Библиотека географа - Джон Фасман

На корабле Омар делал все, что приказывал купец Сильвио: стряпал, чистил гальюны, драил палубу и подшивал паруса. Так прошел месяц, и вот наконец на горизонте показалась земля. Купец пригласил Омара к себе в каюту.

— То, что мы видим вдали, — Судак. Твоя новая родина. Ты собираешься там работать или по-прежнему воровать?

— Работать. Боюсь, все мои воровские инстинкты пропали.

— Хорошо. Я рассчитывал на подобный разумный ответ, пусть даже ты сейчас и слегка приврал. Далее. Я взял в твоей каюте этот мешок. Ты ведь попал на Сицилии в беду из-за того, что там лежит, не так ли? — Омар согласно кивнул. — Что ж, я избавлю тебя от этого бремени. — Омар начал было протестовать, но Сильвио положил ладонь на рукоять меча. — Не думай, я не столь бессердечен, как тебе кажется. Ты можешь выбрать одну вещь из этого мешка. Я посмотрел: там всего-навсего четырнадцать предметов. Пусть эта вещица напоминает тебе о прошлой жизни, а также о том, чего ты избежал. — Он протянул открытый мешок Омару, и тот сунул внутрь руку, быстро вынул какую-то вещь и, даже не взглянув на нее, положил в карман своей туники.

— Очень хорошо. Ты, что называется, положился на удачу. Или на судьбу? Или, быть может, на Бога? Уж и не знаю, на что вы, ребята, в таких случаях полагаетесь. Теперь слушай меня внимательно: когда корабль пришвартуется, уходи с него и никогда больше вблизи не появляйся. Парень ты здоровый, так что легко найдешь себе работу в порту. Не рекомендую отдаляться от берега — разве что тебе очень уж надоест жить: Золотая Орда и половцы сражаются за обладание этим краем, и когда одна из воюющих сторон усилится настолько, что сможет уничтожить другую, нам, генуэзцам, тоже придется отсюда уйти. Помимо всего прочего, чем дольше ты пробудешь с цивилизованными людьми, тем лучше для тебя. Ну а теперь собирай свои пожитки и иди на берег вместе с остальной командой. Если же еще раз меня обеспокоишь — к примеру скажешь кому-нибудь, что знаешь меня, или упомянешь о состоявшемся между нами разговоре, — я сдеру с тебя шкуру и срежу мясо с костей.

Омар метнулся на нос судна. Когда корабль достиг берега, он первым спрыгнул на пристань. Преображенный временем и пространством, он был свободен от всего на свете, в том числе и от собственности, если, конечно, не считать лежавшего у него в кармане некоего твердого на ощупь резного предмета сомнительной ценности. Сойдя на берег, он впервые с тех пор, как покинул Сицилию, вздохнул легко и свободно, бросил взгляд на закатное солнце и заковылял на кривых ногах морехода по деревянным доскам причала к выходу в город.

Хотя поначалу на душе у Омара было неспокойно и его глодали всевозможные опасения и заботы, он тем не менее оценил город, показавшийся ему вполне подходящим для жительства. Не таким блестящим и многогранным, как Палермо, но достаточно большим, пестрым и оживленным, подобно многим южным портовым городам, со всеми соответствующими удовольствиями, которые можно купить за деньги.

Он прожил в Судаке несколько лет, ни разу не обратившись к прежнему ремеслу — воровскому делу. Умение общаться на арабском и латыни, а также на вульгарном сицилианском наречии сделало его весьма популярным в порту толмачом — не только кормило и одевало, но и позволило скопить достаточно денег, чтобы заплатить калым за невесту и приобрести небольшой участок земли в горах. Уехав из Судака и обосновавшись на новом месте, он дал себе слово никогда больше не обращать свои взоры к морю и занялся крестьянским трудом: посадил у себя на участке виноградную лозу и апельсиновые деревья — и со временем приобрел репутацию хорошего винодела.

Ходили слухи, будто он научился получать из своего перегонного куба некую субстанцию, которая обеспечивала вкусившему ее человеку необычайное долголетие. Так это было или нет, неизвестно, но Омар не только пережил свою жену и семерых детей, но и, по мнению окружающих, далеко перешагнул естественный порог жизни. На смертном одре он сообщил своему старшему внуку, который уже и сам достиг почтенного возраста, стал священнослужителем и отличался безупречной репутацией, что прожил в Судаке и его окрестностях более века. Перед смертью он проснулся на границе ночи в тот исполненный тишины час, когда цикады перестают выводить свои рулады, а птицы еще только готовятся петь, вылез из постели и прокрался в уединенное место между домом и виноградниками. Там он выкопал небольшую ямку и, совершив все необходимые обряды и ритуалы, положил в нее завернутую в белоснежную ткань вещь, которую привез из Сицилии. Казалось, будто с этим предметом он зарыл и собственную молодость. Когда на рассвете в его комнату вошел слуга, чтобы помочь ему подняться для чтения утренних молитв, то увидел, что его хозяин холоден и недвижим, а под длинными ногтями на его руках засохла земля.

Что же касается генуэзского капитана Сильвио Фресчи, то он прославился не только как самый отважный и предприимчивый мореход из земли отважных и предприимчивых мореходов, но и как богатейший купец в том краю, где обитало великое множество богатых купцов и торговцев. Он основал генуэзские фактории в Циндао, Гуанчжоу и Фукуоке. По слухам, он взял себе жену в Аксуме, где провел долгие месяцы в беседе с монахом — хранителем ковчега Завета. Изредка, от случая к случаю, Сильвио приезжал в Геную, и его визиты всякий раз становились поводом для восторгов и празднеств, поскольку он возвращался с трюмами, набитыми заморскими специями, орехами, фруктами, семенами, тканями, экзотическими музыкальными инструментами и древними книгами. Он всегда плавал с одной командой, и если кто-либо из его людей умирал, дезертировал или оставался в каком-нибудь иностранном порту, никогда не брал на его место другого матроса. По этому поводу Сильвио имел обыкновение шутить, что уйдет на покой, когда от его команды останутся одни скелеты.

Пришло время удалиться от дел, и Сильвио сошел на берег в Генуе с оставшимися в его распоряжении двенадцатью моряками. Совместными усилиями они утопили свой корабль, воспользовавшись для этого черным порошком, который раздобыли в Циндао, выменяв на ящик прессованных розовых лепестков из Маската. Потом Сильвио пригласил своих людей к себе домой на прощальный ужин, где передал каждому из них тринадцатую часть своих богатств. Затем, как это было принято в Генуе у уходивших на покой капитанов, торжественно предал огню пустой мешок, что символизировало окончание морских путешествий и торговли. Мешок, сожженный им, был изготовлен из сицилийского джута. Члены команды Сильвио еще помнили юного вертлявого вора, который, привязав к поясу, пронес его на борт их корабля в Палермо.

Предмет 2. Башня, вырезанная из слоновой кости, — сорок сантиметров в высоту, двадцать в поперечнике у основания, двадцать в поперечнике в верхней части; внутри полая и полностью зачерненная, словно долгое время подвергалась воздействию огня. У прорезанных наружных окошек видны направленные вверх следы пламени, как у реальной башни, выжженной изнутри пожаром. Декоративный орнамент цвета аквамарина и киновари украшает основание башни, а также зубцы и минареты в ее верхней части. В основу дизайна изделия положено галлюцинаторное видение, возникшее под воздействием гашиша у Али Расула Али (1034–1134) — архитектора и шахматиста, жившего в городе Лахоре. Али вырезал из слоновой кости полный набор шахматных фигур значительно большего, чем обычно, размера. К концу жизни он стал очень близорук, но любви к шахматам не утратил и продолжал играть этими большими и тяжелыми фигурами, чтобы не напрягать зрение и тренировать мышцы рук.

Вся полезная работа проводилась алхимиком внутри башни, подобный факт в приложении к данному предмету позволяет составить представление о том, что такое башня алхимика или какой она могла быть. Главное, чтобы имелось необходимое для работы внутреннее пространство, ибо в трактатах говорится, что алхимик мог бы работать и внутри горошины, если бы нашел полую горошину соответствующих размеров. При любых условиях башня должна была содержать необходимое оборудование и испаряющие субстанции, связанные с определенным алхимическим процессом, по причине чего башни широко варьировались в размерах (эта одна из самых маленьких; описывается случай, когда для сих целей использовалась башня замка, в которой из-за ужасных запахов и испарений никто не мог жить). Впрочем, совершенно не обязательно придавать подобным конструкциям форму башни. Как известно, высшей степенью развития этого понятия являлся весь подлунный мир.

Дата изготовления. Конец одиннадцатого столетия нашей эры.

Изготовитель. Али Расул Али.

Место изготовления. Лахор.

Последний известный владелец. Юсеф Хадрас ибн Аззам абд Салих Джафар Халид Идрис. Означенный предмет был похищен из его библиотеки в 1154 году Омаром Иблисом, рожденным на Сицилии вором, который умер, переквалифицировавшись в феодосийские виноделы. Омар носил башню при себе вплоть до болезни, поразившей его в неестественно преклонных для простого смертного годах. Перед смертью он зарыл башню в уединенном месте между своим домом и виноградником. Она пролежала здесь, никем не потревоженная, до 1943 года, когда ее выбросил на поверхность один из взрывов, которые вменялись в вину крымско-татарским сепаратистам. На самом деле взрывные устройства закопал и активировал агент КГБ Юрий Старпов, чтобы создать предлог для задуманной Сталиным депортации и последующей ликвидации крымско-татарского населения. Майор Советской армии латвийского происхождения нашел башню среди вывернутых взрывом корней виноградника и привез с собой в Свенционис, где эта вещь, вероятно, совершенно забытая, пролежала в кладовке за кухней среди дешевых фаянсовых тарелок и щербатых чашек вплоть до 1974 года, когда дом был обворован.