Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

будущих космонавтов в подобной ситуации, их сажали по одному на много дней в сурдокамеру – полностью изолированное от внешнего мира помещение, в которое не проникал извне ни один звук, ни один луч света, ни один, как сказали бы кибернетики, бит информации. Космонавты говорили, что это было непростое испытание. Заросшие многодневной бородой, даже, как мне показалось, какие-то одичавшие, вылезали они – прямо в руки врачей – из этой сурдокамеры.

Но очень быстро – всего через несколько лет и несколько космических полетов – опасение, что космонавту грозит информационный голод, было забыто. Или, точнее, не вообще забыто, а переадресовано дальним космическим полетам будущего, в которых космонавты будут годами добираться до какой-нибудь далекой планеты, изредка пытаясь найти свою Землю среди множества мелких звездочек, видимых в иллюминаторах корабля.

Что же касается полетов орбитальных или даже имеющих своей целью Луну, то в них – это выяснилось довольно быстро – скучать космонавтам стало некогда. Какой уж там недостаточный приток впечатлений! Дай-то бог программу каждого очередного дня полностью провернуть и все с этим связанные впечатления переварить! Именно это стало одной из главных забот космонавтов.

И когда вернулся на Землю экипаж «Союза-16» – А. В. Филиппенко и Н. Н. Рукавишников, – руководитель подготовки наших космонавтов В. А. Шаталов (сам до этого трижды слетавший в космос), оценивая работу своих коллег, сделал особый упор на то, что экипаж «полностью выполнил программу». То же самое он подчеркнул полугодом раньше, говоря о полете П. Р. Поповича и Ю. П. Артюхина на орбитальном комплексе «Салют-3» – «Союз-14»: «Во-первых, экипаж выполнил всю запланированную программу…»

Видите: во-первых!.. Это стало первым! О мужестве, отваге и тому подобных категориях разговора нет: они подразумеваются. Как условие необходимое, но в наше время уже недостаточное. Просто согласиться сесть в корабль, который увезет тебя в космос, сегодня мало. В космосе нужно работать. Работать с предельной интенсивностью. И – квалифицированно!

Постепенно требования к космонавтам и в этом отношении стали ужесточаться. Как-то раз очередной работающий в космосе экипаж немного поднапутал – нажал какие-то кнопки в неправильной последовательности. Дело удалось с помощью ЦУПа поправить: нужный маневр был выполнен, хотя и не оптимальным путем. Пришлось по заведенному порядку доложить об этом «наверх» – чересчур широкий круг людей был в курсе происшествия и информация о нем так или иначе не могла не просочиться. Выслушав доклад, Д. Ф. Устинов, курировавший тогда космические дела, подумал и сказал:

– Пора нам начинать наказывать.

Подумал еще и добавил:

– Наказывать тех, кто готовит космонавтов…

Да, работать в космосе стало непросто.

Интересно, что и в этом смысле история развития космических полетов в основных чертах повторила историю авиации. Сравните деятельность первых пилотов, которые совершали свои героические (конечно же, героические!) полеты, – можно сказать, ради самих этих полетов, ради того, чтобы убедиться самим и убедить других: человек может летать, – с деятельностью современного летчика-испытателя, каждую секунду выше головы загруженного бездной дел: управлением самолетом и его многочисленными системами, установлением предусмотренных программой (зачастую очень непростых, никогда в нормальной эксплуатации не встречающихся) режимов, ориентировкой в пространстве, ведением связи, записями в планшете – всего не перечислишь!

Не хочу напрасно огорчать своих друзей-космонавтов, но боюсь, что чаша сия ожидает их в самом недалеком будущем. Впрочем, почему в будущем? Уже сейчас космонавт В. В. Коваленок на вопрос о том, чего в космосе больше всего не хватает, а чего в избытке, ответил: «Больше всего не хватает времени. А интересных дел всегда избыток…»

Какой уж тут «информационный голод»!..

Из экипажа «Восхода» я был хорошо знаком с Владимиром Михайловичем Комаровым и Константином Петровичем Феоктистовым. Третьего члена экипажа – Бориса Борисовича Егорова, – к сожалению, знал гораздо меньше: по своей врачебной специальности он занимался работами, к которым я прямого отношения не имел.

Комаров в отряде космонавтов выделялся прежде всего самой своей «докосмической» биографией. К моменту прихода в Центр он уже многое имел за плечами. В авиацию он пришел… Да, строго говоря, он в нее и не пришел: начало сознательной жизни застало его уже, можно сказать, в авиации – в специальной средней школе Военно-воздушных сил: были в свое время такие учебные заведения. Неудивительно, что, получив среднее образование, Комаров прямым путем пошел в военно-авиационное училище летчиков, после окончания которого пять лет служил летчиком-истребителем в строевых частях. Летал на самых скоростных по тому времени самолетах, учился сам, учил других – и в какой-то момент почувствовал, что дальше проникать в глубинную суть явлений, сопутствующих полету, ему уже трудно. Вернее, нецелесообразно.

– КПД не тот, – как объяснил он впоследствии.

А жить иначе как с самым высоким КПД – коэффициентом полезного действия – он не желал. Был в этом смысле максималистом. Потому и поступил в прославленную Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Заметьте: в инженерную. Не все друзья, даже близкие, поняли это решение («Что тебе, летать надоело?»). Нет, летать ему не надоело. Ему этого стало мало – просто летать. Он хотел летать иначе и доказал это, вернувшись после окончания академии на летную работу уже в новом качестве: летчиком-испытателем. В этой области проработал сравнительно недолго, при первом же наборе в отряд космонавтов поступил в него, – но что-то (и немалое «что-то») из опыта летно-испытательной работы, вне всякого сомнения, извлек. Не случайно, я уверен, было одно то, что на двух из пока существующих типов советских космических кораблей – на «Восходе» и на «Союзе» – не кто иной, как Комаров, выполнял первые, по существу, чисто испытательные полеты. Его кандидатура напрашивалась на такое дело сама собой. И не только потому, что он был профессионально к этому отлично подготовлен, обладая опытом работы и квалификацией в удачном сочетании: летчика, инженера, испытателя. Он отлично подходил к испытательной работе и по характеру своему, по вдумчивости, по неутолимой потребности в любом деле докопаться до самой его сердцевины, по тому, наконец, что был просто очень умным человеком (мы в своих официальных и неофициальных оценках как-то стали забывать, что умный человек – это всегда хорошо. Много ли вы видели, скажем, служебных характеристик, где было бы написано: умный человек?).

А кроме всего прочего, привлекал к себе сердца людей Комаров своей естественной, абсолютно непоказной скромностью.

В дни, когда мы праздновали двадцатилетие Победы, Владимир Михайлович откликнулся на приглашение летчиков-испытателей и приехал к нам в клуб.

Выйдя на трибуну, он начал с того, что сомневается в своем праве выступать в этот день: ведь в Великой Отечественной войне он не участвовал; когда она закончилась, он, правда, уже носил на плечах голубые авиационные