Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

начальство едет.

— А я подумал — стесняется, — проронил Сергей Тимофеевич, имея в виду то, что Шумков в самом деле сторонится, избегает его.

— Ну, Тимофеевич, — улыбнулся Марьенко, — ты же должен понимать состояние человека, самочувствие. Дай ему малость прийти в себя.

— Ладно, — махнул рукой Сергей Тимофеевич, — то я к ело* ву... Что с Коряковым?

— Бери его график и начинай. Наверное, припоздал.

— И то верно, передерживать пирог не годится, — кивнул Сергей Тимофеевич. Глянул в график, звякнул предупредительным звонком, погнал коксовыталкиватель к очередной камере.

За работой, занятый своими мыслями, Сергей Тимофеевич и не заметил, как к нему поднялся Ростислав.

— Ты? — вдруг увидев сына в кабине, удивился он. — Опять задержался? — проворчал. — Взял манеру не являться вовремя к обеду. У матери проходило, а вот как посмотрит на это молодая жена...

— Я с калориями, батя.

— Это неплохо, — отозвался Сергей Тимофеевич, принимая от него пакет с молоком, вареные яйца, бутерброды. — Подменишь? — кивнул на пульт. — Практику не забыл?

— А чего же. Садись перекуси, передохни... Какая следующая?

— Там по графику смотри, — уступив свое место сыну, проговорил Сергей Тимофеевич. — Тебе что, сказали?

— Ну да, Марьенко. — Ростислав в микрофон продублировал номер камеры машинисту коксоприемного вагона, и снова к отцу: — Так я в буфет смотался.

— Матери не позвонил, что я задерживаюсь?

— Не догадался.

— То ж оно и есть... Не дергай. Плавно веди, — подсказал, ощутив небольшой рывок коксовыталкивателя, глотнул из пакета. — А она небось волнуется.

— Позвоню.

Динамик сообщил, что ванна подана и можно толкать.

— Принимай, — отозвался Ростислав и включил выталкивающий механизм.

— Не забыл, — скупо похвалил Сергей Тимофеевич действия сына. Доедая принесенную снедь, поинтересовался: — На установке порядок?

— Защитные экраны прогорают. Не успеваем менять.

— Что ж такое?

— Жаростойкий металл нужен... Загазованность и запыленность донимают. Попытаюсь заменить вентиляторы на более мощные. Дымосос поставлю.

Сергей Тимофеевич понимающе кивал, довольный сыном, хотя внешне ничем своих чувств не выказывал. А потом сказал:

— Мозгуй, мозгуй. Голова человеку для того и дадена.

— А вообще, — снова заговорил Ростислав, — не совсем удачная конструкция. В эксплуатации не очень удобна, Нужна запасная шахта для подъема горячего кокса.

— Так ведь по новому проекту строили, — заметил Сергей Тимофеевич.

— По новому, — согласился Ростислав. — Установки сухого тушения кокса — (последнее слово науки и техники їв коксохимии.

— А оно выходит, что последней бывает лишь у попа жинка?

Уловив на себе какой-то, будто заинтересованный, спрашивающий взгляд сына, Сергей Тимофеевич пояснил:

— И я не знал бы, что оно значит, так Юлий Акимович как-то при разговоре объяснил: мол, поп, став вдовцом, уже не имел права вторично жениться. В народе и родилось: «Последняя у попа жинка». Сколько он этих пословиц знает — Юлий Акимович. Дотошно разбирает, когда и почему возникли... Хобби такое у человека.

— Ясно, — усмехнулся Ростислав. — Только к чему ты?

— Ну как же! Говоришь, по последнему слову техники спроектирована и построена, а оказывается, последнее-то слово еще не сказано? Ты вот вроде претендуешь..,

— Остряк, однако, батя, — засмеялся Ростислав. — Между прочим, статью я уже послал в наш журнал. Вторая шахта просто необходима, если мы хотим резко повысить КПД установки.

— Я разве спорю? Тебе должно быть видней — твой хлеб.

Сергей Тимофеевич допил молоко, смахнул в газету крошки,

яичную скорлупу, убрал все, закурил, удовлетворенно проронил:

— Ну вот, полный порядок.

— Слышь, батя, иди отдыхать, — вдруг сказал Ростислав. — Управлюсь без тебя.

— Думаешь, твой отец слабак?! — Сергей Тимофеевич грозно свел брови. — Ну-ка, посторонись... — Заняв свое рабочее место, проворчал: — Сейчас же топай домой. Небось, Лида заждалась.

— Смотри сам... Хотел, как лучше.

— Иди, иди, сынок, — уже добрее молвил Сергей Тимофеевич. — Молодому надорваться — раз плюнуть. А надо, чтобы тебя на дольше хватило. Здесь государственный интерес — больше пользы. Потому законодательно установлен рабочий день, да еще и в зависимости от вредности производства...

— Ладно, уговорил... Забегу в конторку, потороплю с подменой.

— Без тебя люди занимаются, — сказал Сергей Тимофеевич. И, поняв, что сын все равно сделает по-своему, вслед крикнул — Матери не забудь позвонить!

Едва ушел Ростислав, вновь появился Марьенко.

— Как там Семен? Дал о себе знать? — спросил Сергей Тимофеевич.

— Что-то непонятное. Гоняли директорский автомобиль на поселок. Нет ни Семена, ни его жены. В доме запертые пацаны ревут.

— Может, поехал куда да в аварию попал или обломалась машина?

— Всякое может быть, — проронил Марьенко. — Ты как, Тимофеевич, себя чувствуешь? Продержишься еще? Толмачева разыскиваем. Рыгора Кравченка неудобно вызывать после ночи. А Толмачев сегодня свободный. Грец его знает, когда поймаем.

— То такое дело, — кивнул Сергей Тимофеевич. — Ему завтра в первую. Вольный казак, — А про себя подумал, что и к Аленке на море мог укатить.

— Значит, спрашивай, не спрашивай, а держаться надо? — невесело усмехнулся Марьенко.

— Зато чувствуется забота о живом человеке, — в тон ему отозвался Сергей Тимофеевич.

Марьенко увидел медленно едущие по главной аллее завода две «Волги», помчался вниз, торопливо обронив:

— Приехали...

Сергея Тимофеевича это не касалось. Он знал свое дело, привычно выполнял его, однако что-то было не так, и он, наконец, догадался, в чем загвоздка: работает-то он не с постоянными напарниками. В своей смене они просто-таки спелись, по интонации чувствуют состояние друг друга и то, как идет кокс. А сейчас динамик равнодушно-холоден, одинаково потрескивает металлически безличными голосами. Может быть, потому и испытывает Сергей Тимофеевич смутную тревогу: словно вот-вот где-то прервется взаимосвязь производственных процессов и все пойдет кувырком. Или это усталость дает о себе знать?

Скорее всего и то, и другое вызывало в Сергее Тимофеевиче некоторую неудовлетворенность, излишнюю настороженность. Возникало сверхнапряжение — сковывающее, угнетающее. И только огромный опыт, интуиция позволяли ему как-то приспосабливаться к работе без него сложившегося коллектива, приноравливаться к особенностям, ритму, попадать, как говорится, в струю.

Снимая двери очередной камеры, Сергей Тимофеевич случайно взглянул вниз. Там, на аллее, против его коксовыталкивателя стоял секретарь обкома, а рядом с ним — Пал Палыч, что-то показывая и объясняя, Суровцев, Шумков. Все смотрели на камеры, возле которых остановился коксовыталкиватель. Чуть в сторонке беседовали секретарь райкома Каширин, Гольцев и Марьенко.

С Кашириным Сергей Тимофеевич близко знаком. Очень симпатичен ему этот человек и внешне — блондинистый, с мягкой волной светлых волос, и по своему душевному складу — рассудительный, доброжелательный, уравновешенный. Однажды, правда, видел его в гневе. Но даже тогда, чрезвычайно, раздосадованный инертностью и