Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

факт. Процессия приблизилась к капсуле, Дмитрий уже знал, что главный из них — верховный жрец провинции. От тихого свиста, переходящего на ультразвук, заныло в ушах — то были ритуальные песни, сопровождающие процесс.

Они рисовали в воздухе повёрнутые восьмёрки и пели.

— Боже, зачем они опять это делают, — тихо сказал Дмитрий. — Неужели нельзя синтезировать адреналин и норадреналин искусственно? Неужели это такая сложная формула для их технологий?

— Религия, как я уже говорил. Любому социуму нужна религия, ритуалы или что-то, похожее на это. Раса цепешей убила в себе половину эмоций, свойственных, к примеру, нам, когда у нас ещё только построили пирамиды. Их социуму это попросту не нужно — они много тысяч лет не знают ни войн, ни стихийных бедствий, ничего. Подобным образом поступают почти все цивилизации перед тем, как войти в космическую эру. Все, кроме нашей. Сила землян — в слабости. Мы боимся. Мы переживаем. Нам страшно, нам интересно, мы жаждем секса, экстремальных ощущений и всего прочего.

Дмитрий подошёл ближе. Какие-то тонкие манипуляторы водили по коже, ковырялись в ушах девушки, доставая ушную серу. Дмитрий поморщился и отвернулся, экзекутор продолжал:

— У всех цивилизаций есть ряд профессий, которым тоже нужны реакции типа «бей или беги». Например, аварийные ремонтники в отдалённых станциях, зоологи, исследователи и так далее. Большинство рас для этих целей синтезирует гормоны искусственно, но не цепеши. У цепешей культ страха — это какая-то мистическая категория, вроде энергии или кармы, которую можно «отобрать» только у разумного существа другой расы. Бояться у них считается почётным, как у нас почётна доблесть и отвага.

Экзекутор хищно улыбнулся:

— Они собирают гормоны из пота людей уже больше тысячи лет, это целая индустрия, культура. А затем преобразуют их в пригодные для своей биологии. Это настолько же бредово и отстало, как и китайская традиция срезать бивни у носорогов для поддержания потенции, но это часть их культуры.

— Но почему она, что в ней такого? И почему все мы?

— Она интересный экземпляр, — экзекутор оглянулся, глядя на Светлану. — Очень эмоциональная, при этом устойчивая психически. Другой бы на её месте уже давно сошёл с ума или полез в петлю, но она держится. Держится, и при этом боится. Её вели ещё с прошлого года. Что я рассказываю — ты и сам наверняка помнишь то состояние сознания. В той украденной маршрутке все были своего рода избранные. Внезапно покинувшие дома, захотевшие уехать в никуда…

— И… Что потом?

Экзекутор пожал плечами.

— Посмотрим. Она из тех доноров, что со временем перестают бояться. Не исключено, что её тоже выведут из анабиоза, как тебя. Или даже вернут на Землю, стерев часть памяти. Но это позволено лишь избранным. Если что-то пойдёт не так, её могут и… нейтрализовать.

— Лучше на станцию, — хмуро проговорил Дмитрий.

Было неприятно это осознавать, но ему захотелось встретить Свету снова. Не важно, в виртуальной реальности, или в смрадных коридорах Донорской Станции, где он обречён жить до конца своих дней, но ему казалось, что он добьётся этого.

Жрец со свитой закончили свистеть. Из склизкой стены выдвинулся манипулятор с тёмной призмой, похожей на кристалл мориона, который жрец бережно принял в свои руки. В призме, увенчанной знаком бесконечности, находился важный стратегический ресурс — кусочек страха цивилизации, ещё едва переступившей порог космической эры, и потому не ставшей опасной.

Пока не ставшей.

* * *

Света глядела в повёрнутую восьмёрку на табличке своего дома и понимала, что это всё сон. Что всё это было страшным сном с того самого начала, как она села в старую рейсовую «газель», идущую из города на север. Возможно, и раньше — с того самого момента, как она вдруг зашла на пыльный автовокзал и решила купить билеты на самый дальний рейс, который был в продаже. Кто-то искусственно все эти дни смешивал явь и сон, но сейчас это кончилось.

Света попыталась проснуться, закричав, дёрнувшись, как это обычно делается, но не получилось.

И вдруг…

Вдруг ей стало безразлично, сможет ли она выбраться отсюда, или нет. Сердце застучало с новой силой, адреналин, впрыснутый в кровь, теперь был совсем другим — адреналином азарта. Следом ей вдруг стало интересно — где она, что за реальность её окружает. Сбросив туфли, Света пошла по грязи, побежала к самому краю этого крохотного мирка, где была теперь совершенно одна.

И только через пару шагов она поняла, что перестала бояться.

В воздухе материализовался спрут-паук, такой же, которого она видела в одном из ночных кошмаров. Щупальца потянулись к нет, шёпот полез в уши. Она схватила камень, лежавший у мостовой, и кинула в существо.

Мир изменился — она снова лежала в тёмной спальне, голая, на скомканных потных простынях, а тварь тянулась к ней из окна. Но страшно не было — Светлана отломила деревянную перекладину у изголовья, схватила, как дубинку, поднялась, через боль, через силу, придавливающую её к кровати. Замахнулась и ударила по сустачатым конечностям. Тварь рассыпалась на осколки, как разбитая база, и на миг она увидела свет — тонкие узкие полоски света, просачивающиеся словно из полуоткрытых ресниц.

Сновидение, в котором она жила все последние недели, стало осознанным. А значит, что решать его сюжет может она сама.

Сцена во второй раз поменялась — Светлана вновь стояла на дороге, а тварь, поменявшая форму на нечто кровавое, студенистое и бесформенное, тянуло к ней отростки, похожие на червей. Светлана, громко, по-девичьи завизжав, побежала навстречу чудовищу и пролетела мимо него, разбив на пепельные осколки.

Она стояла теперь на белой бескрайней плоскости, а свет, сочащийся через полураскрытые ресницы, становился всё ярче. Постепенно Света начинала чувствовать своё тело — чувствовать ноющие иглы, воткнувшиеся тут и там, ощущать положение тела и другую силу тяжести.

Становилось жарко. Горячая жидкость, окружающая её, попала под полураскрытые веки, глаза защипало, но она всё равно открыла их и пошевелила руками. Она увидела мутные силуэты — незнакомых аппаратов, трёхногого не то существа, не то устройства, и двух людей.

Одним из них был Дмитрий.

* * *

— Она проснулась, — скомандовал старший, оживившись. — Впрысни стиратель памяти! Быстрее!

Это была часть культа, как позже понимал Дмитрий — нажимать кнопки и управлять впрыском гормонов могло существо только одного с ними вида. Как и всё остальное, касающееся непосредственного взаимодействия с людьми — выбор, кражу, проектирование реальностей, и прочее. Ни автоматика, ни цепеши, никто другой, и только кнопки