Викинги - Франс Бенгстон

Токе сказал:

— Вот вороны спорят за обладание курицей, когда ястреб сидит со сломанным крылом.

Девушку привели к предводителю чужеземцев, толстому человеку с засаленной бородой и золотыми кольцами в ушах, одетому в красный плащ и держав­шему в руке серебряный молоток на длинной белой ручке. Он осмотрел ее, поглаживая бороду, затем обратился к ней, и все увидели, что эти двое понимают язык друг друга. Девушка много говорила, несколько раз указав на пленников, но на два его вопроса, когда он также указал в направлении пленников, она отве­тила отрицательным жестом руками и покачиванием головы. Предводитель кивнул, а затем отдал ей при­каз, которому, как казалось, она не хотела подчинять­ся, поскольку она протянула руки к небу и что-то закричала. Но когда он вновь заговорил с ней суровым тоном, она подчинилась, сняла одежду и предстала перед ним обнаженной. Все стоявшие вокруг них ста­ли вздыхать и поглаживать бороды, бормоча что-то восхищенными голосами, поскольку от макушки до кончиков пальцев на ногах она была замечательно красива. Вождь приказал ей повернуться и тщательно осмотрел ее, дотронувшись до ее волос, каштановых и длинных, и до кожи. После этого он встал и приложил кольцо с печаткой, которое было у него на указатель­ном пальце, к ее животу, груди и губам, после чего сделал какое-то замечание своим людям и снял с себя красный плащ, укутав в него девушку. Услышав его слова все его сторонники приложили руки ко лбу и поклонились, что-то бормоча с послушанием. Затем девушка вновь оделась, сохранив, однако, при себе и красный плащ, ей были даны еда и питье, и все относились к ней с почтением.

Пленники молча смотрели на все это, и когда дошло до того, что девушке отдали красный плащ и принесли еду и напитки, Орм заметил, что ей, по всей видимости, повезло больше всех из компании Крока. Токе согласился с этим и сказал, что очень жалеет о том, что смог увидеть ее во всей красе только сейчас, когда она уже принадлежит другому, поскольку у него с ней было мало времени, и им всегда приходи­лось торопиться. А сейчас, сказал он, готов разры­даться при мысли о том, что у него никогда не будет возможности раскроить череп этому жирному бородачу, запачкавшему ее тело своими сальными паль­цами.

— Но я надеюсь,— добавил, он,— что этот старик получит от нее мало радости, потому что в первый же Момент, как я увидел ее, я понял, что она умна и обладает отличным вкусом, хотя мы и не могли пони­мать слова друг друга. Поэтому я думаю, что пройдет не много времени, прежде чем она воткнет нож в пузо этого старого, жирного козла.

Все это время Крок сидел в глубоком молчании, подавленный горем, лицо его было обращено в сторону моря, и его не интересовало ничего из происходившего на берегу. Но вдруг, совершенно неожиданно, он издал громкий крик, и когда он это сделал, чужеземцы начали оживленно переговариваться, поскольку вда­леке в заливе показались четыре корабля, направляв- . шиеся к берегу. Это были корабли, преследовавшие Берсе, они плыли медленно и тяжело. Вскоре стало видно, что один из них глубоко сидит в воде, понеся тяжелый урон, один из его бортов был разбит и многие весла сломаны.

При виде этого пленники, хотя и удрученные сво­им собственным тяжелым положением и ослабшие от ран, мучимые жаждой, разразились довольным сме­хом. Потому что они сразу догадались, что Берсе успешно таранил это судно, когда ветер поднялся в открытом море, и что неприятелю пришлось прекра­тить бой, когда он обнаружил, что у него осталось только три неповрежденных корабля. Они поплыли назад с поврежденным судном. Некоторые из пленни­ков теперь стали надеяться на то, что Берсе вернется и спасет их.

Но Крок сказал:

— Он потерял много людей, поскольку, когда я последний раз его видел, на корабле было много вра­гов. И он должен был догадаться, что очень немногие из нас остались живы, так как он не видел, чтобы наш корабль выходил из залива, так что более вероятно, что он попытается благополучно достичь дома с тем, что у него осталось, или на обоих кораблях, или, если у него осталось слишком мало людей, чтобы укомплек­товать оба экипажа, на одном из них. Если ему удастся благополучно добраться до Блекинге, хотя бы и только на одном корабле, история экспедиции Крока будет передаваться в Листерландии, и о ней будут помнить долгие голы. Теперь же эти люди, несомненно, убьют нас, поскольку они разозлены тем, что два наших корабля спаслись от их четырех.

В этом, однако, Крок ошибался. Им дали поесть и попить, а какой-то человек осмотрел их раны, после чего они поняли, что им предстоит стать рабами. Некоторые из них считали, что это предпочтительнее смерти, в то время как другие сомневались, не будет ли такая судьба еще хуже. Предводитель чужеземцев велел доставить своих рабов на берег и дал им воз­можность поговорить с викингами. Как оказалось, они все были родом из разных стран и говорили на раз­личных языках, но никто из них не говорил на каком-либо из понятных пленникам языков. Чужестранцы оставались на этом месте в течение нескольких дней, приводя в порядок поврежденное судно.

Многие гребцы на нем были убиты, когда корабль Берсе протаранил его, и плененные викинги должны были их заменить. Они привыкли к гребле и поначалу не находили эту работу слишком тяжелой для себя, особенно если учесть, что на этом корабле на каждом весле находилось по два гребца. Но им приходилось грести почти совсем голыми, чего они сильно стесня­лись, и каждый был прикован цепью за ногу. Их кожа была почти совсем белой по сравнению с другими гребцами, и их спины очень сильно обгорали на солн­це, так что каждый рассвет они воспринимали как продолжение пытки. Со временем, однако, они загоре­ли, как и их товарищи, прекратили считать дни и стали воспринимать только такие ощущения, как ра­бота и сон, голод и жажда, еда и питье и снова работа, пока наконец они не достигли той стадии, когда, если они уставали от более тяжелой, чем обычно, гребли, то засыпали прямо на веслах, продолжая грести, не сби­ваясь с ритма и не нуждаясь в пробуждении кнутом надсмотрщика. Это свидетельствовало о том, что они стали настоящими галерниками.

Они гребли в жару и в сильный ливень, а иногда в приятной прохладе, хотя холодно не было никогда. Они были рабами халифа, но не знали ни куда они гребут, ни какова цель их труда. Они гребли мимо крутых берегов и богатых долин, тяжко поднимались против течения широких и быстрых рек, на берегах которых они замечали черных и коричневых людей, а иногда, но всегда на расстоянии, женщин с закутанны­ми лицами. Они прошли через пролив Ньорва и при­близились к пределам владений халифа, видели много богатых островов и прекрасных городов, названий которых они не знали. Они бросали якорь в больших гаванях, где их запирали в помещениях для рабов на то время, пока не надо было снова выходить в море, они быстро гребли, преследуя иностранные корабли, когда их сердца были готовы разорваться, и лежали, тяжело дыша на палубе, в то время, как сражения, на которые у них уже не было сил смотреть, происходили у них над головами.

Они не чувствовали ни печали, ни надежды, не взывали ни к каким богам, поскольку у них было достаточно работы на веслах и необходимо было также бдительно следить за человеком с кнутом, который наблюдал за тем, как они гребут. Они люто ненавидели его, когда он бил их своим кнутом, и еще больше, когда они гребли изо всех сил, а он проходил мимо них с большими ломтями хлеба, пропитанного вином, ко­торые засовывал им в рты, потому что знали, что в этом случае им придется грести без отдыха до тех пор, пока силы не покинут их. Они не понимали, что он говорит, но скоро научились угадывать по тону его голоса, сколько ударов кнута он готовится отпустить в качестве награды за небрежность в работе. И единственным их удовольствием было надеяться на то, что он также плохо кончит, когда ему перережут горло или сдерут шкуру со спины, чтобы кости были видны сквозь кровь.

Когда Орм уже был стариком, он обычно рассказы­вал, что этот период его жизни был продолжительным для того, чтобы его вынести, но кратким, если о нем рассказывать, потому что один день был похож на другой настолько, что в каком-то смысле время для них остановилось. Но были и признаки, напоминавшие ему, что время все-таки идет, и одним из них была его борода. Когда он только стал рабом, он был единствен­ным среди них настолько молодым, что у него не было бороды. Но скоро его борода начала расти, становясь еще более рыжей, чем даже его волосы, и со временем выросла настолько, что доставала до весла, когда он наклонялся, делая очередной гребок. Длиннее этого она уже не могла вырасти, поскольку размах его весла сдерживал длину, и из всех способов подстригания бороды, как он обычно говорил, именно этот он выбрал бы последним.

Вторым признаком было то, что он стал сильнее. Когда его впервые приковали к веслу, он уже был довольно силен и привык к гребле на корабле Крока, но рабу приходится работать более напряженно, чем свободному человеку, и в первые недели ему приходилось очень трудно. Он видел, как у людей бывает разрыв сердца и льется кровь изо рта, люди падают на спину, и тела их сотрясаются в конвульсиях, затем они умирают и их выбрасывают за борт. Но он знал, что он может выбирать только из двух вариантов: или грести, когда гребут его товарищи, если даже это означает утомить себя до смерти, или получить поцелуй кнута надсмотрщика в спину. Он говорил, что всегда выбирал первое, хотя это и было трудно, потому что однажды, в первые недели своего рабства, он попробовал кнута, и знал, что если ударят еще раз, слепая ярость охватит его, и тогда он уже, несомненно, умрет.