Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

— Забавно получается, — сказал он. — Локи доверяли все секреты, порой просили помочь, он спасал Асов едва ли не чаще, чем дурачился над ними, хитрец, бог-джокер, непостоянный, как его огонь… Если так пойдёт и дальше, то ещё немного, и он начнёт мне нравиться.

— Да? — Ашедук поднял бровь. — А между тем он дошутился — довёл до гибели Бальдура, да ещё и похвастался этим на пиру. Асы приковали Локи к скале…

— Это я знаю, — отмахнулся Жуга. — Змея и всё такое прочее. Не так уж страшно, если вдуматься, по сравненью с тем, что иногда творится на земле. Я видел, как людей сажали на кол — куда богам до этакой жестокости! Зачем ты мне рассказываешь эти старые истории, двараг? Про богов, которые ушли, которые уйдут, которых не было? Клянёшь меня за то, что я загнал Чёрного Лиса обратно? Или боишься, что он вырвется опять?

— Как знать, Лис, как знать, — серые глаза Ашедука были непроницаемо серьёзны. — Давно прошли те времена, когда все жили в покое и тишине, и Асы веселились на зеленом лугу, играя золотыми фигурками на золотой доске. Для таких перемен потребны ум и немалая смелость: как знать, чего ждать от них — добра или худа?

— Переменится — увидим.

— Ты так ничего и не понял, — вздохнул двараг. — Ладно. Закончим в другой раз. Пить будешь?

Жуга подумал.

— Буду, — сказал он.

Все трое вновь наполнили рога, и нить беседы разорвалась. Вскоре Ашедук поднялся и ушёл, а через некоторое время и травник почувствовал настоятельную потребность выйти. Он встал и, пробираясь меж сидящими людьми, направился к двери.

Снаружи было холодно. Шторм разыгрался не на шутку. Ветер рвал накидку травника, швырял в глаза песок и снежную крупу. По небу распластались тучи, вздыбленное море пенилось волнами. Уже стемнело, морская вода цветом походила на измятое железо. Жуга мысленно порадовался, что они сейчас на суше, бросил взгляд на кнорр, укрытый парусом и вытащенный на берег, на тёмные коробки хлевов и сараев, поёжился и поспешил вернуться в дом.

Дом встретил травника теплом и мягким струнным перебором — Вильяма всё-таки раскрутили на песню, причём, на что-то героическое. Большинство понимали по-английски, остальным Яльмар шёпотом переводил. Жуга вознамерился было пройти обратно на своё насиженное место, но в этот миг вдруг замер, услыхав откуда-то из-за стены еле слышный плач и всхлипывания. Он огляделся. В тёмном коридоре негде было спрятаться. Жуга повернул назад и с удивлением обнаружил там маленькую дверь, которую он раньше почему-то проглядел. Звуки доносились оттуда. Помедлив, Жуга толкнул её, пригнулся и решительно забрался внутрь.

Плач сразу смолк. Травник шагнул вперёд и огляделся.

Здесь было пыльно и темно. Уставленный корзинами и мешками захламлённый чулан казался холодным и безжизненным. С потолка свисали верёвки, старые сети и паутина. Пахло плесенью.

— Кто здесь?

Что-то шевельнулось возле бочки под рогожей. Жуга присел на корточки и потянул за край. Мешковина поползла вниз, открывая бледное лицо в мокрых дорожках от слёз.

— Ты?..

— Не смотри на меня! — Кай попытался прикрыться волосами. Не получилось — пальцы хватанули пустоту. Он всхлипнул и забился дальше в угол. Упёрся в стену и потупился. Слёзы потекли опять.

— Что ты тут делаешь?

— Что, что… Реву! — угрюмо буркнул тот и отвернулся. Хлюпнул носом. — Уйди. Оставь меня! Чего тебе с другими не сидится?

Травник протянул к нему руку. Коснулся плеча.

— Кай, я…

— Нет! — вдруг тихо вскрикнул тот и вжался в стену. Расслабился. — Не надо, — сказал он уже тише. — Это имя… Я не хочу его. Оно холодное, пустое! Оно не отзывается в душе… Как будто сердце стало изо льда! — он потряс головой. — Оно… не моё!

Он умолк и лишь сидел, размазывая слёзы по щекам. Жуга огляделся, перевернул пустую корзину, уселся на неё и стал ждать, понадеявшись, что тот вскоре заговорит опять. Так оно и вышло.

— Я не знала… — запинаясь и глотая слёзы, говорил Кай. — Я не знал, что это так больно… так обидно — сделаться никем. Я не знал… не думал, что имя так много значит! Я… теперь не Герта. А кто я? — он поднял к травнику заплаканное лицо. — Кто?

Жуга помедлил и слез с корзины. Сел рядом с Каем на пол у стены. Протянул руку. Кай напрягся, но затем сам придвинулся ближе и привалился к его плечу. Вздохнул. Вскоре он уже перестал вздрагивать и успокоился.

— Знаешь, — медленно сказал Жуга, — до встречи с тобой я как-то не задумывался, что вовсе не обязательно на самом деле быть мужчиной или женщиной. Достаточно просто убедить в этом себя. А вот когда удаётся убедить в этом и других, то… плохо дело.

Он умолк, не зная больше что сказать, и лишь теребил его короткие тёмные волосы. Вздохнул. Ощутил, как пульсирует кровь под коленками, где стягивали ноги ремешки сапог, рассеяно подумал, что руки всё ещё пахнут жареным луком. Мысли разбегались. В душе его были смятение и пустота. Он огляделся. «Яд и пламя, — подумал он, — что я делаю? Что я здесь делаю?»

Кай молчал.

И Герта молчала.

И травник тоже молчал.

Иногда бывает очень трудно протянуть друг другу руку через тьму.

— Говори со мной, — попросил Жуга.

— О чём? — всхлипнул тот. — Я не знаю, что сказать…

— О чём угодно. Расскажи о себе. Что ты делал у Хедвиги?

— Учился… Я… Она была не злая. Просто я был ей очень нужен, она хотела, чтобы я была… чтоб я был лучше всех. Мне нельзя было ни с кем разговаривать, кроме неё, она хотела, чтобы я не думал ни о ком… Знаешь, однажды я сделал из тряпок куклу и говорил ей, говорил, рассказывал… рассказывал… А она отобрала её и бросила в огонь, а меня опять посадила в подвал… Она сказала — никому нельзя… А я и там рассказывал. Бочонкам. Кирпичам. Ошейнику. Рукам. У меня никого не было, и только потом, когда Золтан догадался…

Он умолк и хлюпнул носом.

— Не прогоняй меня. Пожалуйста.

Он замолчал опять, и Жуга внезапно понял, почему забрался Кай в эту кладовку, где не было ничего, где было тихо и темно и всё так походило на старый подвал в его доме, где каждый камень знал его слова. Он понял, почему осталась невыломанной ржавая цепь и почему именно подвал охраняло самое страшное сторожевое заклятие из всех, что были в доме.

Мастер не уходит, не передав своё умение ученику.

А если у него не хотят учиться?

Травник снова огляделся. Ему было больно. Нестерпимо больно.

Что он рассказывал, о чём он говорил здесь этим продавленным корзинам и разодранным сетям?

«Убил бы, — с каким-то мрачным исступлением подумал Жуга. — Взбесившаяся баба… Нет, ей богу убил бы!».

Кай вдруг вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее, словно ребёнок на руках. В каком-то смысле он и был ребёнком — глупым, необученным. Маг, силой и умением превосходивший всех, кого когда-то знал Жуга; какой бы взрослой женщиной он ни был, мужчина в нём остался тем мальчишкой, которого украла с улицы Хедвига де ла Тур. Жуга отдавал должное силе его характера, но лишь теперь понял, что никогда не интересовался состоянием его души. И сейчас не знал, как поступить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});