Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

парусами.

«Ты свободен, — ласково сказала Онирис. — Боль уже не будет тянуть тебя на дно. Не ищи в море смерти, просто люби его!»

Она хотела уйти, но что-то не пускало её. Опустив взгляд, она увидела, что от её сердца к сердцу Эвельгера тянется золотая ниточка.

«Так вот как ты вылечил меня, — улыбнулась она озадаченно. — Своим собственным сердцем! И что теперь с этим делать? Я не могу её порвать, она слишком прекрасна... — Она пропустила ниточку меж пальцев, осторожно лаская её и играя ею. Вскинув на него лучистый взгляд-выстрел, добавила лукаво и ласково: — И ты не сможешь, ведь если ниточка порвётся, это причинит моему сердцу вред. А ты не хочешь этого, верно?»

Эвельгер вздохнул, его губы тронула усмешка.

«Что я наделал... Во что влип!»

По пляжу рассыпались серебристые сверкающие бубенчики смеха Онирис, и он в восхищении застыл, слушая этот звук и любуясь ею.

Онирис проснулась под звуки дождя. Была половина четвёртого, но она ощущала себя прекрасно выспавшейся, хотя проделала во сне огромную работу. Этот отблеск зари в задумчивых глазах Эвельгера был бесценен, у неё самой точно с плеч свалилась тяжесть, равная весу целого корабля. Она открыла окно и вдохнула прохладный, пахнущий сыростью воздух полной грудью; ей хотелось побежать в Дом Света, упасть на колени перед статуей Девы-Волчицы и плакать, плакать светлыми и тёплыми слезами. И благодарить.

Не обращая внимания на дождь, она так и сделала. Фонарики в саду горели, освещая мокрые дорожки, и она, пробежав по ним, заскочила в беседку. Её крыша укрыла её от непогоды. Опустившись на колени, Онирис закрыла глаза и несколько раз подряд произнесла выученные молитвы, а потом бросила их и стала говорить своими словами. Даже не словами, а душой, вознося свет любви и радости в тот сияющий чертог Великого Разума, и тот незамедлительно отвечал ей так ласково и приветливо, так сладостно и светло, что её лицо стало мокрым от слёз.

А тем временем по дорожке шла госпожа Игтрауд в плаще с поднятым капюшоном. Под ним на ней был строгий чёрный костюм с бриллиантовой звездой, в котором она обычно уезжала по делам своей гражданской службы. Сделав Онирис рукой в белой перчатке знак не вставать, она сама опустилась на колени и присоединилась к молитве. Они не сказали друг другу ни слова, но Онирис была уверена, что госпожа Игтрауд всё знает.

— Пойдёшь со мной к утренней службе? — спросила та, когда они закончили молитвы и поднялись на ноги.

— Конечно, госпожа Игтрауд! — с готовностью отозвалась Онирис.

Та улыбнулась и кивнула.

— Тогда не завтракай. Можешь только выпить воды.

Обучение Онирис продолжилось. Она всё увереннее входила в состояние медитации, а в полутрансе беседовала с матушкой Аинге по незримому каналу связи. Также она познакомилась с матушкой Адоаге, которая тоже немало сделала на поприще духовного становления госпожи Игтрауд, и её та считала ещё одной своей наставницей.

«Хм, внучка Дамрад? — проговорил её сильный, как холодный горный поток, и такой же чистый голос. А может быть, он походил на непобедимый стальной клинок? У него был некоторый «оружейный» призвук. — Какая хорошая, какая славная девочка! У неё храброе сердечко воина. Воина с болью и тьмой... Для нас это очень ценное приобретение. Уже умеет работать?»

«Учится, — ответила госпожа Игтрауд. — И делает успехи».

Способ работы с болью в защите Онирис освоила, даже уже исцелила нескольких прихожан, которых к ней направили ризоносные сёстры в храме. Способ через проекцию действительности ей пока не давался: войти-то в этот внутренний мирок она могла, но вот с поиском нужных ей людей возникали затруднения. Госпожа Игтрауд говорила, что нужно особо тщательное сосредоточение, непрерывные упражнения на медитацию.

Онирис старалась упражняться каждый день. В снах она рассказывала Эллейв о своих успехах, и та посмеивалась:

«Ну, взяла матушка тебя в оборот! И голодовки практикуешь?»

«Я пока один день в неделю провожу на воде, — призналась Онирис. — И три раза в неделю посещаю службы в храме, а для этого надо пропускать некоторые приёмы пищи. Получается примерно такая же система, как у госпожи Игтрауд».

«Безобразие, — шутливо нахмурилась Эллейв. — Этак тебя ветром уносить станет! А кого я обнимать стану, когда домой вернусь? Я кости грызть не люблю, мне мясцо подавай!»

«Не волнуйся, — засмеялась Онирис. — В остальные дни я не уступаю батюшке Гвентольфу в своём аппетите!»

Самым дождливым месяцем на Силлегских островах был эфтигмоанн, первый месяц зимы. В середине этого месяца Эллейв с Эвельгером вернулись на берег, и Онирис, чтобы встретить их, отложила все свои дела, только утреннюю службу в храме посетила. Время действительно пролетело быстро, потому что скучать Онирис было некогда: она с головой окунулась в учёбу и делала первые шаги по своей новообретённой стезе. Её сердце радостно колотилось, а на душе, несмотря на хмурую дождливую погоду, было светло и радостно: её самый родной на свете волк возвращался домой!

Кутаясь в плащ с капюшоном, она приехала в порт. Где же «Страж»? Корабли второго класса казались все на одно лицо, довольно неказистенькие, гораздо скромнее «Прекрасной Онирис», и она долго блуждала, выискивая среди них тот самый, единственно нужный.

А вот и он! Сердце заколотилось ещё быстрее, но это был не приступ, конечно: они ушли в прошлое, целебная музыка хорошо укрепила здоровье Онирис. Она стояла под дождём на пристани, накинув капюшон поверх шляпы, и высматривала знакомую фигуру, хотя среди множества одинаковых плащей её трудно было разглядеть. Впрочем, если хорошо присмотреться, по походке и осанке капитана можно было опознать среди матросов, даже если все будут в одинаковых плащах.

И сердце Онирис не подвело: по сходням стремительно и пружинисто сбежала Эллейв — почти слетела на крыльях плаща. Невозможно было не залюбоваться ею в этом быстром, энергичном движении: стройностью и точёными очертаниями её сильных ног, сквозящей в каждом повороте и каждом шаге волчьей напористостью, несгибаемостью твёрдых плеч. Однако лицо у неё было озабоченное и серьёзное, брови сдвинулись в суровую линию, и сердца Онирис коснулся холодок тревоги. Эллейв была так погружена в свои мысли, что не сразу её увидела, и Онирис пришлось её окликнуть. Та застыла, обернувшись. И тут же сверкнула её знакомая и любимая светлая улыбка.

— Радость моя! Прости, что-то я ничего вокруг не вижу, задумалась... Ах ты, моя красавица! Иди ко мне...

Онирис подхватил и закружил смеющийся ураган, и она