Магелланово Облако. Человек с Марса. Астронавты - Станислав Лем

Ну конечно! Вот он поднимает третье щупальце, на конце которого чернеет что-то небольшое, вроде бы зубчатки.

— Профессор! — рявкнул я. — Выключайте ток! Ради Бога, выключайте ток!

Я понял, что собирается сделать ареантроп. Какое же дьявольское создание! Все его поведение было подвохом, сатанинской дипломатией. Он использовал наш ток не для установления контакта, а чтобы освободиться от нас. Он старался восстановить изъятые нами детали из любого материала — а раз он умел уничтожать, значит, мог и создавать.

— Выключайте ток! — крикнул я снова.

Теперь все видели, как щупальце поднимается и как в нижней части основания конуса образуется неправильное отверстие с размытыми краями. Отверстие поглотило зубчатый механизм и занесшее его туда щупальце, которое что-то там делало. Осоловевший Линдсей подскочил к щиту и поскользнулся. Вместо того чтобы выключить ток, он передвинул рычаг в противоположную сторону, туда, где были изображены красные молнии и стояла надпись:

ПРЕДЕЛЬНОЕ НАПРЯЖЕНИЕ — ОПАСНО!

Громыхнуло. Туча пыли поглотила вибрирующий конус, провода сыпанули голубыми искрами, с грохотом выбило главные предохранители перегрузки, и все утихло. Но кто может описать мое изумление и ужас, когда я увидел, что конус по-прежнему жив, двигается, стряхнул с себя два удерживающих его кабеля, словно два пучка соломы, и одним прикосновением черного конца щупальца «заварил» просверленное напротив его механического сердца отверстие.

Конус, казалось, размышлял. Сценка была необычная: неожиданно замершие моторы, неподвижные, с широко раскрытыми глазами люди и этот смешной конус, который раскачивался и двигался, размахивая щупальцами, будто не знал, что делать со вновь обретенной свободой, с чего начать. Я чувствовал, как у меня опять лихорадочно заработал мозг. Что делать? Что делать? Я вспомнил, что в углу зала стоят газовые гранаты и гранатомет. Теперь я уже был не на стороне марсианина, о, нет! Теперь на карту была поставлена жизнь! Но это порождение ада двигалось вперед, а кто отважится попасть в пределы досягаемости трехметровых змеевиков? Вот он протягивает их вперед и — о, ужас! — пирамидка гранат разваливается, превращается в какой-то вращающийся смерч и исчезает, словно ее никогда и не было! Еще видны остатки пыли на полу в том месте, где они лежали, следы хвостовиков… Вот и все… А громыхающий конус передвигается по бетону, выписывает круги, приближается к людям!

Люди пятятся, дым закрывает путь к двери. Сейчас марсианин движется к Фрэйзеру, Линдсею и Джедевани. Профессор стоит в стороне, у свинцового экрана.

— Беги! — слышу я чей-то крик, и ноги сами срываются с места. — Он их отрезает от двери. Беги! Ты им не поможешь!

И тут я как бы слышу спокойный голос профессора: «Мы не просто ученые, мы — земная делегация, в задачу которой входит знакомство с пришельцем. Следует ли говорить, как должны вести себя члены такой делегации?»

Я чувствую, как у меня краснеет лицо. Я стою и гляжу, ощущая свое бессилие.

Конус приближается к троим мужчинам. Линдсей стоит, прикусив губу, в лице — ни кровинки, глаза горят, мускулы напряжены, я бы сказал — кариатида, удерживающая гигантскую тяжесть.

Крик. Это Джедевани, его коснулось щупальце, приближается второе, и я вижу повисшее в воздухе тело, дергающиеся ноги, слышу ужасный вопль — и неожиданная тишина. Тишина бьет по ушам молотом. Конус идет на профессора, а Джедевани? Ах да, он лежит у стены, плоский, как воздушный шарик, из которого выпустили газ. Конус движется к профессору. Они стоят друг против друга. Как странно смотрят глаза старика. Он словно бы вырос. Что теперь будет? Щупальца извиваются по земле, я слышу их грохот. Роли поменялись: те, кто собирался исследовать, стоят у стен — бессильные, дрожащие… Дрожащие? Нет, профессор Уиддлтон скрестил руки на груди и смотрит в выпуклые сверкающие диски на панцире ареантропа. Конус двигается, отдаляется от профессора — вдруг его щупальце касается старика, и тот падает на землю, словно молнией пораженный. Конус не обращает на это внимания. Он направляется ко мне, постукивает щупальцами, колотит сегментами своих спиралей о бетон, так что вспыхивают искры и сыплются крошки цемента. Вот он останавливается передо мной — бесконечная минута. Я вижу все как в тумане, только этот конус, черный, с извивающимися щупальцами… И тут ударил гром.

Я куда-то летел. Вокруг выло и гудело. Словно ураган. Куда я лечу? — удивлялся я. Тело ничего не весило, но это не казалось мне странным. Неожиданно начало светлеть, словно кто-то протирал большое запотевшее окно, перед которым я стоял. Что происходит?

Пустыня. Раскинувшаяся на многие километры, серо-желтая, усыпанная обломками камней, усеянная огромными воронками и песчаными холмами пустыня, над которой висело огромное, невероятно глубокое, светло-зеленое небо. Какое странное небо! На нем — звезды, хотя было и солнце. Оно показалось мне вроде бы немного поменьше, чем обычно, но грело сильнее и висело высоко, над самой головой. Пустыня приближалась ко мне. Я летел? Где мои руки и ноги? Ни рук, ни ног. Ничего. Только глаза или, может, мозг. Но я видел! Головокружительный полет нес меня вниз. Неожиданно я увидел: подо мной двигались как бы две огромные стальные башни, глубоко врытые в песок.

Я опускался все ниже. Башни двигались сами, шевеля тонкими горизонтальными ручками, оканчивающимися широкими блестящими дисками. И когда эти диски на гибких «руках» приближались к грунту, песок вздыбливался, лопался, словно под ним разверзалась пустота, и исчезал на глазах. Его остатки разметывал гудящий горячий пустынный ветер. Так рождался гигантской ширины канал, уходивший в бесконечность. Зачем был нужен этот канал? Кому? Как работают эти машины? Но ведь такое невозможно, говорил я себе. Куда же девается выкопанный песок? Не исчезает же? И кто управляет машинами? Они работают медленно и ритмично, при каждом движении «рук» проделывая правильной формы выемку в грунте шириной в несколько сотен метров, даже в километр. Дико ревел ветер.

Теперь воздух подо мной начал клубиться, сгущаться, темнеть, уплотняться… Боже! Это был черный металлический конус со щупальцами, который медленно опускался, вращаясь при этом, словно лист, падающий с дерева. Он упал, маленький, рядом с машинами и заполз под них. Спустя минуту вынырнул, поднял щупальца. Рядом с ним возник, казалось из ничего, и начал увеличиваться в размерах какой-то стекловидный контур. Перед глазами у меня закружилось. Черный конус исчез в песчаном вихре. Куда он подевался? Я еще больше напряг зрение и тут вдруг обнаружил, что касаюсь грунта, продолжаю опускаться: я погружался в песок. Хотел кричать, звать на помощь, но меня охватила тьма. Я свободно дышал, но где были мои легкие? Тело? Слышал ли я? Да, слышал ритмичный, далекий, очень глухой гул: боммм — и пауза, и снова — бомм. Зажегся свет. Нет, неправда, не было никакого света. Как бы это лучше сказать? Не было света, но я видел. Собственно, я не видел освещенных предметов, но знал, что они есть. Ощущение чьего-то взгляда, вперившегося в спину, но в тысячи раз более сильное. Это вызывало страх. Я чувствовал, что вокруг меня масса предметов. Я не видел их, но знал о них. Словно в неприятном сне, словно не мог вспомнить, не понимал их назначения, смысла. Появлялись залы эллипсоидной формы, огромные, погруженные во тьму, в которых передвигались ряды конусов. Все эти конусы, одинаково держащие щупальца в виде петель, шли бесконечной чередой, шли и шли в одном направлении. И я шел туда же. Проходил мимо каких-то аппаратов, которые — я это чувствовал — находятся везде, сразу со всех сторон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});