурьяном откос, круто сбегавший к воде. Здесь было светлее. Слабый плеск волн и простор озера под сумрачными серыми небесами дышали покоем. Остовы зданий походили на причудливые скалы; среди них выделялась квадратная железобетонная башня со скругленными углами. Она заметно сужалась снизу вверх и, хотя её основание скрывалось в воде, была высотой, самое малое, в шестьдесят метров. В отличие от большинства других строений, она стояла совершенно прямо; её гладкие серые стены прорезали узкие, похожие на амбразуры окна. Над её плоской крышей поднималось несколько высоченных антенн, порыжевших от ржавчины.

Взгляд Олько был устремлен к одному из её окон, расположенному метров на восемь ниже крыши; однажды ночью он увидел в нем таинственный синеватый свет. Уже само по себе это было странно, но он увидел этот свет и спустя два месяца, и через полгода, и через год. Свет был слабым — собственно, едва заметным — но ему нестерпимо хотелось раскрыть его тайну. До башни было метров пятьсот — слишком много, чтобы преодолеть их вплавь, так как вода озера Тайлин, очень глубокого, всегда была холодной; но на сей счет у него были свои соображения.

Ловко балансируя на пятках, он скатился к берегу. Здесь, в устье промоины, под мусором был спрятан плот — всего несколько бревен, связанных ржавой проволокой. Олько соорудил его ещё летом и тогда же убедился, что плот выдерживает его вес; конечно, чтобы устоять на нем, нужна была известная ловкость — но её ему было не занимать.

Несколько минут он медлил, тщательно осматриваясь: предстоявшее ему дело запрещалось законом, — а ему вовсе не хотелось в тюрьму. Убедившись, что вокруг царит тишина и безлюдье, Олько сбросил обувку; прикосновение босых ног к холодному, влажному песку оказалось неожиданно приятным. Он несколько раз ковырнул его ступней и вытащил грубое самодельное весло. Потом спрятал сандалеты в яме, похожей на собачью нору, и стащил тяжеленный плот в озеро.

После первых же шагов холодная вода дошла до бедер и Олько торопливо взобрался на плот, сев на пятки. Тот ушел в воду почти полностью — юноша вырос и стал тяжелее, чем был в прошлый раз. Плот опасно колебался, весло, которым он толкался, глубоко вязло в мягком дне. Олько била крупная дрожь — больше от страха, чем от холода, ему хотелось вернуться назад — до берега было всего шагов семь, — но он, сжав зубы, начал грести. Плот двигался медленно, словно в кошмарном сне, и слушался плохо. Он боялся, что вот-вот с него упадет. Вообще-то он хорошо плавал — но там, где вода была всё же теплее.

Олько очень боялся, что его могут увидеть: бывать в затопленных районах запрещалось, и нарушителя ждал, самое малое, штраф за хулиганство. Если же при нем была хотя бы одна вещь из разрушенного дома — хотя бы и неценная — не миновать было исправительных работ. Впрочем, теперь, через двадцать два года, мародеры почти перевелись: всё сколько-нибудь стоящее уже было похищено. Тем не менее, про эти места ходило множество жутких историй.

Первые сто метров были самыми трудными: здесь из воды торчали ветки мертвых деревьев, в которых запуталось множество всякого плавучего хлама. Здесь ему пришлось лавировать, а пару раз даже расчищать себе путь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});