Автобиография - Франко Дзеффирелли

А в Риме ходатайство совета городских депутатов о том, чтобы назвать улицу в память об Ориане, сразу же нашло отклик у мэра (цитирую по газете «Коррьере делла Сера»):

«Мэр города Вальтер Вельтрони заявил о своем полном согласии с предложением присвоить улице в Риме имя Орианы Фаллачи. Она была величайшей журналисткой и настоящим борцом за свободу. Неважно, насколько мы готовы разделять ее позиции. Было бы странно, добавил он в заключение, если бы в нашем городе имена улицам давались в зависимости от того, кто в данный момент находится у власти».

Могу лишь еще раз высказать сожаление, что в этот момент не оказалось на месте моего доброго друга Леонардо, человека тонкого и хорошо понимающего, как нужно действовать. Не случись этого, Флоренции удалось бы избежать такого позора.

Твой уход, дорогая Ориана, принес не только боль и потрясение. Как и многие миллионы европейцев, у кого есть голова на плечах, я тревожусь из-за смертельной опасности, которая угрожает нам всем и которую ты первая увидела так ясно после 11 сентября. Ты заявила о ней с присущим тебе мужеством, но цивилизованный мир не нашел в себе сил последовать за тобой.

Прошло пять лет, и теперь всем и каждому очевидно, как велика угроза всему Западу, который не только не препятствует — напротив, благодаря враждебности крайних левых политиков к умеренным мусульманам привечает, приглашает радикалов и поэтому готовится пережить уничтожение собственных ценностей, а может быть, и свое собственное уничтожение.

Мы не забудем тебя, Ориана, ведь ты раньше других поняла, что нас ожидает, и стала кричать об этом во весь голос миру глухих, слепых и трусов.

Раз уж зашел разговор об этой страшной теме, мне хотелось бы, чтобы и здесь просияла надежда.

Битва цивилизаций между Западом и мусульманами? В битве две стороны, два противника, и у каждого своя культура. А какая культура стоит за исламскими фундаменталистами? Чему они могут нас научить? Чему научились они сами? Было бы просто смешно, если бы в руках у этих варваров не оказалось смертоносного оружия, которым они пугают и шантажируют нас.

Я твердо знаю, чем это кончится. Нам придется вынести тягчайшие испытания (которые нам будут полезны), но если мусульмане останутся рабами своих духовных лидеров, у них нет ни малейшей надежды создать собственную свободную культуру, чтобы противопоставить ее нашей.

Так было и с нами в темные века, когда церковь управляла жизнью каждого человека, от нищего до императора. Но в конце концов ей пришлось вернуть свободному человеку ключи разума. Правда, на это, как мы знаем, ушли века ужасов и крови.

Пусть мусульмане хорошенько задумаются — даже самые умеренные — и не тешат себя иллюзией. Сама по себе сила в конечном итоге недорого стоит. В борьбе и войне побеждают только те, кто обладает знаниями и умением.

Я хочу поделиться с читателем этой мыслью, чтобы хоть чуть-чуть унять его тревогу о том, что происходит сейчас в свободном мире и в душе каждого человека.

XXVII. Сэр Франко

В январе 2004 года, возвращаясь из Москвы после краткого визита, связанного с организацией выставки, я заехал в Позитано, где уже давно не был. Несколько простых, но малоприятных хозяйственных вопросов требовали моего личного вмешательства.

После бесконечных поездок мне хотелось вновь увидеть «Три Виллы», хотя зима не лучшее для них время года. Я очень соскучился по этому месту и хотел понять, не стало ли для меня «потерянным раем» это чудесное убежище на скале, мой рождественский вертеп с бесконечными лестницами повсюду, если учесть мои неприятности с ногами.

Но окончательный приговор так и не был объявлен. А я подумал о своих пожилых друзьях, которые в прежние годы гостили на «Трех Виллах». Неужели никто из не очень молодых американских борцов за здоровый образ жизни не согласится совершать ежедневный моцион от моря к стоящим высоко на горе «Трем Виллам»? Однажды моей гостьей была Клодетт Кольбер, знаменитая дива тридцатых годов, которую уже мало кто помнит. Она как-то приехала с семьей Грегори Пека, потому что хотела познакомиться со мной и увидеть волшебный Позитано, о котором столько слышала от друзей. В то лето ей должно было исполниться восемьдесят, и она отпраздновала день рождения с нами. А в конце своего десятидневного визита выразила мне благодарность за то, что ей приходилось каждый день подниматься по множеству лестниц. «Я чувствую полное обновление, — говорила она. — Теперь мне надо навсегда забыть о лифте».

Восемьдесят лет Клодетт стали для меня утешительным воспоминанием, но в глубине души я затосковал. Помимо проблемы с лестницами, которая перестала быть проблемой, я вдруг осознал, что у меня на лето составлено плотное рабочее расписание — спектакли на Арене ди Верона, проект в «Ла Скала», сдача в издательство книги… Тот январский день дал мне немало поводов задуматься над многими вещами, например, представить себе Позитано не только как уголок, созданный для райского блаженства.

Конечно, мы должны как можно полнее наслаждаться чудесами, которые дарит жизнь, но мудрость призывает нас быть готовыми в любой момент с ними расстаться, не считая это несправедливостью.

Насчет судьбы Позитано у меня были кое-какие идеи, но ничего вполне определенного. Некоторые потенциальные покупатели уже забрасывали мне удочки, но я под разными предлогами уклонялся от ответа, как красивая и богатая дама, которая даже не собирается замуж. Может, теперь подошло время подумать всерьез о хорошем и выгодном браке и не оставлять моим ребятам камень на шее, с которым им тяжело будет справиться самим?

Поместье «Три Виллы», удивительное и единственное в своем роде, законно считается настоящей жемчужиной Амальфитанского побережья. И при всем том важно помнить, что это вовсе не «святилище божественной любви». Любви — да, но совсем не божественной. Это идеальное место для прекрасного отдыха, где должны бурлить жизнь и здоровье, где должно быть много молодежи, где всегда найдется хорошо защищенный густой и пышной зеленью уголок для тех, кто хочет поработать или подумать.

Сколько спектаклей родилось в моем кабинете на «Трех Виллах», в то время как из дальних залов доносились звуки фортепьяно, за которым творил Леонард Бернстайн! Эти звуки — я слышу их, когда приезжаю в это благословенное место.

И еще это счастливое место, оно всегда было в хороших руках, с тех пор как сумасшедший русский, Семенов, открыл его и придумал таким, каким оно стало. Надеюсь, его звезда будет сиять и дальше.

Когда я вернулся в Рим, ко мне неожиданно приехал Клаудио Ораци, директор Арены, с просьбой подготовить на открытие сезона в театре «Мадам Баттерфляй». Режиссер, которому это было поручено, заболел, и всего за четыре месяца до начала сезона они остались вообще без нремьерного спектакля! «Баттерфляй» — опера, которую мне предлагали ставить даже чаще, чем все остальные, но я, сам не знаю почему, всегда отказывался. Моя дружба с Сибил Харрингтон прервалась именно из-за «Баттерфляй». Для нее это была самая прекрасная из всех написанных когда-либо опер, и она мечтала увидеть ее в «Метрополитен». Мне всегда удавалось уклониться, сначала с «Богемой», затем с «Тоской», потом с «Турандот» и, наконец, с «Дон Жуаном». Но в 1993 году Сибил снова стала настаивать, и мне пришлось откровенно признаться, что эту оперу я никогда не буду ставить.