Разочарованные (СИ) - "WeiBe_Lilie"

Она закричала – почти также, как Грейнджер. Но недостаточно, чтобы он смог забыть ее проступок.

Спустя примерно полчаса Лаванда поняла несколько вещей. Первое, Малфой никогда не шутит, и его слова надо воспринимать чуть ли не буквально. Второе, у него был огромный член для подростка, которым он умел пользоваться. А третье, что совершенно не укладывалось в ее голове, несмотря на боль, она все же бурно кончила под ним, когда он стал теребить ее клитор.

Он ушел в душ смывать ту грязь, в которую вляпался, а Лаванда так и осталась на кровати с неловко выпяченным задом. У нее не было сил ни на что, даже чтобы просто прилечь – любое шевеление причиняло боль. Ей казалось, что даже дышать было больно. Слезы унижения повисли на ее длинных ресницах. Она лежала и искала в себе силы подняться, чтобы гордо уйти. Но не могла. Девушка чувствовала, как пульсирует ее сфинктер, ритмично выплескивая его сперму, которая текла по ее ногам.

– А мне нравится, как ты меня встречаешь, – ухмыльнулся Драко на пороге комнаты в одном полотенце. – Хочу, чтобы ты всегда так меня встречала, – он уже сел рядом и шлепнул ее по ягодице, вызвав стон.

– Спасибо, – прошептала она, когда он применил к ней очищающее. – Не нужно, – с ужасом сказала она, когда он сжал свои руки под ее грудью.

И Лаванда пошла по второму кругу ада, познав простую истину – не все то золото, что блестит.

Он лежал на спине, удобно положив голову на руку, и курил, лениво стряхивая пепел прямо на пол. Растерзанная Лаванда лежала тут же, под его боком, периодически всхлипывая. Браун уже совершенно не завидовала Паркинсон, но было поздно. Она бросала украдкой взгляды на своего насильника, но, казалось, он был далеко отсюда.

– Не ной, – просит он, смерив девушку пренебрежительным взглядом.

Она смотрит в его стальные глаза – глаза настоящего убийцы или маньяка, и дрожь поневоле проходит по ее позвоночнику. Она шипит, когда он с каким-то садистским удовольствием потушил окурок о ее плечо.

– За что? – только и смогла выдать Лаванда.

Он тянет с ответом, не желая открывать карты, но потом все же пояснил:

– За Грейнджер.

– Ты ее… И ее… Тоже? – она широко распахнула глаза.

– Поверь мне, с ней я не был столь нежным.

Лаванда вздрогнула, осознав, на что она обрекла Гермиону, а потом содрогнулась еще раз, поняв, как именно она себя на это подписала.

– Я не хотела, – жалобно пролепетала она.

– А уже неважно, – он прикрыл глаза, чтобы океан боли не выплеснулся наружу. – Уходи. Ты мне не нужна, – а потом добавил, хмыкнув, – пока что.

Он не соврал, сказав, что она пробудет у него до утра – уже светало, когда она собрала свою одежду с пола и поспешила к себе в башню.

Девять дней. Ему потребовалось ровно девять дней, чтобы сломить ее. Каждый гребаный вечер она сидела у него на коленях или на подлокотнике его кресла, улыбаясь Грейнджер, Нотту, а иногда и Забини, который разбавлял их компанию, пытаясь убедить всех вокруг в своем мнимом счастье.

Пока Браун сидела, словно на иголках, Малфой же казался расслабленным и непринужденным. Только лишь хватка на ее бедре говорила о том, что он был чем-то недоволен. Он провоцировал Грейнджер, а она больше не бросалась на него. Он оскорблял ее друзей, но она лишь закатывала глаза и одними губами произносила “Идиот”. Она стала какой-то тусклой и безжизненной, словно все движения были на автомате. Но от этого она не стала менее притягательной для него. Ему хотелось отнести ее в свою комнату и поцелуями стереть с ее лица следы усталости. Он был готов упасть на колени перед ней, пусть она и маглорожденная, лишь бы она дала ему, дала им шанс.

А вместо этого он лишь что-то шептал Лаванде на ухо, после чего та, улыбаясь, шла наверх. Тогда Малфой прощался с Теодором, игнорируя Гермиону Грейнджер, и взлетал по лестнице. Резким движением он открывал дверь, иногда даже пинком, чтобы улыбнуться открывающейся картине – гриффиндорка стояла на четвереньках, разводя ягодицы. Раньше он требовал, чтобы она была совершенно голой, но со временем поменял взгляды – ему нравилось видеть знаки отличия факультета на форме. Это стало его фетишем. А девушка со временем научилась не вздрагивать, когда, уходя, замечала свою кровь на его изумрудных простынях.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда Браун уходила, Малфой запирался в ванной, нещадно соскабливая с себя грязь и клеймо насильника. Он проводил в душе так много времени, что зеркало запотевало. Каждую ночь он дрожащей рукой протирал его, наблюдая в зеркале свой самый большой страх – он стал тем, кем боялся стать. В отражении он видел отца.

Гермиона же полностью ушла в исследования, практически две недели она изучала школьную библиотеку вдоль и поперек. Если бы глаза можно было натереть до кровавых мозолей, то она бы была уже слепая. Было изучено все, что можно, но ни одного упоминания о крестражах. Как будто и вовсе не существовало такого слова. Гермиона даже пробралась в Запретную секцию и стащила оттуда пару книг, но и там не было и слова об этом. Все еще усложнялось тем, что девушка понятия не имела, что такое крестраж. Заклинание? Проклятие? Ритуал?

Она отдавала всю себя на поиски информации, поэтому забросила с Теодором исследования по рунам. Собственные проблемы ей казались ничтожными, по сравнению с тем, что требовалось сделать для Гарри. Нотт предлагал ей помощь, но девушка отказывалась, ревностно оберегая тайну лучшего друга.

Он нашел ее там, где и ожидал – в библиотеке. Нотт даже закатил глаза, поражаясь ее стабильности. И немного недальновидности. Она сидела спиной к окружающему миру, сгорбившись над очередным томом. Он хотел пробиться сквозь ее защиту, но Гермиона стала отдаляться от него, что совершенно шло не по плану. Нотт достал из рукава маленький кинжал, стараясь не касаться его лезвия. Этот тантрический кинжал он нашел в кабинете отца, еще не зная его свойств. Парень поудобнее переложил его в руке, смыкая пальцы на змеевидной рукояти. Лезвие кинжала вспыхнуло на долю секунды, подсвечивая древние руны.

– Что ты тут делаешь? – словно почувствовав неладное, Гермиона повернулась. Парень чудом успел завести руку за спину.

– Скучал по тебе, – он сел рядом. – Ты мне снова не расскажешь, что ты делаешь? – он молился, чтобы она хоть что-то пояснила, ведь Темный Лорд со дня на день будет требовать отчет от него.

– Я ведь тебе говорила, – виновато улыбается она, – это не моя тайна, а…

– А Гарри, – заканчивает он за нее. – Но я ведь мог бы помочь тебе, Гермиона.

– Ты не можешь, – грустно выдыхает она.

– Почему?

– Потому что даже я не могу помочь Гарри! – она с силой захлопнула фолиант. – Понимаешь? – гриффиндорка бросила на него потерянный взгляд. – Даже я, та самая заучка и всезнайка Гермиона Грейнджер, не могу помочь, потому что не знаю как. А единственное, где я могу найти ответ, это книги. Но школьная библиотека первый раз в жизни не может мне помочь, – слезы бессилия душили ее.

Она начала плакать, выплескивая на парня свою беспомощность и обиду, а он соображал, как незаметнее коснуться ее холодным лезвием. Если он правильно понял, то этот ритуальный клинок должен высосать душу из человека, сохранив при этом жизнь жертве. Но что это за жизнь? Теодор долго не мог на это решиться, но, взвесив все за и против, пришел к выводу, что никто даже не заметит, что в Гермионе что-то поменялось, ведь она и так в последнее время стала слишком… сухой.

Она продолжала плакать и что-то говорить, а руны под столом светились все ярче и ярче, почувствовав приближающуюся плоть. Рука Нотта замерла в нескольких миллиметрах от ее кожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Повтори, – просит он хрипло.

– Таким образом, Сам-Знаешь-Кого можно убить. И скорее всего, навсегда, – шмыгая носом, сказала она.

На осознание потребовалась три секунды, а затем клинок был спрятан в рукав мантии.

– Я в деле, – заявил он. – У меня дома есть огромная библиотека, а отец находится в Азкабане. Я могу помочь, Гермиона, просто дай мне шанс, – просит он, и Гермиона кивает, принимая его помощь. И они склонились над книгой, жарко что-то обсуждая.