Последние ворота Тьмы - Алексей Ефимов

— Манцибурны?..

— Похитители Сути. Строители Мааналэйсы. У них много имен. Но так они называют себя сами.

— И вы боретесь с ними?

— Да. Но наши силы — только те, какие уже есть в других руках. Люди слишком разобщены, Лэйми. Даже ни одной единой планеты — кроме Империи Джангра. Везде ссоры, распри, войны, которые не в наших силах прекратить. Хара — единственное, что объединяет человеческий род. Его часть, по крайней мере. Мне кажется, для этого она и была создана.

— Ты знаешь — кем?

— Я думаю, что это Тэйариин. Те, самые первые, у которых не было противников и которые подняли мироздание из начального хаоса. Они присутствовали при рождении первых людей и предвидели, каким станет их будущее. И они создали Хару. Без неё всё было бы гораздо хуже. Но всё же, наша помощь слишком мала.

— Но Мэтлай говорил нам иное…

— Здесь каждый говорит то, что думает, Лэйми. Он думает так, я — иначе. Всё равно, нельзя сказать, что — правда.

— Значит, внезапные озарения, внезапные подвиги людей, которых нельзя назвать храбрыми — это всё вы?

— Нет. Посчитай сам: в Море Снов примерно четыре миллиона миров. В большей их части царит каменный век; цивилизации там возникнут через сотни тысяч лет и не в наших силах приблизить это. Планет с высокими культурами примерно восемьдесят тысяч; большей частью, это колонии Мааналэйсы. Население каждой в среднем около трех миллиардов. А теперь подумай: многое ли может изменить в таком мире тысяча человек, если каждый проводит в одном теле всего несколько часов, и где он окажется вновь — неизвестно? Мы не можем выбирать, кем мы там станем; а у обычного человека, каких большинство, нет никакой возможности изменить что-либо. И даже если мы проникаем в тело правителя, возможность действовать предоставляется нам очень редко: не чаще, чем управлять обычным сном. Конечно, если сосредоточить все силы на каком-то одном мире, то можно добиться многого. Но все изменения к лучшему, которые у нас получаются, — не более чем счастливые случайности. Чаще всего мы получаем лишь знания, которые не можем использовать. Если бы мы могли действовать там в своем истинном облике, не подверженном физическому разрушению, всё было бы совершенно иначе. Но это невозможно. У нас нет никакой власти над Харой: она владеет нами. Если мы за два миллиарда лет не смогли изменить такое положение вещей, то глупо думать, что оно вообще когда-либо изменится. Она наделена разумом, Лэйми, и я сомневаюсь, что она может сделать больше, чем уже делает.

— А когда я смогу войти в Море Снов? Это требует длительной подготовки?

— Нет. Все, кто попадают сюда, уже обладают необходимыми способностями. Да и в любом случае, вряд ли от обучения был бы толк: в Море Снов мысль — наше единственное оружие, а трудно научить человека думать — или НЕ думать каким-то определенным образом. Когда мы сливаемся с миром-сном, наше тело перестает существовать, и когда мы выходим, формируется заново; даже если мы войдем туда вместе, рука в руке, мы окажемся в разных местах, и я не смогу показать тебе, что надо делать и как. Даже вероятность того, что мы отыщем друг друга там ничтожно мала. Несмотря на то, что там мы всегда узнаем других харранцев — хотя как, мне трудно объяснить. Но раз почувствовав, ты не ошибешься. Это редкость и большая удача.

— Значит, я могу войти в Море Снов даже сейчас?

— Да. Но я бы не советовала, Лэйми. Сначала нужно познакомиться с Харой, узнать, что мы делаем и где. Без этого твои действия принесут ничтожную пользу. Или даже вред — не тебе, разумеется, а тому, с чьим сознанием ты сольешься. В каждом мире — свои правила, и нарушение их может стоить тебе очень дорого. Там всё настоящее. Все ощущения. Если тебя вздернут на дыбу, тебе придется терпеть — по крайней мере до тех пор, пока не потеряешь сознания. От боли можно сойти с ума, а если ты сойдешь с ума в Море Снов — твоя сущность распадется на части. Помни, что выйти по желанию нельзя! И помни, что каждая смерть, которую ты переживаешь там — это реальная смерть человека. Если ты приведешь его к гибели — то это будет только твоя вина и ничья больше.

— Хорошо, я не буду спешить. А как устроено ваше общество?

— Какой-то единой власти у нас нет. Мы делимся на группы: каждая занимается каким-либо одним миром. Но эти группы — образования не постоянные: люди часто переходят из одних в другие, туда, где им интереснее. Некоторые не входят ни в какие группы вообще: они проводят время в размышлениях. Группы часто встречаются и обмениваются полученной информацией. Можно сказать, что здесь, наверху, это главное наше занятие. Мы строим цельную картину Вселенной — по крайней мере, её человеческой части. В координации действий нет особого смысла, потому что связь между человеческими мирами отсутствует. Они не образуют единой империи, как Манцибурны или Инарра. Мы, то есть группа Мэтлая, занимаемся Мааналэйсой, точнеё её северной частью: там человечество находится на уровне каменного века и во вмешательстве нет особой нужды. Поэтому нас не так много. И мы знаем язык леров. Они пришли оттуда. Север — их родина.

— А Джангр? Вы о нем знаете?

— Долгое время он был загадкой. Мы не могли проникнуть под Зеркало: оно непроницаемо даже в Море Снов. Могу тебя успокоить: сейчас там всё хорошо. Более того, это самый счастливый мир, который нам только известен. И в этом — заслуга исключительно Охэйо. Жаль, что он оказался здесь. Там, наверху, он мог сделать куда больше.

— Наверху?..

— В космосе нет направлений, но принято считать, что Хара находится на самом дне мироздания. Вместо «как далеко» мы говорим «как высоко». А состояние миров не зависит от того, как далеко они от Хары. «Выше» — не значит «лучше».

— Я бы считал, что Хара находится на самом верху. Это гораздо приятнее.

— Мертвым должно находиться внизу. А мы мертвые, Лэйми. Разве мы едим? Разве у нас бывают дети? Наши тела — не более, чем имитация плоти, за время существования одной личности не подверженная каким-либо изменениям. В сущности, мы все не более чем призраки: в своих мирах мы умерли давным-давным давно. Но нам дали второе бытие — и мы благодарны за это.

— С детства ненавидел метафизику, — Лэйми поёжился. — Какой толк в этих рассуждениях? Вы здесь — и вы живые. Разве не так?

Симала рассмеялась.

— Так, разумеется. Хара — престранный мир, но у нас было время привыкнуть. Я возрождалась два миллиона раз. И я помню фрагменты, относящиеся к каждой из этих жизней. К каждой, Лэйми!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});