Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

считал себя морально обязанным – лететь в космос еще с тех бесконечно далеких (пять лет в истории космонавтики – срок огромный) времен, когда он был в числе первых участников и даже инициаторов всего этого дела.

Но мы, повторяю, об устремлениях Константина Петровича до поры до времени ничего не знали. Во всяком случае, я не знал. Даже подозревать не мог. Очень уж не вязался внешний облик Феоктистова – худощавого, отнюдь не атлета по сложению, уже в то время слегка седоватого мужчины, да еще с очками на лице – с теми представлениями о «богатыре космонавте», которые господствовали в те годы даже среди многих участников подготовки и проведения полетов человека в космос. Да и самих «мальчиков» как-то незаметно убедили в этом. Характерен ответ одного из них на вопрос корреспондента о том, что требуется от человека, желающего стать космонавтом: «Прежде всего хорошее здоровье…» Видите как – «прежде всего»!.. Ну а такого впечатления, что он большой здоровяк, Феоктистов, честное слово, не производил…

В общем, история повторялась: космонавтика проходила через те же этапы, которые в свое время прошла авиация. Очень живучим был, в частности, предрассудок относительно приличествующей летчику внешности («похож на летчика – не похож на летчика») – предрассудок, по существу, вроде бы безобидный, но тем не менее изрядно надоевший тем моим коллегам, которым, подобно мне, господь бог не отпустил необходимых атрибутов упомянутой сильно героической внешности.

Правда, уже в то время существовала и противоположная – я бы сказал, полемически полярная – точка зрения. Ее выразил академик Л. Д. Ландау, познакомившийся с испытателем парашютов Героем Советского Союза Е. Н. Андреевым и сформулировавший свои впечатления от этого знакомства в безапелляционной фразе: «У героев никогда не бывает героического вида. Героический вид только у трусишек…» Не уверен, что эта обратная точка зрения подтверждается жизнью лучше, чем первая. Наверное, все-таки тут вообще закономерной связи между «видом» и внутренней сущностью человека нет: бывает и так, бывает и этак…

Если же говорить о героизме не вообще, а конкретно, применительно к личности К. П. Феоктистова, то следует вернуться от шестьдесят четвертого года к трудному военному сорок второму. Именно тогда он, шестнадцатилетний, начал свою боевую биографию фронтовым разведчиком, связником, несколько раз ходил за линию фронта и в конце концов был схвачен гитлеровцами и – расстрелян. Поставлен на край глубокой ямы и расстрелян!.. К счастью, торопившийся фашист не убил, а только тяжело ранил его. Он остался жив… Но, скажите, много ли мы знаем людей, которые в свои шестнадцать лет смотрели в дырку пистолетного ствола, ждали пулю в лоб и, пройдя через это, сохранили бы нервную систему так называемого сильного типа? Сохранили, как поется в одной хорошей песне, «на всю оставшуюся жизнь»… Да что там в шестнадцать лет!.. В любом возрасте! А потом, в мирные дни, не только не звонили бы об этом на всех перекрестках (случается ведь и такое, в том числе и с людьми, имеющими настоящие, невыдуманные заслуги), но, напротив, прилагали бы все усилия, чтобы эти заслуги остались никому не известными.

Феоктистов же поступил именно так… О всех драматических обстоятельствах своей боевой деятельности он впоследствии с явной досадой заметил, что они «как-то просочились в печать», и больше никак их не комментировал.

У нас стало привычным разделение космонавтов на «военных» и «гражданских». Я думаю, если судить не по форме одежды, а по боевой биографии, трудно назвать среди космонавтов – разве что за исключением Берегового – человека более военного, чем Феоктистов.

Наше знакомство с Константином Петровичем Феоктистовым состоялось в одно из самых первых моих посещений КБ Королева, когда я еще только готовился приступать к занятиям с будущими космонавтами. Потом я часто встречался с ним, с его ближайшим помощником – тоже будущим космонавтом – Олегом Григорьевичем Макаровым, с другими его сотрудниками. Но встречался как с инженером, конструктором, разработчиком, исследователем – каковым он, в сущности, в то время и был. Место, которое он занимал в королевском творческом коллективе, бросалось в глаза с первого взгляда. Большую долю работы по созданию «Востока» – как и многих других аппаратов, вышедших из стен этого КБ, – вынес на своих плечах Феоктистов! Причем работы, как говорится, «авторской». Употребляя этот термин, я, разумеется, не хочу сказать, что не будь Феоктистова (или кого-то другого из ведущих сотрудников КБ Королева) – и космический корабль вообще не был бы построен. Нет, конечно, его все равно бы сделали – только на месте Феоктистова был бы кто-то другой. Но тогда это был бы уже и другой корабль! Не могу сказать, в чем именно, но в чем-то (и, наверное, достаточно существенном «чем-то») – другой!

Интересно было наблюдать Феоктистова в споре (благо споры вокруг такого, полного вынужденных компромиссов дела, как создание космической техники, происходили почти непрерывно). Тут он пускал в ход тяжелую артиллерию своей логики, четкости мышления, глубокого знания существа вопроса и – непробиваемого упрямства.

Или, если хотите, упорства – это ведь зависит от отношения к самой защищаемой человеком позиции, когда мы считаем, что он прав, то называем это упорством, а когда считаем, что не прав, – упрямством. Впрочем, без этой, как ее ни называй, черты характера никогда в жизни не прорваться бы ему в космос – через множество явных и замаскированных трудностей, включая такие, как пресловутые очки или зарубцевавшаяся полтора десятка лет назад язва желудка.

Но вот что интересно. Однажды Феоктистов сам рассказал, как хотел подбросить находящемуся на орбите экипажу (кажется, это были В. Коваленок и А. Иванченков на «Салюте-6») какое-то дополнительное задание. А руководитель полета А. Елисеев против этого возражал. Сначала спорили между собой, потом «доругивались» в кабинете начальства… Так вот, рассказывая об этом, Константин Петрович закончил:

– А в общем-то очень правильно, что есть такой фильтр. Кто-то на земле должен представлять интересы экипажа. Иначе разработчики вроде меня так загрузили бы экипаж, что у него ни сил, ни времени не хватило бы все выполнить…

Вот вам и упрямец!..

И. Грекова в повести «Кафедра» с симпатией, хотя и не без иронии, говорит об умении по-настоящему интеллигентного человека встать на точку зрения оппонента («признать множественность возможных решений»). Разделяю эту симпатию. И в рассказанном случае с Феоктистовым – тоже.

…За столом Государственной экзаменационной комиссии, призванной дать оценку подготовке первой шестерки наших космонавтов, я оказался соседом Константина Петровича. К экзаменующимся он относился не то чтобы придирчиво – нет, конечно, он никого не «топил», – но и случая вполголоса отметить каждую неточность очередного ответа не упускал.