Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

желания — это священная война и твоя гибель, на этот раз окончательная.

— Это мы ещё посмотрим. А желания богини могут поменяться. Она уже изъявила желание обзавестись парой котов. Это такие маленькие пушистые хищники. Проблема в том, что большинство животных меня боится, но что-нибудь придумаю. Чудесное начало совместной жизни, я считаю, — Ганконер тихонько засмеялся.

Гэндальф ещё покряхтел и смиренно произнёс:

— Ничего иного я и не ожидал услышать. Стало быть, война… Что ж, в память о том, что эльфы и правда приняли тебя, о Великий Дракон, вырастили и воспитали, позволь богине попрощаться с консортом. Он тебе — позволил.

— Блодьювидд, ты желаешь? — Ганконер обернулся ко мне.

Молча встала и подошла к зеркалу. Ганконер так же молча отошёл назад.

Трандуил, только что смотревший на Ганконера глазами, как две пустых могилы, перевёл взгляд, и я поразилась перемене: эти сиреневые, влажные очи, эта горечь и сладость в них! Я ждала, что он поговорит со мной, но король молчал, и только протянул руку, коснувшись пальцами стекла. Печально вздохнув, прикоснулась к зеркалу со своей стороны. И тут же стекло с хрустом растрескалось в месте нашего соприкосновения. Отшатнулась испуганно, вскинула глаза — и увидела, как Глоренлин с разочарованным видом отбрасывает какой-то амулет.

— Неужто вы надеялись, что я не поставил защиту? Хотя что я, сам бы тоже обязательно попробовал на вашем месте, — голос Ганконера был мягок и насмешлив, — радуйся, Блодьювидд, я спас тебя от путешествия по зазеркалью. Думаю, эру Глоренлин избавил бы тебя от большей части тамошних ужасов — но не ото всех.

Трандуил, замерший статуей, прикрыл глаза, помолчал, а потом спросил:

— Митрандир, ты узнал всё, что хотел?

— Да, Ваша Светозарность.

И я отшатнулась сильнее — Трандуил гневно хрястнул посохом по зеркалу, расколотив его в мелкие дребезги — не упавшие вниз, а зависшие почему-то в воздухе. Обернулась на Ганконера — он внимательно смотрел и слушал. Изображение превратилось в цветной хаос, но звук остался, и было слышно, как Трандуил спрашивает:

— Ну что, Митрандир?

И тот, кряхтя, с сожалением отвечает:

— Глупо сделали, что позволили ему умереть так, как он сам хотел… Прохлопали, да… И воскреснуть дали, и опериться… а я ведь чувствовал, чувствовал неладное… Упустил. Поздно. Великий Дракон пришёл в мир!

Тут его речь прервалась ругательствами Трандуила на квенья и лёгким хлопком, убравшим звук.

А потом Ганконер засмеялся, и его тихий довольный смех так же леденил мою кровь, как незадолго до этого рычание дракона.

* Huerindo — сукин сын (квенья)

61. Логово Владыки Тьмы

— Куда мы идём? — спросила, когда мы свернули не к саду.

— Ко мне.

Приняв к сведению, я не спрашивала более ничего. Может, Ганконер сыграет… если в настроении. За свою… гм… безопасность я не переживала — в замке Владыки он везде у себя дома, ему ничто не мешало сделать всё, что хотел, в любом его месте.

Ганконер, кажется, ощущал иначе, потому что облегчённо выдохнул, не дождавшись возражений, и всё-таки начал уговаривать и без того не сопротивляющуюся меня. Наверное, заранее доводы подготовил, и было жалко не использовать:

— Мои покои рядом с башней. Посмотришь, как я живу, тебе же любопытно? Может, что из книг понравится, хотя литература специфичная… Отдохнёшь…

— Эру Ганконер, я весь день отдыхала, во что же ночь-то отдыхать? — всё-таки хорошая жизнь у канареек, хе-хе.

— Ну, последний час тебе дня беготни стоил, нет? Впрочем, отдыхать не обязательно, я приветствую всякую интересную деятельность, — он как-то насмешливо скосился на меня и подпёр щёку языком изнутри.

Всё произошло очень быстро, я могла бы не обратить внимания, но вдруг зацепилась. Трандуил любил, кстати, во время совещаний и разговоров, в упор глядя на собеседника, раздумчиво подпирать щёку языком. Мне тогда казалось, что у него это просто отражало мыслительную деятельность. А сейчас вдруг дошло, что, кажется, это что-то неприличное. Во всяком случае, Трандуил это делал, когда недоволен был или отказывал в чём-то. Но сейчас это адресовано мне… не уверена, может, просто мимика живая у соловушки. Но чому ж не спросить?

— Вот это, сейчас, — я старательно скопировала гримаску, подперев щёку языком, — что-то значит?

И с изумлением наблюдала, как он слегка покраснел. Кашлянув, хрипло, со смущением сказал:

— Не обращай внимания, просто не совсем приличная шутка.

— То есть показывать можно, а объяснить нет? — я развеселилась.

— Потом объясню. Может быть.

Я предпочла не настаивать.

Боже, в этом замке в разных частях разный климат. Здесь было свежо, и полыхание камина казалось таким уютным. Окон не было в принципе, и, несмотря на человеческую архитектуру, создавалось впечатление тёмной пещеры. Чёрный камень, чёрное дерево, чёрный пушистый ковёр… ну да, ну да, конечно… это было бы похоже на анекдотик, в котором в чёрном-чёрном городе чёрный-чёрный человек жёг покрышки, если бы не живое пламя в камине да вкрапления огненно-золотистого шёлка — подушки у камина, занавеси и балдахин на кровати были из него. Поражённо спросила:

— Ты спишь на человеческой кровати?

Ганконер пожал плечами:

— Да. Мне удобнее, чем на традиционном ложе.

Ах, ну да, он же с детства-то к нему не привык…

— А на чём спят орки? На камнях?

— Орки спят на вонючих осклизлых шкурах, что к человеческой кровати ближе. Но кровать лучше, — в интонациях вдруг проявилось трогательное простодушие помоечного кота, которого забрали с помойки, вылечили-отмыли-накормили и пустили нежиться на ту самую кровать, которая лучше, и он счастлив.

Потрясла головой: однако, у меня нехорошая тенденция жалеть бедного мальчика.

— Блодьювидд, нас оторвали от ужина. Может быть, ты хочешь есть или пить? Или ещё чего-нибудь?

Да-да, всё для блага человека в этой цитадели мрака. Чего я хочу… я хочу своего ёжика без лапки, каким бы этот ёжик ни был, и чтобы войны не случилось. Но судьба желающего ведёт, нежелающего тащит. Меня тащит. А вот Ганконера, хоть и он не в силах ей противиться — ведёт. Вон, даже дедушка Гэндальф признал, что воля Темнейшего чудовищна, и что деяния его эпичны. А он, небось, знает, о чём говорит. Может оценить.

Ганконер стоял, не двигаясь, ожидая ответа. Какое лицо! Какая сила духа! Какое… и сама ужаснулась восторженному блеянию в голове. Тьфу.

Удивилась, чувствуя, что и правда утомилась, и что силы кончились — вот прямо сейчас. Кажется, винишко, тяпнутое в стрессовом состоянии, даром не прошло — голова, как валенок.

— Эру Ганконер, ты был прав, я ужасно устала, я посижу немного? — оглянувшись, не узрела никаких мебелей, кроме кровати.