Рейтинговые книги
Читем онлайн Луна и Смерть - Федерико Гарсиа Лорка

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 37
невинна.

7

Романс о черной тоске

К Хосе Наварро Пардо

Петух зарю высекает,

звеня кресалом каленым,

когда Соледад Монтойя

сходит по горным склонам.

Желтая медь ее тела

пахнет конем и туманом.

Груди, черней наковален,

стонут напевом чеканным.

– Кого, Соледад, зовешь ты

и что тебе ночью надо?

– Зову я кого зовется, —

не ты мне вернешь утрату.

Искала я то, что ищут, —

себя и свою отраду.

– О, Соледад, моя мука!

Ждет море коней строптивых,

и кто удила закусит —

погибнет в его обрывах.

– Не вспоминай о море!

Словно могила пустая,

стынут масличные земли,

черной тоской порастая.

– О, Соледад, моя мука!

Что за тоска в этом пенье!

Плачешь ты соком лимона,

терпким от губ и терпенья.

– Что за тоска!.. Как шальная,

бегу и бьюсь я о стены,

и плещут по полу косы,

змеясь от кухни к постели.

Тоска!.. Смолы я чернее

и черной тьмою одета.

О, юбки мои кружевные!

О, бедра мои – страстоцветы!

– Омойся росой зарянок,

малиновою водою,

и бедное свое сердце

смири, Соледад Монтойя…

Поет и плещет излука

крылом листвы и зенита.

Новорожденное утро

цветами тыквы повито.

Тоска цыган вековая

чиста и так одинока!

Тоска иного рассвета

и потайного истока…

8

Сан-Мигель. Гранада

Диего Буигасу де Далмау

Склоны, и склоны, и склоны —

и на горах полусонных

мулы и тени от мулов,

грузные, словно подсолнух.

В вечных потемках ущелий

взгляд их теряется грустно.

Хрустом соленых рассветов

льются воздушные русла.

У белогривого неба

ртутные очи померкли,

дав холодеющей тени

успокоение смерти.

В холод закутались реки,

чтобы никто их не тронул.

Дикие голые реки,

склоны, и склоны, и склоны…

Вверху на башне старинной

в узорах дикого хмеля

гирляндой свеч опоясан

высокий стан Сан-Мигеля.

В окне своей голубятни

по знаку ночи совиной

ручной архангел рядится

в пернатый гнев соловьиный.

Дыша цветочным настоем,

в тоске по свежим полянам

эфеб трехтысячной ночи

поет в ковчеге стеклянном.

Танцует ночное море

поэму балконов лунных.

Сменила тростник на шепот

луна в золотых лагунах.

Девчонки, грызя орехи,

идут по камням нагретым.

Во мраке крупы купальщиц

подобны медным планетам.

Гуляет знать городская,

и дамы с грустною миной,

смуглея, бредят ночами

своей поры соловьиной.

И в час полуночной мессы,

слепой, лимонный и хилый,

мужчин и женщин с амвона

корит епископ Манилы.

Один Сан-Мигель на башне

покоится среди мрака,

унизанный зеркалами

и знаками зодиака, —

владыка нечетных чисел

и горних миров небесных

в берберском очарованье

заклятий и арабесок.

9

Сан-Рафаэль. Кордова

Хуану Искьердо Кроссельесу

I

Смутно уходят упряжки

в край тишины тростниковой

мимо омытого влагой

римского торса нагого.

Гвадалквивирские волны

стелют их в зеркале плесов

меж гравированных листьев

и грозовых отголосков.

И возле старых повозок,

в ночи затерянных сиро,

поют, вышивая, дети

про вечную горечь мира.

Но Кордове нет печали

до темных речных дурманов,

и как ни возводит сумрак

архитектуру туманов —

не скрыть ее ног точеных

нетленный и чистый мрамор.

И хрупким узором жести

дрожат лепестки флюгарок

на серой завесе бриза

поверх триумфальных арок.

И мост на десять ладов

толкует морские вести,

пока контрабанду вносят

по старой стене в предместья…

II

Одна лишь речная рыбка

иглой золотой сметала

Кордову ласковых плавней

с Кордовой строгих порталов.

Сбрасывают одежды

дети с бесстрастным видом,

тоненькие Мерлины,

ученики Товита,

они золотую рыбку

коварным вопросом бесят:

не краше ли цвет муската,

чем пляшущий полумесяц?

Но рыбка их заставляет,

туманя мрамор холодный,

перенимать равновесье

у одинокой колонны,

где сарацинский архангел,

блеснув чешуей доспеха,

когда-то в волнах гортанных

обрел колыбель и эхо…

Одна золотая рыбка

в руках у красавиц Кордов:

Кордовы, зыблемой в водах,

и горней Кордовы гордой.

10

Сан-Габриэль. Севилья

Дону Агустину Виньюалесу

I

Высокий и узкобедрый,

стройней тростниковой лагуны,

идет он, кутая тенью

глаза и грустные губы;

поют горячие вены

серебряною струною,

а кожа в ночи мерцает,

как яблоки под луною.

И туфли мерно роняют

в туманы лунных цветений

два такта грустных и кратких,

как траур облачной тени.

И нет ему в мире равных —

ни пальмы в песках кочевий,

ни короля на троне,

ни в небе звезды вечерней.

Когда над яшмовой грудью

лицо он клонит в моленье,

ночь на равнину выходит,

чтобы упасть на колени.

И повелителя горлиц,

чуждого ивам печальным,

Сан-Габриэля встречают

звоном гитар величальным:

– Когда в материнском лоне

зальется дитя слезами,

ты вспомни про тех цыганок,

что бисер тебе низали.

II

Анунсиасьон де лос Рейес,

плеснув косой смоляною,

выходит, кутая плечи

лохмотьями и луною.

И с лилией и улыбкой

пред нею в поклоне плавном

предстал Габриэль-архангел,

Хиральды прекрасный правнук.

Таинственные цикады

по бисеру замерцали.

А звезды по небосклону

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 37
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Луна и Смерть - Федерико Гарсиа Лорка бесплатно.

Оставить комментарий