Казус бессмертия - Сергей Ересько

На четвертый день − сразу после завтрака – тяжелая дверь открылась, и двое солдат замерли на пороге. Один из них сделал рукой приглашающий жест, и Шенгеле вышел в коридор. Его проводили в тот кабинет, где состоялся первый допрос, и усадили на знакомый неудобный стул. В комнате находился лишь полковник Фролов. Он обратился к Йозефу по-немецки:

– Добрый день, господин Шенгеле. Как видите, надобность в переводчике отпала. Мы с вами будем теперь общаться один на один, что достаточно удобно для нас обоих. Кстати, как вам мой немецкий?

– Довольно неплох, − сухо ответил Йозеф.

– Я рад этому. Мне в изучении немецкого языка помогали наши восточногерманские коллеги. Я три года работал там. Мы проводили ряд операций совместно с организацией, именуемой «Штази». Слышали о такой?

– Читал в прессе. Очень беспринципная и жестокая служба.

Полковник рассмеялся:

– Это можно сказать о разведке любой страны мира. Специфика работы такая… Но, вернемся к нашим делам. Итак, как вы себя чувствуете? Есть ли какие жалобы?

Вопрос прозвучал как-то ехидно и издевательски. Шенгеле понял, что визит генерала останется безнаказанным и решил этой темы не касаться. Поэтому сказал о насущном:

– Меня очень плохо кормят.

Полковник развел руками и ответил:

– Это уже зависит не от меня. Я, если честно, вообще бы вас не кормил. Но наше гуманное государство выделяет шестьдесят семь копеек в день для питания каждого заключенного. А в праздничные дни полагается выдавать чай с сахаром и по одному вареному яйцу…

– И много бывает праздничных дней? – с живостью поинтересовался Шенгеле.

– Считайте сами. День Великой Октябрьской Социалистической Революции, День Конституции, День Международной Солидарности трудящихся, День Победы над фашистской Германией (Йозефа передернуло), Новый Год. По-моему, все… Ах, да! Еще Международный Женский День, но не знаю, каким боком он к вам относится… Есть еще всякие мелкие праздники, типа дней танкистов, артиллеристов, геологов и тому подобные… Но в эти дни яйца не положены, и чай разливают без сахара. Я полагаю, что достаточно полно ответил на ваш вопрос, и теперь мы можем заняться более важными делами.

Фролов встал и, расхаживая по кабинету, продолжил:

– Вы, господин Шенгеле, своим появлением в нашей стране создали огромную массу различных проблем. Но об этом – позже. Для начала – о недавнем допросе…

Когда вы назвали свое имя, мы сначала не поверили. Мы даже подумали, что вы – просто умалишенный идиот, место которому в сумасшедшем доме. Хотя – я уверен – ни в одной стране, ни в одной психиатрической клинике мира не найдется такого психа, который взял бы себе ваше имя! За Советский Союз я, например, ручаюсь. Всяких Наполеонов, Рамзесов, Баязетов, Зороастров и других мессий у нас хватает. Да и злодеев там в избытке. Взять, хотя бы тех же Ивана Грозного или, скажем, Нерона. Но даже самый последний умственно отсталый и буйно помешанный параноик не будет мараться о такого мерзавца, каковым являетесь вы! И это – логично… Можете не делать оскорбленный вид. То, что вы мерзавец – очевидный факт. А факт – самая неотразимая и неоспоримая в мире вещь… Итак, были заданы вопросы, и ответы убедили нас в вашей искренности. Но потребовалось некоторое время для проверки. На сегодняшний день могу с уверенностью сказать, что вы – действительно тот, кем представились в последний раз, хотя существуют некоторые несообразности, объяснения которым пока нет. Но у нас с вами впереди много времени…

Фролов сел за стол, открыл толстую папку и, сверяясь с ней, сказал:

– Пойдем от самого начала. Вы родились в 1911 году. Изучали философию в Мюнхене. Потом медицину во Франкфурте. Даже диссертацию защитили. Тема для начала тридцатых годов достаточно актуальна: «Морфологические исследования строения нижней челюсти представителей арийской расы». Идейная работа. И хобби появилось неплохое… Сначала – организация «Стальной шлем». Потом – СА. Затем – СС. Может, вас заставили? Улыбаетесь? Ну-ну… Что там у нас дальше…

Полковник перевернул страницу и продолжил:

– Служили врачом в танковой дивизии СС «Викинг». В 1942 году получили «Железный Крест» за спасение двух танкистов из горящего танка. Были ранены и после лечения признаны непригодным к строевой службе. Летом 1943 года вас назначили главным врачом концентрационного лагеря «Рахен». В этой должности вы пробыли до конца войны, занимаясь опытами над людьми. Вы без анестезии проводили операции…

– Анестетики необходимы были для фронта, − подал голос Шенгеле. – Да и зачем обезболивать тех, кто все равно умрет?

– Но вы занимались тем же самым с детьми!

– А какая разница, взрослая мышь или нет?

Фролов хлопнул рукой по столу и крикнул:

– Довольно!

– Ну уж, нет, − не согласился Шенгеле, улыбаясь. – Вы, Фролов – самый натуральный ханжа. Вы работаете в организации, слухи о которой леденят сердца людей всего мира. КГБ занимается такими делами, по сравнению с которыми деяния «Гестапо» выглядят, можно сказать, дилетантскими проделками. Это, случайно, не ваши предшественники топили пятнадцатилетних юнкеров вместе с баржами, а некоторых засовывали в бочки с гвоздями? И большинство таких «специалистов» были евреями… Кстати, много ли евреев сейчас в вашей организации?

Фролов, проигнорировав последний вопрос, сообщил:

– Я вам со всей ответственностью заявляю, что все ужасные сплетни о КГБ распространяет капиталистическая пропаганда! Все это – ложь!

– Как же! – Шенгеле рассмеялся. – Я никогда не поверю, что препарат, который мне влили, не испытывался на людях. Да я, если хотите знать, еще в сорок четвертом году владел информацией о специальной команде НКВД, в которой врачи проводили опыты над приговоренными к смерти преступниками!

Фролов опустил глаза в бумаги и сказал:

– Я об этом не знаю и в это не верю. Но даже если это и так, то приговоренный к смерти рецидивист-убийца – это одно дело, а маленький, беззащитный ребенок – совсем другое.

– Да бросьте вы!.. Все ваши рассуждения – элементы ханжества. В вашей коммунистической стране расстрел можно получить даже за просмотр порнографического журнала…

– Вы утрируете!

– Возможно. Но почему вы не можете понять, что любые опыты приносят для людей пользу. Да, погибнут несколько тысяч человек, но зато миллионы воспользуются результатами! И вообще… В секретной японской команде под номером 731 подопытных называли «бревнами» и обращались с ними соответственно. Я же запрещал бить детей и раздавал им конфеты… А по поводу открытий – благодаря именно врачам команды 731 удалось выяснить, что человек на семьдесят восемь процентов состоит из воды…

Фролов перебил:

– То, что он состоит из воды, знали еще древние египтяне. И совсем не нужно для определения точного процента морить людей голодом и жаждой и постоянно взвешивать.

Шенгеле разозлился:

– Послушайте, мои работы по обморожению и ожогам в нынешнее время помогают спасать десятки тысяч человек в год! Мой метод пересадки кожи на обожженные места используется до сих пор, и ничего лучшего не придумано! То же самое касается болезней крови…

Фролов взорвался:

– Может, вам еще Нобелевскую премию дать?!

– Я б не отказался, − с апломбом заявил Шенгеле. – Тем более, что ее уже получил один из моих лагерных помощников. Он ассистировал мне во многих операциях, и я еще тогда заметил, что он довольно способный молодой человек… Видите, мировое научное сообщество оценило его работу по заслугам, а я, почему-то, выбран на роль козла отпущения.

Йозеф с вызовом смотрел на полковника. Тот поинтересовался:

– Вы все это серьезно говорили? То есть, вы ни в чем не раскаялись? И не испытываете жалости к убитым вами?

– Нет, не испытываю. Предназначение врача заключается в возможности обрывать никчемные жизни для достижения высших целей. Я являюсь сторонником расовой теории. Я уверен, что германцы – вершина цивилизации, и они должны управлять миром. Прерванные моей рукой жизни послужили материалом для улучшения арийского генофонда. Я горжусь той работой, которую проделал. И в лагере и, кстати, в Парагвае. Как, по-вашему, чем я там занимался?

– Сейчас посмотрю, − сказал Фролов.

Он перевернул несколько страниц и углубился в изучение очередного листа. Шенгеле забросил ногу на ногу. Стул не позволял сидеть в такой легкомысленной позе и Йозеф чуть с него не свалился. Он с трудом удержал равновесие и спросил:

– Полковник, разрешите мне стоять? Я никак не могу привыкнуть к столь элегантной русской мебели.

– Сидеть! – рявкнул Фролов, не отрывая от бумаги глаз.

Шенгеле подвинул таз к центру стула, уперся позвоночником в спинку и превратился в недовольное и нахохленное существо. Полковник оторвался от документов и посмотрел на него. Поза Йозефа была настолько комична, что Фролов громко рассмеялся. Шенгеле демонстративно отвернул голову. Полковник встал, взял стул, на котором прошлый раз сидел Сухов, перенес его в центр комнаты и сказал: