Азиатская Европа (сборник) - Мурад Аджи

А византийцы, надо заметить, умели нагнетать обстановку. Они чувствовали себя хозяевами Запада, победа на Халкидонском церковном соборе вскружила им голову. Ибо «чей Бог, того власть»… Европейская ржавчина с тех пор разъедала вольное тюркское общество изнутри: рождала предательства. Аттилу отравили, за его смертью последовали междоусобицы… Но не это было самым страшным. «Белая вера» тюрков потеряла лидерство, христианство объявило варваров изгоями Европы. Вот что стало началом их конца. Когда свои пошли против своих.

С середины V века Византия не платила дань и не смотрела на Дешт-и-Кипчак как на старшего, там бурлила «творческая» мысль: придумывали святых, усиливали позиции своей религии. То был византийский вклад. Языческого бога виноделия Диониса сделали христианским святым Дионисием. Деметрия — святым Димитрием, богиню искусств Минерву-Палладу — святой Палладией, языческого бога солнца Гелиоса — святым Ильей и так далее. Идолам придумывали житие.

Каждая новация уводила от Единобожия и превращала христианство в «веру второго разряда для простонародья». Соединив материю с духом, греки получили свой дуализм, что-то среднее между язычеством и религией, и пошли дальше.

Идея церковного лидерства заставила прибирать к рукам и тюркские традиции. Например, в 457 году императора Льва I на трон короновал патриарх, что было новым для Запада и традиционным для Востока. Венчание на царство и миропомазание варвары называли «апишик». Это целый ритуал, он вошел вместе с Великим переселением народов в культуру Северной Индии, потом в европейскую культуру.

Этот обряд помазания на трон бытовал у тюрков с арийской поры и на санскрите назывался «абхишека». В Византии коронацию ввели, разумеется, тюрки. Лев I, которого возвели на престол, был дворецким могущественного военачальника Аспара, тюрка, обладавшего неограниченной властью. Аспар мог бы возложить диадему на собственную голову, если бы согласился принять Никейский символ веры и стать христианином. Но он непоколебимо верил в Тенгри и предложил в императоры своего лакея.

Аспар рассчитывал править империей через Льва, для того и задумал церемонию помазания на трон. В его глазах помазание давало бы законность процедуре передачи власти в руки человека низкого звания. Но все вышло, как и должно было выйти.

Разумеется, Лев, утвердившись, казнил и Аспара, и его сыновей, используя для этого орду исавров, которую приблизил к себе… Вот они, плоды доверчивого поведения!

V век дал христианам и крест. Греки взяли тюркский символ Неба — аджи и изобразили на нем овцу (агнца), выдав его за символ христианства. Но такое самоволие вызвало протест. Тогда, «вспомнив» фразу апостола Варнавы: «В букве Т ты имеешь крест» (Т-образную балку, на которой казнили в Римской империи), они укрепили над ней тюркский аджи. И все.

Получился восьмиконечный крест, знак византийской веры, который передавал смысл христианства — соединение Бога и Христа… Однако крестное знамение осталось тюркским: крест, которым осеняют себя христиане, равносторонний.

Католики поступили иначе. Они удлинили одну сторону равностороннего креста, выразив суть католичества — союзничество. Этот луч указывал на «дорогу открытости», которая вела к кресту, то есть к знаку Бога. Латинский крест появился к VI веку, а после Трулльского собора 691 года на нем «распяли» фигурку Христа — легенда обрела плоть и зримый образ.

Разделение крестов на греческий и латинский предвещало раскол. И новую геополитику. Ведь аджи и такие же иконы были у мусульман. Они сохранились в исламе поныне, разумеется, не везде. Сторонников старого обряда называют нусайритами, их общины есть в Турции, Сирии и других районах Ближнего Востока. А это еще одно доказательство того, что религии начались из одного корня — из алтайского.

Показательно, что даже в ХХ веке (1932) Ватикан говорил о пророке Мухаммеде как о восстановителе «древней веры патриархов и Евангелия Иисуса Христа». Утверждать так ему позволяла история ислама.

…Тюрки говорили: «Кто не может раскусить камень, тот его целует». Разумная мысль. Как и та, что крест не может быть греческим, латинским… Он — Небесный.

Еще раз о католичестве, уже с латынью

Конечно, показная смиренность Западной империи служила ей ширмой, римский епископ не чувствовал в себе сил, позволявших быть на равных с византийским патриархом, он почтительно склонял голову перед старшим. Однако его униженное с первых дней появления Римской церкви состояние ни о чем не говорило. Страна решала тайные проблемы, с IV века по завету императора Феодосия I готовилась к владычеству.

Католики знали, как добиться своего в церковных делах и в политике, опыт власти у наследников великого Рима был огромный.

Политику «смирения во благо», разумеется, не все понимали одинаково, не все принимали ее. Она расколола и Церковь, и римский сенат: одни сенаторы выступали за слияние с византийским двором, за повиновение ему, другие, наоборот, ратовали за возрождение независимого Рима. Свободолюбие и смирение соперничали в Западной империи, поэтому она лишь теоретически была византийской колонией, на деле же оставалась опасной «варварской» страной. Христианская религия утверждалась там, но ничего не решала.

Рим ненавидел греков, не выказывая своих чувств. Он понимал, междоусобицы в Дешт-и-Кипчаке будут долгими, на века. Они ослабят Византию, ибо ведут к переделу Европы.

Но и Константинополь ориентировался в реалиях жизни, он знал главное — никто теперь не угрожает ему. Но никто и не поддерживает… Смерть Аттилы и расстановка политических сил в Европе выгодны были лишь тем, кто задумал создать империю, не уступающую Великой Римской. А таковых было двое — Византия и будущая Италия. И там, и там тюрки, ставшие европейцами, выступали генераторами идей.

Их замыслам угрожали те, кто упорно не желал отказываться от Единобожия. То есть тоже тюрки. Это было коллизией, порожденной Великим переселением народов. Волнения, вспыхнувшие в Сирии и Египте, могли иначе повернуть колесо христианской истории, и византийский император Зенон, почувствовав это, в 482 году издал эдикт о религии. Декрет о единстве был направлен на устранение религиозных разногласий в Византийской империи и, как водится, запрещал все споры в отношении догматов веры.

Задумав примирить христиан Запада, император надеялся усилить Византию и запретить католическую доктрину, которая так не нравилась грекам. Ибо «чей Бог, того власть», этот крылатый девиз передавал смысл эдикта.

Однако вышло совсем по-другому. Римляне, разгадав планы Византии, тут же выступили против императорского декрета. Мало того, назвав византийского патриарха Акакия безбожником, они отлучили его от Церкви. Это прозвучало как взрыв, как удар молнии, подобного христианство не знало. Удар пришелся в самое сердце и был сильнее, чем кулачные «диспуты» с египтянами. Византия пошатнулась, но устояла. В ответ она отлучила римского епископа от Церкви и предала проклятию, чего тот, собственно, и добивался.

Возникший раскол — схизма — был на руку Риму. Любой раздор давал католикам шанс для принятия самостоятельных решений, что мастерски реализовал папа Геласий I. Римлянин по родословной, хитрый, не знающий преград при движении к цели. То был человек, о которых на Алтае говорили: «он и корову заставит мычать себе во благо». Очень целеустремленный. Геласий объявил себя «Наместником Христа на земле». Не много и не мало. Видимо, тогда за римским епископом и закрепилось имя «папа». Он стал отцом паствы, главой христиан Западной Европы. Следуя католической доктрине, папа предлагал союз всем народам, которые примут его взгляды на религию и жизнь, а значит, будут находиться на его политической орбите.

Не религиозные фантазии, как у византийцев, а просветительство поставил папа во главу церковной политики: сам изучал тюркскую теологию, сам приспосабливал ее к условиям христианской Европы. То был крупный политик, ученый, писатель, страстный трибун, он вознамерился создать благообразное лицо не только Западной церкви, но и всему христианству… Знал, красота священника — в слове.

Теоретический багаж позволил Геласию написать научный трактат, который стал связующим мостом между христианством и религиозным учением тюрков. Появилась концепция о роли папы, то есть первосвященника, в обществе, ее развили, превратив в постулат. То была очередная европейская переработка идей Алтая, иначе говоря, один из краеугольных камней в фундаменте Церкви.

В основу своего научного труда папа положил трактат «О граде Божием» святого Августина, «доктора Церкви», который в IV веке просвещал римлян, проповедуя веру в Бога Небесного. То был энциклопедист, знаток «белой веры»… В 387 году Августин принял христианство благодаря епископу Амвросию, тоже тюрку. Церковная история не скрывает, что «достойной формой религии его философствующему уму рисовался лишь гносис — рационально построенное учение». Он первым понял: Единобожие в Европе не останется таким, как на Алтае, ибо нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Нельзя навязать народам чужую культуру и чужую историю: новой вере надо принять что-то из местных традиций, тогда она станет общей и для пришельцев, и для коренных европейцев.