Хроники несчастных - Дмитрий Галабир

на матрас.

Это не я, это не со мной, этого не может быть.

Не хочу умирать. Я не готов к этому.

Мысли перепутались, мозг отключился.

Я ничего не видел уже – не раскрывал глаз. Слышал только, как визжит у противоположной стены Аня, как она молит их, чтобы они оставили меня, как хрипит от удовольствия Август, как снова и снова описывает в воздухе пируэты плеть, ударяясь о моё измученное тело, истекающее кровью.

Но вскоре боль отступила. Звуки приглушились, сознание растушевало окончательно и я полетел куда-то.

Темно.

Проваливаюсь в пустоту, а подвал этот, уменьшаясь в размерах, остается где-то внизу, превращаясь в крошечную точку.

Боль отступает.

Исчезает всё.

Остаются умиротворение и легкость. Они уносят от меня все страхи и волнения, но эйфория длится недолго – меня затягивает обратно в эту маленькую точку внизу словно джинна в лампу.

Звук собственного дыхания, голос Ани, свист плети, кислая вонь от этого урода – всё возвращается на свои места.

Аня рыдает, задыхается от слёз. Собирается что-то сказать, но у неё зуб на зуб не попадает.

Я сплевываю на матрас сгустки окровавленных соплей, силюсь разжать глаза и хоть одним глазком посмотреть на Аню.

Аасма и Август уходят.

* * *

Чёрный, бесконечный каменный лабиринт, живым из которого не выбирался еще никто.

Под ногами шипят змеи и кишат насекомые: пауки, тараканы, многоножки. Ядовитые и голодные – хотят облепить и сожрать меня. Стрекочут и клацают клешнями, скребут щетинистыми лапками где-то совсем рядом.

И как меня угораздило оказаться в этом страшном, забытом Богом месте? И есть ли отсюда выход?

Если и есть, то вряд ли я его найду раньше, чем меня уничтожат эти мерзкие твари. Или годы… ведь я здесь навечно.

– Руслан, очнись!

Неужели и она здесь? Это ведь голос Ани?

Она здесь!

– Руслан…

Я с трудом приподнимаю тяжелые, налитые свинцом веки. Темно.

В слабом свете луны различаю знакомые очертания нашего логова. Тот же матрас, те же цепи, та же Аня… Её голос снова возвращает меня в реальный мир. Сколько раз это случилось за последние сутки?

Лежа на животе, уткнувшись щекой в матрас, выпрямляю окаменевшую шею. Шевелить руками и ногами тоже больно, всё тело словно утыкано иглами.

Прислушиваюсь к своему дыханию, биению сердца. Лежу и дышу, просто дышу, пытаясь свыкнуться с болью. Тело не хочет слушаться – каждое движение дается дорого, но я нахожу силы подняться и сесть. Морщась от боли, нащупываю спину рукой и через дыры в рубашке касаюсь ран. Нужно понять, насколько все плохо.

От прикосновений по телу волнами прокатывается кусающая, острая боль.

– Прости, – шепчет мне из темноты Аня. – Прости меня, Руслан…

Плачет.

Её раскаяние и слезы тешат меня, но извинения звучат неубедительно. Говорит она это всё для проформы, а не от того, что всерьёз сожалеет о допущенной оплошности.

Ничего не отвечаю – трудно говорить, да и нечего.

– Это правда – я во всем виновата… – жалобно произносит она. – Мы здесь из-за меня…

– Уже всё равно, – хрипло отвечаю я.

Откашливаюсь, но тело от каждого глубокого вдоха разносит всё сильнее. И еще мой голос… он какой-то пустой, охрипший. Говорю не я, а какой-то старик, легкие которого разъедает раковая опухоль или смертельные язвы.

Аня утирает слезы. Я не вижу её глаз, но уверен, что она смотрит прямо на меня. Разглядывает в вечернем полумраке мое тело – полуживое, искалеченное.

Не помню, как это случилось, но меня снова одолел сон. Очнулся, когда на улице уже светало. Засохшая кровь слепила губы, веки стали еще тяжелее. Спина ноет, но боль уже не такая страшная. Возможно, потому что раны немного подсохли.

Прислонившись спиной к стене, Аня внимательно наблюдает за мной и я точно не нахожу в её глазах сопереживания.

– Пить! – с трудом проговариваю я.

– Там, – тихо отвечает Аня и указывает на пластиковую бутылку около моей подушки.

Действительно, наполнена водой. Схватив её, жадно выпиваю всё без остатка. Жидкость не первой свежести, теплая, но мне плевать.

– А это что?

На полу в метре от матраса стоит железная миска. Её содержимое остается для меня загадкой. Чтобы увидеть, нужно встать, а это для меня непозволительная роскошь.

– Суп, – отвечает Аня. – Она сказала, чтобы ты обязательно поел после того, как очнешься. Чтобы мы оба поели.

С трудом сажусь, подмяв под себя ноги и молча гляжу в точку на потолке.

– Я не представляю, как ты выдержал всё это, – со слезами на глазах произносит Аня.

Заставляю себя подняться и, повернувшись к ней спиной, расстегиваю рубашку.

– Что там?

Аня плачет сильнее, громко всхлипывает.

– Что там, Аня?

– Рассечено всё, – не сразу отвечает она. – На порезы похоже.

Я оглядываю самого себя насколько могу. На левой ноге сзади от колена до пятки растянулась ярко-красная полоска как от ожога, края её вздулись и посинели. Уже успела немного подсохнуть и покрыться прозрачной кровяной коростой. Такие же раны я нашел на плече, ягодицах и пояснице. Но сильнее всего болела спина. С неё будто содрали кожу лоскутами.

– На спине также как тут? – спрашиваю я, демонстрируя Ане побитое плечо.

– Да, – отвечает она и снова начинает реветь. – Господи… Мне так жаль…

– Почему нас до сих пор не нашли? – спрашиваю я, застегивая рубашку.

– А ты уверен, что нас ищут?

– Я уже ни в чем не уверен, но я надеюсь, что это так – нас ищут и скоро найдут.

Вспоминаю обрывки фраз из нашего с Аней разговора. Полина, ребенок, измена… Не слишком ли много для одного вечера? Понимаю сполна теперь выражение «беда не приходит одна» – меня просто завалило этими бедами. Так завалило, что света белого не видать.

А где-то кому-то сейчас так хорошо…

Представляю солнечные берега Иссык-Куля и веселые лица друзей, слышу музыку и смех. Душу наполняют свобода и праздник, безнадежно мной упущенные.

Аня права. Возможно, нас еще и не начали искать, так что не стоит сидеть тут и ждать, пока за нами придут – родные, друзья, полиция, спасатели. Всё зашло слишком далеко и если хочется жить, нужно самим что-то организовывать.

Эти психи всё спланировали, подготовились. Наверняка и машину мою отогнали, спрятали. Сомневаюсь, что этот дикарь умеет водить, но кто его знает? От этих психов всё можно ожидать. И удивляться чему либо уже не стоит.

Но ведь у нее спущены колеса…

И что?

Где же наша машина? Где она?

Какая нахер разница – оставили или отогнали? На ваше положение это никак не влияет.

Подхожу к миске.

В