Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

сложно понять, что случилось и жив ли он вообще?! Ощупав голову рукой, Чак обнаружил на затылке кровь и сильный ушиб, видимо осколок лишь оглушил его, хотя в тот момент ему показалось, что он прошиб его голову насквозь.

Лишь спустя десяток минут, Зит смог найти в себе силы приподняться с земли, кругом стоял смрад сгоревшей резины, воздух был переполнен едким запахом. Обернувшись в сторону дороги, ему стало не по себе. Большая часть колонны была сожжена. Исполинские, тяжёлые муринские танки, словно угольки в печи, были черны и продолжали тлеть, кругом были разбросаны тела, машины и пушки, все было чёрным от гари, страшная вонь била в нос и вызывала тошноту. Он не мог понять сколько сейчас времени, но судя по солнцу, был уже где-то полдень, его непослушное тело еле волочилось среди останков колонны. Кругом лежали обезображенные огнём солдаты, они смотрели обгорелыми лицами, на которых застыл предсмертный ужас. Раненых не было, лишь трупы. Все показывало на то, что фавийцы уже прошлись по этим местам, добив всех, кого нельзя было пленить, многие были добиты контрольным выстрелом или заколоты штыками, лишь трупы, ни намёка на жизнь. Где-то вдали зарокотали пулемёты и разорвалось несколько бомб. Чак понял, что он в тылу у врага, а фронт откатился на восток. На глаза ему попался санитарный чемоданчик, что лежал рядом с обезглавленным трупом санитара, весь в запёкшейся крови. Он жадно начал копаться в нём, раскидывая ненужные ему медикаменты в сторону, пока не добрался до шприцев с обезболивающим, дрожащей рукой он ввёл в бедро иглу, впрыснул полную дозу лекарства и упал на спину, в ожидании эффекта. Сильный препарат действовал практически мгновенно, по телу разлилось непривычное тепло и дрожь, а уже через пару минут боль начала отступать, следом он закинул в рот пару таблеток "рикетола" и поднялся на ноги. Голова, избавившись от боли, стала соображать, и мысли перестали хаотично биться в мозгах. Он начал обыскивать трупы, бубня себе под нос.

"Вот те на, всех перебили, интересно, кто-нибудь успел ноги унести? Или так и оставили всех подыхать. Жаль парней, бедные вы бедные. А я вот взял и выжил, что ж ты так любишь меня, судьба злодейка? Не убиваешь, но постоянно мучаешь, ну прилетел бы осколок чуть побольше, ну и пробил бы голову, и всё. Ни мучений, ни боли, просто бац и всё. Но нет, опять придётся лазить по тылам, искать спасения, но на какой фиг? Ты, что ждёшь, пока я сам себе пулю в лоб пущу? Не дождёшься, сука, назло жить буду! Ещё и Китти найду и женюсь на ней! Всем смертям назло, нет, не сдамся, не сломаюсь. О, автомат, блин, опять искорёженный. Фавийцы, лихо вы подчистили за собой, ничего мне не оставили. Всё равно при встрече вам не поздоровиться, загрызу, как псина. А где же Ломер? Где ты? Политикан фронтовой, вот если выживу, то так и быть вступлю в твою поганую партию, буду за лидера нашего агитировать, мозги всем прочищать, тфу, ну нафиг, кого я обманываю, презираю я твою партию и всех вас, хотя ты мужик нормальный, понормальнее многих. О дрянь! Вот и ты! Ломер."

Перед Чаком лежал истерзанный труп Ломера, рядом ещё трое, все были с высокими званиями, все зверски убиты. На полуголом теле Ломера не было живого места, весь изрублен штыками, горло перерезано, а на груди ножом вырезали бранные слова. Это было жуткое зрелище, Чаку даже поплохело от увиденного. Было видно, что издевались над ними усердно и долго, возможно кто-то из них подвергся издевательствам уже будучи мёртвым, кому-то выкололи глаза, отрезали половые органы, уши, губы. Зит отвернулся в сторону и глубоко вдохнул, чтобы его не стошнило. Немного отойдя, он присел к телу Ломера и взяв его за руку, сказал.

– Спасибо вам, товарищ полковник, за то, что до последнего пытались сделать из меня человека, не знаю насколько я оправдал ваши ожидания, хотя наверняка больше разочаровывал, но всё же спасибо. Вы самый нормальный мужик, которого я знал в партии, спасибо вам за всё, прощайте.

Зит долго бродил в растерянности по выжженной дороге, оружия не было, медивы при наступлении собрали все, что могло стрелять, вся техника была преднамеренно сожжена, чтобы снова не встать в строй. Он был растерян, не знал куда ему податься и где искать своих, как бы сильно он не презирал окружающий его мир, правила игры все равно оставались прежними, в плен не было желания попасть. К тому же к последнему времени фавийцы сильно ожесточились и не факт, что его оставили бы в живых после допроса с пристрастием. Солдаты по обе стороны ненавидели друг друга, как этого и хотели их правители. До вечера он шатался по округе в поисках еды и оружия, солнце безжалостно пекло, голод мучил его изнутри, но мародёрство не давало результатов, голова вновь начала гудеть.

К вечеру небо затянули тучи, низкие с серо-синими переливами, раздался далёкий раскат грома, сверкала молния. Надвигалась буря, воздух наполнился влагой и ветер принёс свежий воздух, не отравленный войной. Капитан сидел в зарослях кустарника и жевал листья какого-то растения, которое, как ему показалось, было похоже на остролистник, съедобный и питательный, растущий в этих краях. Он не совсем помнил оно ли это, но вкус был вполне нормальным. В этот момент Зит ассоциировал себя с коровой на лугу, но голод был сильнее предрассудков, найди он сейчас жирную гусеницу, то тут же слопал её, как местный деликатес. Вскоре синева окутала весь небосвод и стало темно, будто ночью, яркие вспышки молний освещали округу мрачным светом, вдали была тишина, фронт молчал уже пару часов. Появилась надежда, что котивы придут в себя и начнут теснить обнаглевшего врага вновь на запад. Но у Чака не было еды для такого долгого ожидания, на траве же долго не протянешь.

Ночью он лежал на куче веток, укрывшись куском палатки, что нашёл у убитых, дождь усердно бил по земле, ветер в яростных порывах гнул ветки, обрывая с них листья. Зит смотрел в окутанное пеленой туч небо. Оно было: и страшным, и красивым. Чёрные завихрения на синем фоне, паутины вспыхивающих молний, и содрогание земли, очаровывали своей мощью. Ни одно оружие человека не обладало такой грозной силой, какой обладает природа, думал он.

В эту ночь голова Чака была, как котёл, в котором варился суп из разных мыслей и мечтаний.

"И что мне делать дальше? Не лежать же