Азиатская Европа (сборник) - Мурад Аджи

Забыв, что его богатство — бедность, папа из защитника народа медленно превращался в пожирателя жизни. Институт религии начал отяжелять себя земными благами. Начавшиеся подлоги, обман были плодами сытой мысли духовенства… Конечно, на Западе уже жили не те кипчаки, которых привел Аттила, их арийский дух в тесноте городов сник, потускнел, но что-то же оставалось. Кровь предков не давала уснуть совести.

Чувство веры у иных людей было очень обостренно. Именно веры! Ибо религию, то есть совокупность обрядов, человек может менять хоть пять раз в день, а с верой он рождается и умирает, ее, как родителей, сменить нельзя. В отличие от византийцев, католики принимали Библию с оговорками. Потому что, по мнению некоторых из них, библейский бог был «злым началом, вводящим людей в заблуждение», он — иной, чем всецело духовный (их слова!) Бог Небесный.

Поразительно, в тех суждениях звучала правда, ее христианские епископы назвали ересью, а вот привести аргументы в доказательство своих слов они не могли, чем лишний раз показали силу еретиков.

Верно, в христианской Библии персонажи получились не «всецело духовные». Не алтайские. Христос пришел из греческих мифов, о чем первыми заявили богомилы, которых раздражали вольные сочинения Греческой церкви. Представление о Боге и о Христе у них было свое, строгое.

Кто такие богомилы? Не вполне ясно, достоверной литературы о них нет. Лишь известно, что они «исповедники дуалистического вероучения». Проще говоря, тюркского мировоззрения, но по вере они все-таки христиане. Именно христиане. Люди Запада, с его идеологией. Уже не «варвары». Их взгляды на Христа были проникнуты алтайскими представлениями, теми, которые еще не умерли в душах. Они, как и их предки, верили, что Бог Небесный послал к ним не бога, а Своего сына спасти людей.

В богомильстве было много течений. По одной из их теорий смешение добра и зла произошло до появления видимого мира, потому что существовали Бог добрый, творец невидимого мира и злой дух, создатель мира чувственного. Все это очень напоминало древнеалтайские представления об Ульгене (главе светлых небесных духов) и Эрлике (владыке царства мертвых и демиурге), равно как и создание первого человека, и наделение его душой, и грехопадение, и змея, и потоп — они тоже из алтайской мифологии. Даже низвержение Эрлика и слуг его с неба на землю, оттуда в преисподнюю.

А предание о Спасителе — посланнике Неба жило, оказывается, со времен ариев. Оно гласило, когда земля погрязнет в грехе и забудет Бога, Он пошлет своего посланника… Каждому народу будет послан свой пророк. О том в XIX веке подробно рассказал протоиерей В. В. Вербицкий, который 37 лет вел миссионерскую деятельность на Алтае. Об этом же поведал и другой миссионер, С. Ландышев, потрясенный сходством алтайских и христианских мифов.

Богомилы считали, что Иисус (Сын-Слово) телесный человек, хотя все связанное с телесностью было в нем кажущимся, не реально существующим. Даже его смерть… Об этом же и в алтайских преданиях. Посылая Спасителя на землю, Бог Небесный говорит ему: «Пусть Эрлик убьет тебя, тебе не будет больно и страшно: Я приду, и ты возвратишься назад». В мировоззрении тюрков жило представление о конце света и о Божием суде. Посланник Божий своей проповедью отвратит людей от греха и склонит к почитанию Бога… А потом сойдет с Неба Бог, по его воле воскреснут мертвые, в пламени истребятся грешная земля, сам Эрлик и грешники, а под ней останется чистая, как белая глина, земля. Из нее Бог Небесный создаст новую землю. И верные Богу останутся с ним и будут в Его жилищах… Сюжет поразительно похож на христианский. С той лишь разницей, что своего героя тюрки называли Майдар. Не Христос. И жил он в арийскую пору, когда евреи познавали свою Тору.

О сходстве Майдара и Моисея мы здесь не говорим, это другая тема.

Их религиозное общество оформилось к Х веку на Балканах. По крайней мере, там были написаны дошедшие до нас книги богомилов. Но это вовсе не говорит о географии вероучения и его истории, потому что общины богомилов и раньше (V век) встречались в Европе, на Ближнем Востоке, под именем ариан. Они объединяли разочаровавшихся в христианской Церкви людей. Тех, чьи души тянулись к «белой вере», но на христианской (то есть европейской!) основе.

Те люди не воспринимали христианство из-за его не «всецело духовного вида». Но и не отвергали его! Их протест вспыхнул в V веке, когда иерусалимский пресвитер, грек Исихий назвал Бога Небесного «Богоотцом». То была вопиющая вольность, не имевшая аналогов.

Вроде бы не важное на первый взгляд уточнение, и отцы Церкви внесли в канон (точнее, в богослужебные песнопения) новые слова: «Богоотец убо Давид». Потому что, по легенде, мол, от царя Давида, «от его племени по плоти происходил Иисус Христос». Слова о Богоотце требовалось произносить всем христианам после каждой литургии. Трижды в день… Удачнее способа унизить веру тюрков, пожалуй, не было: в их понимании Вечное Синее Небо, пославшее Спасителя, и земной царь Давид просто не сопоставимы. Как гора и пылинка.

Католики дружно протестовали, не принимали начинания, которыми наполняли христианство. Но в пылу противоборства они отказывались от старых традиций, которые взяла Церковь. Вот почему богомилы не признавали спасительной силы ни за иконами, ни за крестом, ни за крещением водой. Они отрицали церковные таинства, а заодно и саму господствующую Церковь… То была протока, которая отделилась от реки вероучения и потекла в небытие, увлекая в своих водах тысячи людей.

Самостоятельной рекой она не стала, хотя богомилы молились на природе, как древние тюрки, избегали храмов, называя их «дворцами сатаны», говорили слова, в которых отражалось сияние алтайских вершин. Но… в их словах не было прежнего духа, Бога Небесного заслонял Христос. Слишком многое забылось, слишком важные уступки новой жизни сделали они. Поэтому даже правильные слова у богомилов не имели силы и оставались словами. Как и их поведение в обществе, которое они поделили на своих и чужих — посвященных и непосвященных.

Маскарад, где вместо масок мелькали слова, хотя вера их была искренней и чистой. И это отрицать невозможно, они действительно искали правду. Искали, как могли. С завязанными глазами и заткнутыми ушами.

Потеснить христианство богомильской Церкви, конечно, не удалось, ей не хватало знаний, мудрости, времени. На пустом месте новую религию создать нельзя, нужны века и поколения философов. Разумеется, этот вывод относится ко всем христианам, которые в IV веке обрели новое вероучение, философскую систему… А так — вдруг! — не бывает.

На Западе за чистоту веры в Бога выступали предки французов, итальянцев, немцев, испанцев, швейцарцев, их тогда называли «хазарами» (Gazari), «булгарами» (Bulgari), но они тоже были словами-масками на маскараде жизни. Ничем другим. Они не имели своей философии, а значит — лица. Представляли ветвь христианства, не религию… Впрочем, возможно, эта оценка далека от истины, в ней лишь видимая величина айсберга, ведь эти люди хранили свою философию в тайне, скрывали ее. И поэтому казалось, что их учение это ветвь христианства.

Их объединял протест и имя — еретики (богомилы, катары, альбигойцы…). Потому что иначе, как «ересь», христианские епископы их учение не называли. Это слово и вошло в историю на века, хотя, что стояло за ним, мало кто знал.

А за «масками» скрывались алтайские имена и традиции. Показательно в том смысле прозвище катар, например. Принято считать, оно восходит к греческому «катар» (чистый), а «хазар» — испорченное произношение этого слова. Однако так ли это? Известно же, катары лишь повторили «варварское» утверждение о том, что Церковь «свернула с праведного пути… на следующий день после Миланского эдикта (313)», когда стала государственным учреждением. Это целый том ненаписанной истории.

Не признав «греческую веру», могли ли они взять греческое имя? Да никогда. Тем более известно другое: катары говорили на собственном языке, который на Западе окутан завесами тайн и назван мифическим языком «ок»…

В стремлении обособиться от Церкви, погрязшей в грехе, «еретики» проявляли редкую твердость. «Одной из главных забот катарской церкви при воспитании своих священников было укрепление их стойкости в вере, — пишет Ж. Мадоль, французский исследователь религии. — Почти все они предпочитали отречению жестокую смерть»… Не правда ли, с учетом этих слов уже иначе воспринимается и прозвище катары-хазары.

Оно состоит из двух древнетюркских слов: кат- (стань твердым) и ары- (очищайся [от грехов]). В нем содержался призыв к «варварам», формально принявшим католичество, в глубине души оставаться тюрками, хранящими «белую веру» в Бога Небесного.