Автобиография - Франко Дзеффирелли

— Или, — добавил он с едва заметной улыбкой и пожал плечами, — она просто сумасшедшая.

Таких людей, полунормальных — полусумасшедших, полно в России. Это мечтатели с горящими глазами и пылким воображением, как множество персонажей прекрасных русских романов, которых мы узнали и полюбили. Толстого, Достоевского, Чехова мы любим именно за то, что они воспели этих мечтателей.

Несмотря на семидесятилетнюю трагедию большевизма, они сумели каким-то чудом сохранить вечные ценности своей великой культуры — культуры дореволюционной России. Стране пришлось перенести неслыханные беды: три поколения граждан всех социальных слоев — обыватели, интеллигенты, люди свободных профессий — более пяти миллионов человек были уничтожены Сталиным. Россия, отдавшись во власть коммунизма, поступила сама с собой и со своими лучшими сыновьями с невиданной жестокостью. Но любовь русских к красоте, способность к состраданию, мечты, музыка, искусства продолжают жить в сердце этого удивительного народа, творящего ангелов и бесов, и приносить плоды.

Удивительно, но культурное наследие России и ее великие традиции не были уничтожены коммунизмом. Прошло семьдесят лет, а вечные ценности сохранились. Мало того, Россию не охватил тот распад, который пережила западная культура по вине пресловутой политкорректности, по-прежнему бушующей в нашем обществе, где избыток свободы привел к плоскому и живучему конформизму. А в России нет или пока нет.

Один из самых потрясающих вкладов России в мировую культуру, очень значительный для меня лично, — это музыка и вокал. И то, и другое — часть традиции, уходящей глубоко в прошлое. Россия подарила миру величайших певцов. Я ревниво оберегаю дружбу со звездой первой величины, одним из самых красивых голосов мира — Еленой Образцовой. Впервые мы работали вместе над «Балом-маскарадом» в 1972 году в «Ла Скала», потом в 1978 году в Вене над незабываемой «Кармен» с Доминго под управлением Клейбера, и между нами сразу установилось полное взаимопонимание, что бывает весьма редко. Когда судьба делает такой подарок, ты хранишь тепло и память о нем, пока жив. В последний раз мы встретились в 1981 году на «Сельской чести» в «Ла Скала». Но Образцова — это лишь одно имя из множества великих певцов России и тех новых поколений, которые только начали свой путь в искусстве.

Когда Мария Гулегина, которая пела в моей «Аиде» в Токио, рассказала, что родилась в маленькой украинской деревушке, мне захотелось узнать всю ее историю и путь, который привел ее на вершину такой блестящей карьеры[117]. Она сказала, что в России поют все, но ребенком она и не подозревала о существовании оперы, пока ее дядя не привез из Петербурга (тогда Ленинграда) пластинку с ариями из опер.

Чей-то голос поразил ее воображение (Каллас? Тебальди?), и она попыталась сама воспроизвести пение незнакомой певицы. В четырнадцать лет Мария пела так, что ее отправили учиться в консерваторию. Все остальное принадлежит истории. Видимо, примерно так же все происходило и с другими талантами, рожденными Россией и поющими сейчас на всех оперных сценах мира (а иногда и диктующими свои условия).

Даже страшно становится, когда подумаешь, что наши оперные труппы могли бы остаться без певцов из Восточной Европы.

По этому поводу не могу не вспомнить эпизод, который произошел совсем в другом месте, но, мне кажется, уместен именно в этом контексте. Дело было в 1978-м, когда и года не прошло со времени выхода фильма «Иисус из Назарета», успех которого привел в бешенство всю нашу коммунистическую мафию. Однажды, когда в Венской опере шла «Кармен», во время антракта я дал телевизионное интервью. Из четырех главных партий две исполняли русские певцы: Образцова — Кармен и Мазурок — Эскамильо. Газета «Унита» опубликовала на первой полосе статью за подписью Фортебраччо[118] как ответ на письмо читателя. Вот это письмо:

«Дорогой Фортебраччо,

итальянское телевидение (2-й канал) вечером 8 января передало трансляцию из Вены оперы Бизе „Кармен“. В перерыве режиссер Франко Дзеффирелли сделал заявление о состоянии оперы в наши дни, которое звучало примерно следующим образом: в Западной Европе интерес к опере не очень высок, а в социалистических странах она в большом почете, у нее много поклонников, она постоянно рождает великих солистов. „Как вы это можете объяснить?“ — спрашивает его интервьюер. „Может быть, тем, что режимы Восточной Европы не дают своим гражданам возможности свободно говорить, — отвечает Дзеффирелли, — но легко разрешают петь“».

Согласен, шуточка не из лучших, но вот как отвечает Фортебраччо:

«Дорогой товарищ Буччи,

лично я, прочитав заявление господина Дзеффирелли, поражаюсь наглости и бесстыдству этого ганимеда, церковного прихвостня, режиссера шоколадных конфеток. Никто не отрицает и не будет отрицать, что подавление инакомыслия в странах Восточной Европы достойно всяческого порицания, и никто не запрещает и не должен запрещать Дзеффирелли заявлять свой протест. Но он говорит как итальянец и как итальянский антикоммунист, причем выступает в Риме, где, как я полагаю, и проживает. Так вот: именно в Риме, а не где-нибудь насчитывается целых шестнадцать жертв терроризма, а по всей Италии идет волна убийств, похищений, грабежей и нападений. Школа в состоянии распада, больницы не работают, безработных уже два миллиона, а в Неаполе десятками умирают дети, которых убивают без всяких болезней антисанитария и равнодушие…

Господин Дзеффирелли — один из корифеев этой шайки господ, на которых, хотят они этого или нет, лежит ответственность за развал страны. Господин Дзеффирелли бесстыжий нахал, дорогой товарищ, и я желаю ему, ради его же блага, навсегда потерять всякий стыд, иначе ему не пережить собственную низость».

Полагаю, читатель этих строк потерял дар речи, как я когда-то. Если кто-то недопонял — статья, озаглавленная «Ради блага этого Дзеффирелли», была опубликована на первой полосе газеты «Унита» в январе 1978 года за подписью знаменитого Фортебраччо.

В одном интервью в России меня попросили рассказать поподробнее о выставке моих театральных работ, которая проходила в Риме, в Национальной галерее в Афинах и в палаццо Веккьо во Флоренции. Все началось как раз во Флоренции в 1985 году, когда милейший отец Спинилло предложил мне выставить несколько театральных эскизов в монастыре Сан-Марко, где я провел немалую часть своей юности, в двух шагах от шедевров Фра Беато Анджелико, которые так хорошо были мне знакомы. И то, что задумывалось как небольшая выставка из пятидесяти рисунков, стало расти и в конце концов выросло до ста двадцати картин, эскизов декораций и костюмов, причем многие из них мне пришлось забирать у людей, у которых они давно уже осели.