Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— Кто это? — осведомился Помпей Страбон у сына.

И тут молодой Помпей сделал нечто настолько удивительное, что Цицерон никогда не смог ни забыть, ни перестать благодарить его за это. Он обвил мускулистой рукой хилые плечи Цицерона и притянул его к себе. И весело, как будто это не имело никакого значения, ответил:

— Это мой друг, Марк Туллий Цицерон Младший. Он назначен в твой штаб, отец, но ты не беспокойся о нем вовсе. Я им займусь.

— Хм! — проворчал Помпей Страбон. — Кто это послал тебя ко мне?

— Марк Эмилий Скавр, принцепс Сената, — тихим голосом ответил Цицерон.

Старший консул кивнул:

— Ох, этот ехидный cunnus! Сидит себе дома и отделывается шуточками. — Помпей безразлично отвернулся в сторону. — А что касается тебя, citocacia, то тебе повезло, что ты друг моего сына. А то бы я скормил тебя своим свиньям.

Лицо Цицерона вспыхнуло. Он происходил из семьи, в которой всегда осуждались крепкие словечки. Его отец считал их неприемлемо вульгарными. И слушать, как подобные слова произносит старший консул, было для молодого Цицерона подобно шоку.

— Ты что это, как девица, Марк Туллий? — спросил с ухмылкой Помпей-младший.

— Есть другие, лучшие и более выразительные способы пользоваться нашим великим латинским языком, нежели бранные выражения, — ответил с достоинством Цицерон.

Эти слова заставили его нового друга угрожающе застыть:

— Ты как будто осуждаешь моего отца? — осведомился он.

Цицерон спешно пошел на попятный:

— Нет-нет, Гней Помпей! Я только отреагировал на то, что ты назвал меня девицей!

Помпей расслабился и снова заулыбался:

— Прости, было очень похоже! Я не люблю, когда находят недостатки у моего отца. — Он взглянул на Цицерона с любопытством. — Плохие выражения встречаются повсеместно, Марк Туллий. Даже поэты время от времени их употребляют. Их пишут на городских домах, особенно возле публичных домов и общественных уборных. И если полководец не будет называть своих солдат cunni и mentulae, они подумают, что он — чванливая весталка.

— Я затыкаю уши и закрываю глаза, — сказал Цицерон, меняя тему. — Спасибо тебе за протекцию.

— Не думай об этом, Марк Туллий! Мы с тобой подходящая пара, как мне думается. Ты поможешь мне с рапортами и письмами, а я тебе — с мечом и щитом.

— Идет, — согласился Цицерон, продолжая топтаться на месте.

— Ну что еще? — спросил Помпей, собираясь уходить.

— Я не отдал твоему отцу приказ о моем назначении.

— Выбрось его, — небрежно посоветовал Помпей. — С сегодняшнего дня ты принадлежишь мне. Мой отец и не заметил бы тебя.

На этот раз Цицерон последовал за новым другом, и они направились в садик в перистиле. Юноши уселись на скамью, залитую нежарким солнцем, и Помпей блестяще продемонстрировал, что, несмотря на нелюбовь к риторике, он все же неплохой рассказчик и сплетник.

— Ты слышал про Гая Веттиена?

— Нет, — сказал Цицерон.

— Он оттяпал себе пальцы на правой руке, чтобы не идти на военную службу. Городской претор Цинна приговорил его пожизненно прислуживать при капуанских бараках.

Дрожь пробежала по спине Цицерона.

— Забавный приговор, как ты считаешь? — спросил он; в нем пробудился профессиональный интерес.

— Да, они сделали из него что-то вроде примера в назидание! Ему не удалось бы отделаться изгнанием или штрафом. Мы ведь не восточные цари, мы не бросаем людей в тюрьму и не держим их там, пока они не умрут или не состарятся. Мы не сажаем людей в тюрьму даже на месяц! Я действительно считаю, что решение Цинны было очень мудрым, — сказал Помпей с ухмылкой. — Эти парни в Капуе превратят жизнь Веттиена в пожизненное мучение!

— Смею сказать, они это сделают, — молвил Цицерон.

— Ну а теперь давай ты, твоя очередь!

— Моя очередь что делать?

— Расскажи про что-нибудь.

— Мне что-то в голову ничего не приходит, Гней Помпей.

— Как звали вдову Аппия Клавдия Пульхра?

— Не знаю, — ответил Цицерон.

— С такой головой — и ничего не знаешь? Я думал, что говорил тебе. Цецилия Метелла Балеарика. Неплохое имечко.

— Да, это очень достойное имя.

— Но не настолько знаменитое, каким будет мое!

— Ну, и что ты хотел сказать про нее?

— Она на днях умерла.

— О!

— Ей приснился сон сразу после возвращения Луция Цезаря в Рим для проведения выборов, — непринужденно продолжал Помпей. — И на следующий день она пришла к Луцию Юлию и рассказала ему, что ей явилась Юнона Соспита и пожаловалась на омерзительный беспорядок в ее храме. Какая-то женщина приползла туда и, видимо, умерла там от родов. Все, что сделали после этого тамошние служители, — убрали тело. Они даже не вымыли пол. Тогда Луций Юлий и Цецилия Метелла Балеарика взяли тряпки и ведра и, ползая на коленях, выскребли весь храм. Ты можешь себе это представить? Луций Юлий извозил в грязи свою тогу, потому что не мог ее снять, по его словам, дабы выказать должное почтение богине. Затем он направился прямо в Гостилиеву курию и обнародовал свой закон об италиках. Он устроил палате изрядный нагоняй по поводу небрежения в храмах и вопросил, как это Рим собирается победить в войне, когда богам не оказывается должного уважения. На следующий же день вся палата похватала тазы и тряпки, и сенаторы вычистили все храмы. — Помпей умолк. — Ну, какова история?

— Откуда ты все это знаешь, Гней Помпей?

— Я слушаю, что говорят люди, даже если это рабы. А ты что делаешь целый день? Читаешь Гомера?

— Я закончил читать Гомера несколько лет назад, — самодовольно ответил Цицерон. — Теперь я читаю великих ораторов.

— И не имеешь понятия о том, что происходит в городе!

— Теперь, когда я познакомился с тобой, я научусь и этому. Я понял, что, увидев сон и вымыв храм Юноны Соспиты, супруга Аппия Клавдия Пульхра сделала Сенату предостережение своей кончиной.

— Она умерла так внезапно! Это большое несчастье, как считает Луций Юлий. Она была одной из почтеннейших матрон в Риме: шестеро детей, все погодки, а младшему исполнился год.

— Счастливое число — семь, — заметил Цицерон со свойственным ему остроумием.

— Но не для нее, — сказал Помпей, не заметив иронии. — Никто не может понять этого, однако после рождения шести здоровых детей, по словам Луция Юлия, боги становятся ревнивы.

— А он не думает, что его новый закон умиротворит недовольство богов?

— Не знаю, — пожал плечами Помпей. — И никто не знает. Все, что мне известно, — это то, что мой отец в чести, а значит, и я в чести. Мой отец собирается предоставить полное гражданство всем колониям в Италийской Галлии, имеющим латинские права.

— А Марк Плавтий Сильваний вскоре объявит о распространении гражданства на каждого, чье имя занесено в италийский муниципальный список, если тот явится лично к претору в течение шестидесяти дней со дня утверждения закона, — сказал Цицерон.

— Да, Сильваний. Но вместе со своим другом Гаем Папирием Карбоном, — поправил Помпей.

— Вот это уже больше похоже на дело! — оживился и просиял Цицерон. — Законы и законотворчество — как я это люблю!

— Я радуюсь делам, — сказал Помпей. — По мне законы — только досадная помеха. Они всегда низводят до общего уровня выдающихся людей, особенно отличившихся в раннем возрасте.

— Но люди не могут жить без системы законов!

— Выдающиеся люди — могут.

* * *

Помпей Страбон не сделал попытки покинуть Рим, хотя продолжал говорить людям, что им придется расстаться с ним или с Луцием Катоном, потому что городской претор Авл Семпроний Азелион — весьма способный человек. Однако вскоре стало ясно, что реальной причиной его задержки было его желание понаблюдать за потоком законов, которые последовали за lex Julia. Луций Порций Катон Лициниан, младший консул, оставил Помпея Страбона за этим занятием; это была пара консулов, не поддерживавшая дружеских отношений. Луций Катон отправился в Кампанию, но тут же переменил свои планы и в конце концов разместился на центральном театре войны. Помпей Страбон не делал секрета из своего намерения продолжать войну в Пицене. На осаду Аскула он направил Секста Юлия Цезаря, несмотря на его больную грудь и на то, что зима выдалась такой холодной, какой не могли припомнить и старожилы. Вскоре после отъезда Секста Цезаря пришли вести, что он убил восемь тысяч восставших пиценов, которых застал при переходе из загаженного лагеря в новый возле Камерина. Помпей Страбон почувствовал себя оскорбленным, но остался в Риме.

Его lex Pompeia прошел через комицию беспрепятственно. Этот закон признавал полное римское гражданство для каждого города, обладавшего латинскими правами и находящегося к югу от реки Пад в Италийской Галлии, и предоставлял латинские права городам Аквилее, Патавии и Медиолану. Их большие и процветающие общины должны будут пополнить число его клиентуры — вот причина, по которой Помпей начал именно с этого закона. Не будучи в действительности борцом за гражданские права, Помпей Страбон впоследствии позволил Пизону Фругию уравнять преимущества, полученные в результате трех законов о предоставлении гражданства. Сначала Пизон Фругий провел закон о создании двух новых триб, в которые должны быть зачислены все новые граждане, где бы они ни жили. Прежние тридцать пять триб сохранялись исключительно для старых римлян. Но когда Этрурия и Умбрия начали роптать на то, что их собираются рассматривать как римских вольноотпущенников, Пизон Фругий изменил свой закон, и теперь все новые граждане должны были войти в восемь старых триб плюс в две вновь созданные.