Кирза и лира - Владислав Вишневский

В большинстве своем, все сходились на Москве. Почему так далеко? Х-ха, ну и глупый вопрос! Расстояние, чтоб вы знали, в дружбе роли не играет, это пофиг. Друзьям, настоящим друзьям, а тут, за три года службы, все такие — кто-то сомневается? — встречаться нужно в городе не ниже чем столица нашей Родины. Правильно, мужики, я говорю? Да, правильно, тёзка, только в Москве… Причём, в самом главном её центре, в ресторане… в этом, как его?.. Ну, «Москва» или какой-нибудь «Центральный» там, «Арагви», «Будапешт», или что там ещё. Тут были расхождения, а не все к тому времени знали самый значимый ресторан в далёкой столице. Но это мелочи, все понимали. Потом установим, решали… Главное, чтоб в Москве, и чтоб в самом солидном ресторане. Обязательно с шумом чтоб… А пусть все видят, радуются и завидуют нашей солдатской дружбе. Такая вот, почти один-в-один, была намечена дембельская программа братства там, на гражданке. «И помогать будем друг другу… да, всегда! Последний кусок хлеба… рубашку… деньги, да всё, если что. Правильно, да, мужики?» «Д-да! — подтверждает пьяный, задиристый хор голосов. Наливай!..» Это уж обязательно, вне всякого сомнения. Никто и не сомневался, что так оно и будет. А потом, решали, лет через пять-десять, встречаться они будут уже с женами… «О, точно, мужики, с женами!.. Обязательно с женами. А что, правильно!» Это наполняло смысл будущих традиционных встреч новыми эмоциями, новыми неизведанными «взрослыми» ощущениями на уровне научной фантастики. «А что, это интересно. Хорошее предложение сказал про жен, за это нужно обязательно выпить. Наливай». Это давало новую пищу сладостным, чаще бахвально-восторженным фантазиям. Потом, мол, с детьми приезжать будем, а потом и с внуками… Ну, это действительно уж очень далеко, это уж, дальше далекого… «Крепкая потому что. Не-не, не про дружбу я сказал щас… жидкость эта… а чё это мы пьем?.. совсем уж крепкая, мужики, попалась, что-то… Дружба, она, всё же — дружба. Потому, крепче всего. Крепче стали, крепче алмаза… Или какой там самый крепкий камень, мужики, в мире? Во, я и говорю, алмаз. И дружба наша не меркнет и не пылится, как алмаз. Правильно, мужики?

Так вот или примерно так обсуждалась и закреплялась эта установка на долгие годы вперёд. Всеми.

Тем, кто находится вне этого братства, сейчас вот, читая, наверное, и не понять чувства молодых, не опытных ещё парней. Могут кому-то показаться смешными и наивными, даже глупыми. Но это так кажется для вас, опытных и мудрых, умных там, как говориться, за печкою, но не для них. Их сейчас сближают собственные, личные, вместе с тем, многочисленные общие физические ощущения, проблемы и трудности. Оправданные и неоправданные трудности, солдатская каша, пусть не всегда проваренная и безвкусная, но — важный фактор! — из одного котла, общий сотрясающий ночной холод от стояния в муторном наряде, чинарик папиросы из урны, и многое-многое другое, чего посторонним и не понять. А потом, в тепле, за чаркой, видится только хорошее, только славное, кто это испытал. Всё кажется хорошим и приятным… лёгким и преодолимым. А потому, что дружба. Да не просто дружба, а солдатская дружба. А солдатская дружба, она и на Марсе дружба, если хотите знать, а уж тут-то, на Земле!..

Весь остаток службы, до самого дембеля, тянется очень тяжело, невероятно замедленно, на взгляд любого дембеля. Как пытка, даже хуже…

— Товарищ капитан, ну, что там, наконец, с нашим приказом?

— О, Пронин, ты ещё здесь? — преувеличенно удивляется ротный, капитан Коновалов. — А я думал, ты уже дома. Вижу, на проверке тебя совсем что-то нет, думал, уехал уже. А? — И капитан Коновалов гогочет, радуясь своей шутке. Знает ротный слабое место любого дембеля. — Не было что ли ещё вашего приказа? Да? Нет?

— Нет, вроде. Я думал, может, вы что знаете?

— Нет, не слыхал что-то. А то оставайся у меня, Пронин, в роте, на сверхсрочную… Парень ты нормальный, толковый. И место для тебя есть… А? — Хитро сощурившись, смотрит. Ждёт.

— Не-не-не! Только не это. Я домой. Только домой! Во, как уже сыт здесь. Спасибо, товарищ капитан, за заботу.

— Ну смотри. Наше дело предложить, ваше дело… сам понимаешь. А Фролов, например, уже остался и Азаров тоже. Рапорты подали. Кушкинбаев в офицерскую школу едет по направлению, — документы оформляет. Ваш Филиппов, я слышал, тоже уехал…

— Филиппов-то в дирижерское.

— Не важно. Один хрен — военное училище. Ну!..

Крыть нечем. С Валькой Филипповым всё понятно, правильно сделал парень. Дирижер — это всё же дирижёр, руководитель, не простой сверхсрочник, как остальные, пусть и хороший валторнист. А Фрол, и Азаров — это не понятно. Вроде трепались о доме, о гражданке… а сами рапорты писали! Интересное кино. Надо спросить у них, чем таким заманили?

Ладно. Нужно ещё раз потеребить дирижера, а потом и с переметнувшимися переговорить.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — ловлю дирижера на перерыве.

— А, Пронин, давай, обращайся. Что такое у вас?

— Вы не знаете, товарищ подполковник, что там с нашим приказом? Когда будет?

— С приказом?.. В своё время. Документы уже у командира. Подпишет, и поедете.

— Так раньше бы надо, товарищ подполковник. Лето уже, вон, проходит… Мы ж договаривались — подготовлю смену, и поеду. Ну!.. Обещали же…

— Обещал, обещал. И к командиру ходил, просил и за вас и за Дорошенко, и за всех наших. Он тоже обещал. Сказал, как только, так сразу… И как после этого я опять к нему пойду, спрашивается, а? Не могу я к нему идти, устав нарушать. Нужно ждать. Вот, значит, и ждите пока. Загорайте. А то можете с молодыми позаниматься, лажаются что-то часто…

— Кто лажается? Кротов?!

— А все, и Кротов ваш…

— И Кротов?! Это мы исправим, товар…

— Вот и исправляйте пока, товарищ старший сержант.

— А можно в увольнение сходить? — спрашиваю.

— Ммм-можно, в общем, если не на трое суток. — Разрешает подполковник.

— Нет, на сутки надо, не меньше. — Торгуюсь.

— На сутки много. До ноля часов если…

— На сутки лучше, товарищ подполковник… — стою на своем.

— Только без ЧП, там.

— Конечно, я же понимаю…

— Ладно. Выпиши у старшины.

— А мне можно с ним, товарищ подполковник? — Сходу врубаясь, вклинивается появившийся с тем же вопросом Ара.

— Нет, Дорошенко, а вот двоим вам нельзя. Я знаю вас. Учудите там что-нибудь непотребное, и пролетите мимо дембеля… оба. И меня с вами ещё накажут. Лучше по одному. Пронин вернется, тогда вот и вы…

— Ладно. А просто до ноля с ним можно?

— Н-нет. Только до одиннадцати.

— Ладно, пусть до одиннадцати. А потом на сутки, хорошо?

— Ну я же сказал. Только с пятницы на субботу.

— Товарищ подполковник, с субботы на воскресенье надо.

— Ладно, ладно, Дорошенко, там посмотрим…

А в общем-то и не собирались в увольнение. Так просто, от нечего делать я спросил, а тут вон как получилось. Ну и хорошо. Чем тут от безделья маяться, лучше уж в город сходить. А сходить есть куда. Как говорится, есть лунка, и не одна. И предупреждать там не надо.

Сначала Фрола-перебежчика нужно поймать, и переговорить. Знаю, он обычно трётся где-то или у связистов в каптёрке, или у медиков на какой-нибудь физиопроцедуре. Нам, солдатам, тем более дембелям, чтобы друг друга вычислить, кто где, по полку бегать не нужно. Два-три вопроса, и уже знаешь куда топать. Так и сейчас.

Фрол, старший сержант Фролов, рыжий, головастый детина, лежал на жёлтой клеёнке на белом топчане, на животе, раскинув свои мощные чресла в стороны, спал, сладко посапывая, одновременно прогревал, оказывается, токами высокой частоты область своей поясницы. Туда, в ту область, заботливо сверху укрытой суконным одеялом, уходили тонкие провода от генерирующего прибора. Нет, Фрол не больной, что вы! Просто нужно же чем-то себя парню занимать перед дембелем? Нужно! Причем, не просто так занимать, балду гонять, а с пользой. Когда солнце над плацем, например, можно, все знают или на крыше загорать, а можно в волейбол поиграть, или гантельками побаловаться. Когда солнца нет, можно в каптерке чай пить, либо физиопроцедуры по очереди одна за другой принимать, все, какие там в наличии. Если, конечно, без уколов, и горьких лекарств во внутрь.

На тумбочке песочные часы давно уже остыли от трения песка в узком горлышке времени, лечебный ток уже «объектом» не чувствуется, слоновья кожа уже привыкла видимо, не ощущает, сладкое посапывание тому свидетель. Наверное, току мала. Ну, это не проблема, его тут, хоть ложкой хлебай. Добавим. Перещёлкиваю переключатель диапазонов нагрузок с условной цифры «10», сразу через несколько делений на условную цифру «15». Провода послушно зашевелились. Под одеялом, на спине Фрола запрыгали мышцы, задергалась, просыпаясь, голова, не отстали и ноги — прямая связь. Выкатились и глаза от удивления. Даже судорожно отжался, подпрыгнул Фрол, как лягушка, из положения «лёжа» в положение «сидя». Соскакивая, оборвал лечебные провода. Сильная штука, оказывается, ток, сильная. Слона даже поднять может, если уж Фрол очнулся.