Двери паранойи - Андрей Дашков

Когда я начал колотить придатком по пульту, ей все же пришлось отползти подальше. Я сломал несколько кнопок и переключателей; фонарь погас, а вместе с ним и освещение в вестибюле и коридорах. К чертям освещение! – мне оно больше не понадобится. Сквозь оконные стекла бил яркий дневной свет.

Хорошо, что я захватил с собой универсальный ключ, – наружная металлическая дверь была заперта. Сволочи не совсем расслабились, хотя я сомневался, что кто-нибудь сбегал отсюда за последние пять лет.

Пока я ковырял ключом в замке, Глист шумно дышал мне в затылок и топтался на месте от нетерпения. Ирка вела себя поспокойнее – наверное, просто выбилась из сил. А ведь все только начиналось. Чтобы освободить вторую руку, мне пришлось положить оба креста в передний карман моих джинсов. Через пару секунд я почувствовал нарастающий холод в паху. Блин, меня вовсе не устраивало оказаться на воле с отмороженным хозяйством! За что боролись? Что за фигня?

Но некогда было разбираться, честное слово, некогда. В коридорах уже мелькали белые халаты доберов, и наверняка проснулась периферийная охрана – вой сирены не услышал бы разве что глухой. Проклятый замок наконец поддался, и мы выскочили на майский лужок.

Я мгновенно опьянел от густого воздуха, а от запаха цветущих деревьев меня чуть не вывернуло наизнанку. С непривычки. В глазах запеклось солнце, от которого я тоже отвык. Мне показалось, что каждый звук этого мира струйкой вливается в ухо и звонкие капли орошают мозг…

А звуки были совсем не музыкальные. Пение пернатых заглушила сирена, которая вскоре заревела оглушительно. Оглянувшись на мгновение, я увидел старую ведьму за оконным стеклом – она взмахивала клешнями, как рак в террариуме. Там же виднелись упитанные, но слегка растерянные морды доберов. Их явно потрясла наша черная неблагодарность.

Нас окружали каменные заборы, проволочные сетки, решетки и несколько двух– и трехэтажных зданий из багрового кирпича. Я-то ни хрена не ориентировался, чувствуя себя словно чукча на Красной площади, – слишком давно я сюда попал, чтобы помнить дорогу. Хорошо, хоть Ирку привели в нашу конуру совсем недавно.

Поэтому я побежал за ней, пренебрегая интернациональной мудростью, которая, как известно, гласит: «послушай женщину – и сделай наоборот». Глист что-то там булькал, показывая в другую сторону, но я больше доверял своей крошке, проверенной на деле. Из распахнутой двери отделения уже выскакивали белые туши в голубых штанах, и мы рванули, будто затраханные олимпийцы на сорок втором километре марафона.

Очень скоро Глист, зараза, обогнал нас с Иркой – он был и легче, и моложе, и обут в матерчатые белые тапочки. Вьюноша явно торопился на тот свет, а я не возражал – значит, карма у него такая.

Пушка болталась в моей руке, как маятник, прикрепленный к дистрофичному манекену. Переставлять ботинки было, пожалуй, не легче, чем на болоте, хотя вокруг расстилалась свежая ярко-зеленая травка – мечта парнокопытных. Сзади нечленораздельно и ободряюще погавкивали доберманы. Наше счастье, что бег не входил в число их любимых занятий. Однако я не обольщался. Впереди был глухой четырехметровый забор с орнаментом из проволочки, а кроме того, легавые с пушками и дубинками наготове.

Мы затопали по асфальтовой дороге, которая вывела нас на задний двор больницы, к какому-то мрачноватому одноэтажному дому. Здесь моему взгляду открылись новые горизонты: больничный парк, кучи строительного мусора вдоль забора и верхушки городских многоэтажек. Ни ворот, ни проломов, ни моего верного «призрака». А чего, собственно, я ожидал?

И вдруг я поймал себя на том, что на появление «призрака» я все-таки подсознательно надеялся. Эта чертова машинка всегда оказывалась в нужном месте в самый критический момент. Но Клейн был мертв, и мальчик-проводник был мертв, а вместе с ними исчезли остальные союзники. Да и что бы я делал сейчас со своей тачкой – таранил бы ею стену?

Глист затравленно оглянулся. Как ни странно, у меня тоже не было гениального плана действий. Вообще никакого плана. Издали к нам мчался «джип» с мигалкой на крыше, размалеванный в красно-черную полоску. Пора было сушить весла. Но Ирка продолжала двигаться вдоль фасада приземистого дома с чисто женским бессмысленным упрямством, а мы с Глистом – за нею, словно двое сексуально озабоченных самцов. Задыхаясь, мы приковыляли к противоположному торцу здания. И тут меня осенило.

Это заведение было больничным моргом.

15

По слепым стенам карабкались чахлые побеги дикого винограда – я воспринял это как жалкие потуги жизни приукрасить мертвое и безликое. К широкой двустворчатой двери вел бетонированный спуск. Здесь же стоял грузовик с изотермической будкой – натуральный холодильник на фордовском шасси. Сбоку на будке было написано огромными броскими буквами: «МАКАНДА. Агропромышленный концерн. Фрукты, мясопродукты, удобрения».

«Маканда» – это слово я уже где-то слышал. Я вспоминал, напрягаясь мучительно, но безрезультатно. Вспомнить, что означает «Маканда», вдруг показалось мне чрезвычайно важным.

Кабина автомобиля была пуста, однако двигатель работал. Близость доступных колес меня подстегнула и вдохновила на подвиги. Появился хоть какой-то шанс. Пожалуй, «форд» мог бы снести ворота (особенно если бы я умел им управлять).

Держа пушку на уровне груди, я подкрался к рефрижератору. Будка была открыта сзади, и из нее валил белый пар. Я заглянул внутрь и увидел несколько цинковых «костюмов», составленных возле покрытой инеем металлической стенки. Некоторые были с окошечками, а некоторые без. Это меня удивило. Не окошечки, конечно, а сам цинк. Здесь попахивало конвейером, армией, неопознанными мертвецами, но при чем тут тогда наша тихая психушка?

Надо было сразу прыгать в кабину и рвать когти, однако какое-то отвратительное, тошнотворное предчувствие буквально лишило меня способности соображать. Я терял драгоценные секунды. Чья-то рука дернула меня за пояс, а еще одна вцепилась в майку, но я упирался, проявляя здоровое любопытство самоубийцы. Таким образом, я оказался возле самых ворот морга.

Из глубокого провала дохнуло холодом – довольно зловещим в этот теплый весенний день. К тому же мертвые, как известно, отнюдь не благоухают. После яркого солнечного света мои глаза не сразу привыкли к темноте.

В огромном помещении имела место какая-то неторопливая и нешумная возня. Насколько я понял, здесь паковали жмуриков. Вскоре я разглядел троих, занятых этим общественно-полезным делом. Вернее, работали двое – перекладывали подмороженные трупы с каталок в гробы, – а третий прогуливался, по-видимому, наслаждаясь здешним интерьером и покоем. Место действительно было уютное, да и народец собрался неразговорчивый. В отличие от своих клиентов, живые были одеты чуть ли не в вечерние костюмы с галстуками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});